Андрей Бондаренко - Купчино, бастарды с севера

• Название: Купчино, бастарды с севера
• Автор: Андрей Бондаренко
• Жанр: Детектив

Санкт-Петербург, мой любимый город. Купчино, мой любимый район. Реальные люди. Реальные события.

Вы, уважаемые читатели, вправе не поверить, но всё, описанное ниже, произошло на самом деле. Ну, или почти всё. Процентов, скажем, на сорок пять. Что, согласитесь — по нашим непростым и мутным временам — совсем и ни мало.

А конечная подоплёка этой запутанной истории прояснится только в Эпилоге. Там же будут озвучено, как и полагается, имя Главного злодея…

---

Неожиданно из белых «Жигулей», следовавших по улице Димитрова в сторону Невы, вылетел непонятный чёрный предмет.

— Ба-бах! — громыхнуло на всю округу.

Элегантную красотку в собольем полушубке скрыло за плотным облаком ядовито-жёлтого дыма.

— Это же Мария! Моя супруга! — горестно объявил с трибуны Толстый бастард. — Помогите кто-нибудь! Ради Бога…

— Мариночка! — полетел над людской толпой громкий мужской голос-стон, полный ужаса и нестерпимой боли. — Расступились, суки, в стороны! А-а-а! Пристрелю! Прочь, твари! Маняша! Держись!

Это Тощий бастард, отталкивая всех и вся, кто оказывался на его пути, мчался со всех ног к ядовито-жёлтому облаку…

Глеб бежал, нёсся, спешил, летел, а в его голове — безостановочным цветным калейдоскопом — крутились-мелькали картинки из далёкого Прошлого.

Так иногда бывает. Например, во время затяжного боя, когда получаешь серьёзное пулевое ранение. Понимаешь, что сознание постепенно мутнеет, и не знаешь — очнёшься ли когда-нибудь. И тогда перед «внутренним взором» раненого проплывает — за считанные секунды — вся его долгая жизнь. Или только наиболее яркие и значимые отрезки жизни означенной…

Глава шестая Чукотские воспоминания. На встречу…

Певек — городок особый. В том глубинном смысле, что особый-особый-особый. Особливей просто не бывает…

Расположен Певек на далёком северо-восточном Чукотском полуострове, за Полярным кругом, на берегу Чаунской бухты. Или же Чаунской губы, тут уж как кому больше нравится.

За городом, с южной стороны, тянется гряда покатых, сизо-хмурых сопок. Самая высокая из них называется — «Пээкиней». От этого экзотического чукотского названия, после уродливой фонетической трансформации, и — «Певек» получился. Легенда ходит среди местного населения, что в очень давние Времена на склонах этой сопки шла ожесточённая и кровопролитная война чукчей с коряками, или, к примеру, с всякими юкагирами. В процессе войны образовались самые натуральные горы хладных трупов. А хоронить-то и негде — лишь вечная мерзлота кругом. Победители наспех забросали покойников камнями, подвернувшимися под руку, и этим ограничились. Отсюда и название Пээкиней — «дурно пахнущая гора».

А сейчас, в наши дни, южнее Пээкинея располагаются зоны для осуждённых уголовников. И обычные, и строгого режима. Штук пять, наверное. Может быть, и все шесть. Что характерно, побегов заключённых — за долгие-долгие годы — в тех зонах не зафиксировано. Куда, собственно, бежать? Край Земли, как-никак. Богом забытое место…

Глеб Назаров родился в Курской области, в городке Железноводске. Но потом, когда мальчишке исполнилось восемь лет, его отца — военного лётчика — перевели служить на Чукотку, в Певек. Мол, тамошнему лётному отряду срочно потребовалось усиление.

Надо, значит, надо. Приказ любимой Родины — это вам не портянка заскорузлая, позапрошлогодняя. Собрались по-быстрому и, посидев на дорожку, отправились — с четырьмя посадками для дозаправки топливом — на Край Земли.

Прилетели, вылезли из военно-транспортного самолёта, загрузили чемоданы, баулы и тюки в старенький армейский «Урал», а сами пошли от аэродрома пешком. Так отец Глеба решил, мол: — «Надо слегка осмотреться на местности. Первая заповедь военного человека…».

Вшестером пошли: Глеб, его родители, старший брат Иван, капитан Бокий, встречавший семью Назаровых в аэропорту, и его сын Колька — Глебов одногодок.

Рядом с одинокими воротами аэропорта («одинокими» по причине отсутствия — собственно — забора), стояла потрёпанная северными ветрами скульптура — чукча в компании с северным оленем. У оленя наличествовал, почему-то, только один корявый рог.

Чуть в стороне от странной скульптуры обнаружился и самый настоящий чукча — тоже потрёпанный и непрезентабельный, без оленя, но зато с большой картонной коробкой в руках. В коробке весело и беззаботно копошились лобастые щенки.

Дождавшись, когда взрослые и дети подойдут поближе, чукча жалостливо запричитал:

— Здрасьте, уважаемые! Чайку бы, а? Отработаю чем, или на щенков поменяю: один щенок за половину пачки чая. Может, сговоримся, дядьки? А? Хорошие щенки, злые. Волками вырастут, зуб даю, — картинно щёлкнул ногтем большого пальца по единственному чёрному зубу.

— Обойдёшься, гнида, — Фёдор Бокий невежливо отодвинул чукчу в сторону, после чего пояснил: — Спиртного им, бродягам, совсем не продают, строго запрещено. Так чукчи взяли моду чифирить. У наших зеков, видимо, научились. За пачку чая мать родную готовы придушить. Но лучше — вовсе ничего им не давать. Логика у чукчей чёткая и железобетонная: если кто-то — один раз — чего-то дал, значит, и второй раз дать может… Полгода потом будет следом за тобой ходить и канючить слёзно. А если сдуру дашь за щенка полпачки чая, то совсем замучит. Будет каждый день щенков приносить. Говоришь ему, болезному, мол, не надо больше щенков. Не надо… А он, морда раскосая, думает, что этого конкретного цуцика не надо. Мозги у чукчей так устроены. Назавтра другого, обязательно, притащит. Послезавтра — третьего. И так до полной и окончательной бесконечности. Года полтора, зараза упорная, будет надоедать, никак не меньше. Вы, уж, пожалуйста, учтите на будущее…

Был самый разгар июня месяца, но летом и не пахло. Со стороны Чаунской бухты дул пронизывающий северный ветер, температура окружающего воздуха находилась на уровне плюс одиннадцати-двенадцати градусов.

— Сегодня ещё тепло, — по-приятельски улыбаясь, сообщил Колька Бокий, парнишка упитанный, но очень шустрый. — А, вот, недели две назад заморозки были. Даже снег шёл. Потом, правда, растаял.

Сам городок на Глеба особого впечатления не произвёл: почерневшие бараки, обшарпанные типовые пятиэтажки, разномастные строительные вагончики-бытовки. Обычное дело. В Железноводске было примерно то же самое. Только там деревья росли. Высокие. С листьями. А в Певеке деревьев не было вовсе. Да и с зелёной травой наблюдались трудности. Сплошные чёрные камни, местами поросшие лохматым бурым мхом и жёлто-фиолетовыми узорчатыми лишайниками. А ещё — везде и всюду — валялись пустые огромные бочки из-под солярки и прочего топлива.

— Не расстраивайся, приятель, — на правах местного жителя утешал Колька Бокий. — Это только в городе так мрачно. А мы с тобой как-нибудь сходим в тундру. Там замечательно — зелёная густая травка, всякие цветы, птички чирикают, шмели жужжат, шустрые песцы гоняются за жирными леммингами. Красота неземная, одним словом… Скоро пойдут грибы. Тут их много — подосиновики, подберёзовики, моховики, козлята, сыроежки. А осенью уговорим старших, чтобы они взяли нас с собой на охоту за серыми гусями. Здесь и уток много, но на них, как правило, не охотятся, брезгуют. Утиное мясо, оно тёмное и пахнет противной болотной тиной. В лебедей же не стреляют из жалости — больно, уж, они красивые… А рыбу ты умеешь ловить? На удочку, на спиннинг, на кораблик? Не пробовал ещё? Не страшно, научим. Как любит говорить мой папа: — «Не Боги горшки обжигали…». В здешних тундровых ручьях водится форель, щука, голец, палия и хариус. А в реки из моря заходит нереститься всякая красная рыба — нельма, горбуша, кета… Ещё можно сходить в порт. Там классно. Большие корабли стоят у причалов. Краны здоровенные крутятся туда-сюда. Морем пахнет…

Семья Назаровых успешно заселилась в офицерское общежитие. Разобрали вещи, умылись с дороги, получили постельное бельё, организовали — на скорую руку — скромный праздничный стол. Позвали соседей-сослуживцев и на славу отметили новоселье.

Взрослые засиделись за полночь.

— Пусть Глебчик идёт спать к нам, — предложил компанейский Фёдор Бокий. — Лягут с Николаем «валетом», и все дела.

Но Глебу спать совершенно не хотелось, видимо, сказывалась разница в часовых поясах.

Было два часа ночи, он стоял на общественной кухне возле окна и смотрел на гряду покатых сизо-хмурых сопок. Ярко-малиновое солнышко, ласково подмигивая, готовилось спрятаться за гору Пээкиней.

Подошла мать и встала у него за спиной.

— Мама, сейчас, ведь, ночь? — спросил Глеб.

— Ночь.

— А почему за окошком так светло?

— Летом здесь царствует Белая ночь, сынок… Ага, сейчас. Смотри очень внимательно.

Солнце плавно — на три четверти диаметра — скрылось за склоном Пээкинея. Потом, словно бы задумавшись о чём-то важном, замерло. А примерно через минуту, словно приняв некое судьбоносное решение, двинулось вверх.

— Закат — неведомым образом — преобразовался в рассвет, — зачарованно прошептал Глеб. — Очень красиво и необычно…

Что было потом? Да, в принципе, ничего особенного и экстраординарного. Обычная мальчишеская жизнь, без каких-либо изысков и приключений. Школа, на каникулах и в выходные дни походы с отцом и братом Иваном в тундру. Иногда им составляли компанию отец и сын Бокии. Рыбалка, охота, сбор грибов и ягод, ночёвки у дымных походных костров. Тундра, она очень красивая, живая, и добрая. В том плане, что живой и доброй тундра бывает поздней весной, летом и ранней осенью. А всё остальное время она снежная, морозная, суровая и мёртвая…