Владимир Колганов - Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»

• Название: Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»
• Автор: Владимир Колганов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-227-03752-7

Из дневника Булгакова: «Около двух месяцев я уже живу в Обуховом переулке в двух шагах от квартиры К., с которой у меня связаны такие важные, такие прекрасные воспоминания моей юности…» Кто такая эта загадочная К., булгаковеды до сей поры не разгадали. Литературное расследование автора посвящено разгадке личности таинственной дамы, в которую был безнадежно влюблен М.А. Булгаков.

Помимо истории о несчастной любви известного писателя к очаровательной княгине, вниманию читателей представлен рассказ о жизни потомков главной героини. Исследование биографий некоторых персонажей приводит к неожиданным открытиям, которые снова возвращают нас назад, в 20-е и 30-е годы прошлого столетия, но не в Москву, что было бы логичнее, а на берега Сены, Темзы, на побережье Средиземноморья и в Берлин. Немало страниц посвящено судьбам русских аристократов на примере родственников княгини и ее многочисленных знакомых.

---

Не в Петербург… А может быть, и не в Москву?

Вполне возможно, что угнетенное состояние Киры Алексеевны связано и с тем, что ей пришлось ухаживать за рано постаревшими родителями. Особенно плоха была ее мать, судя по всему страдавшая нервным расстройством. Об этом пишет брат Георгий:

«Поверь, хоть ты и сожалеешь о неисполнении твоих желаний, что ты тогда своими поступками внесла слишком большую тревогу в любящих тебя людей и то неподдельное огорчение нашего папы не имело бы границ, если бы ты ушла из семьи, т. к. я вижу и глубоко чувствую, что по временам папа выбивается из сил, дабы удовлетворить желания больной мамы… Понимая тебя всей душой, я все же должен признать нужным, что для нас (!) известные компромиссы со своими желаниями необходимы для устоя той же семьи и спокойствия окружающих, которое иногда бывает нужнее собственного… Я собственным опытом знаю, что все те жизненные вопросы и весь ход самостоятельного существования, которого ты так хотела, по временам становится так противен и тяжел, что и мужская сила не выдерживает…»

Брат лезет вон из кожи, пытаясь удержать Киру в семье, убедить в том, что нужно забыть о самой себе, ради блага семьи распроститься с надеждами на личное счастье. Каково было весьма привлекательной девушке в цветущем возрасте — ей шел двадцать второй год — сознавать, что радости бытия не для нее, что вынуждена она запереть себя в четырех стенах, ухаживая за родителями, а в это время жизнь в окружающем мире бьет ключом.

Но что же это были за «поступки»? Куда или к кому Кира собиралась уходить? Известно лишь, что в начале 1909 года она на некоторое время все же покинула дом. Причину узнаем из письма подруги Анжелики:

«Твой отец был у нас и говорил мне, что ты поступила на курсы Боб.-П., очень рада, думаю, что тебе это даст удовлетворение, да и с практической стороны это хорошо, дает тебе права, которыми, Бог знает, может быть тебе и придется когда-нибудь воспользоваться. Вчера у нас был Федоров [местный помещик] и говорил, что видел тебя, что ты побледнела и похудела, что это значит?»

Речь тут идет о женских курсах новых языков, открытых М.М. Бобрищевой-Пушкиной в 1889 году в Санкт-Петербурге. Там же преподавалась и история западноевропейской литературы, а также «изящные рукоделия», в частности выжигание по дереву и рисование по фарфору. Пожалуй, с этим увлечением Киры Алексеевны все ясно. Наверняка знание «новых языков» пригодилось Кире Алексеевне в эмиграции, в Париже. А вот история литературы… Возможно, она тоже пыталась писать.

Но вот отчего Кира «похудела и побледнела»? Не исключено, что сказалось переутомление от учебы. Так ли это? Ответа в письмах мы не найдем, остается лишь высказывать догадки.

Итак, вполне логично допустить, что первая встреча Булгакова с Кирой Алексеевной состоялась в 1908 году. Однако продолжить знакомство было им не суждено. Сын священника и дочь камергера — да это даже обсуждать не стоит. Если же представить, что Кира Алексеевна рассказала о своей симпатии матери, достаточно просто догадаться о реакции — последовал нервный срыв. Увы, при тех обстоятельствах, когда общество жестко делилось на сословия, Булгакову было не на что надеяться. Ну, пусть не родовит, но был бы хоть богат! Надо совсем не любить свою дочь, чтобы разрешить ей встречаться с каким-то студентишкой с туманными жизненными перспективами. Примерно та же ситуация возникла позже, когда Булгаков ухаживал за Татьяной Лаппа. Но в этом случае он сумел добиться своего. Любовные неудачи не проходят даром.

Кира тяжело переживала вынужденный разрыв, однако в конце концов смирилась. Тяжкие душевные испытания выпали и на долю Михаила, но в отличие от своей любимой отказаться от нее он уже не смог. Возможно, что после той, последней встречи в 1917 году Булгаков всю оставшуюся жизнь искал именно Киру Алексеевну. Лишенный возможности быть вместе с ней, искал ее в других встреченных им женщинах. Поэтому и от Лаппа ушел к аристократке Белозерской — а что, может быть, и в самом деле из князей? Потом Нюренберг-Шиловская своими изысканными манерами напомнила ему Киру Алексеевну. Однако речь дальше пойдет совсем не о перемене жен.

Надо признать, что характер той Маргариты, которую Мастер встретил в переулке неподалеку от Тверской, не имеет ничего общего с Еленой Сергеевной Нюренберг-Шиловской. Тоска, печаль, ощущение одиночества были совершенно несвойственны этой энергичной даме, пережившей всех своих мужей. Да и познакомилась она с Булгаковым в развеселой компании, то ли на празднование Пасхи, то ли на маскараде в квартире командарма Уборевича, который жил в том же доме, что и семья Евгения Шиловского. Дочь Уборевича в своих воспоминаниях пишет о Елене Сергеевне так:

«Один эпизод я запомнила, так как он говорил о ее незаурядном характере уже в детстве. Олю учили музыке. Когда подошло время учить музыке Елену, родители привели к ней в комнату учительницу. Елена Сергеевна выпрыгнула в окно, и тогда родители оставили ее в покое».

Думается, что, создавая образ Маргариты, той, что шла по улице с букетиком желтых цветов, Булгаков видел перед собой совсем другую женщину — ту, которую он встретил однажды на Пречистенке, в Обуховом переулке.

«Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!»

Да, именно это ощущение возникает, когда глядишь на фотографию Киры Алексеевны, сделанную осенью 1914 года. Муж собирался уходить на войну, а она оставалась совсем одна в этом незнакомом городе, так и не ставшем для нее родным за прошедшие два года. Именно такой ее Булгаков и увидел.

«Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души. Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдет, и я никогда ее более не увижу…

И, вообразите, внезапно заговорила она:

— Нравятся ли вам мои цветы?

Я отчетливо помню, как прозвучал ее голос, низкий довольно-таки, но со срывами, и, как это ни глупо, показалось, что эхо ударило в переулке и отразилось от желтой грязной стены. Я быстро перешел на ее сторону и, подходя к ней, ответил:

— Нет.

Она поглядела на меня удивленно…

— Вы вообще не любите цветов?

В голосе ее была, как мне показалось, враждебность. Я шел с нею рядом, стараясь идти в ногу, и, к удивлению моему, совершенно не чувствовал себя стесненным.

— Нет, я люблю цветы, только не такие, — сказал я.

— А какие?

— Я розы люблю.

Тут я пожалел о том, что это сказал, потому что она виновато улыбнулась и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я все-таки поднял их и подал ей, но она, усмехнувшись, оттолкнула цветы, и я понес их в руках.

Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы, не бросила их на мостовую, затем продела свою руку в черной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом…

Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!

Так поражает молния, так поражает финский нож!

Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя…

Так вот она говорила, что с желтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец ее нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь ее пуста.

Да, любовь поразила нас мгновенно. Я это знал в тот же день уже, через час, когда мы оказались, не замечая города, у кремлевской стены на набережной.

Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой».

Пожалуй, эти прекрасные строки не стоит разбирать, выискивая в них новые доказательства моей версии. Но удержаться очень трудно. Ну, скажем, вот такая фраза:

«Мы шли по кривому, скучному переулку».

А между тем Обухов переулок имеет незначительный излом, впрочем, как и многие другие арбатские переулки. И еще фрагмент описания их первой встречи:

«Эхо ударило в переулке и отразилось от желтой грязной стены».