Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка

• Название: Сиротка
• Автор: Мари-Бернадетт Дюпюи
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-14-1038-0

Волнующая, потрясающая воображение судьба девушки-сироты. Холодным январским днем сестра Мария Магдалина находит на пороге монастырской школы малышку, завернутую в меха. В записке указано имя — Мари-Эрмин. Почему родители оставили ее у двери приюта как ненужную ношу?

Со временем Эрмин, наделенная прекрасным голосом, станет той, кого будут называть соловьем. Она полюбит Тошана, и когда до помолвки останется совсем немного, девушка получит страшное известие о смерти любимого. Внезапно в жизни Эрмин появляется… ее мать Лора. Почему же только теперь она решила найти дочь?

Правда о судьбе родителей шокирует девушку. Неужели ее мать была продажной женщиной? Лора стремится устроить жизнь дочери, выгодно выдав ее замуж.

Сердце Эрмин рвется на части. Хватит ли у нее сил пережить все удары судьбы и обрести долгожданное счастье?

Удивительная история покорила тысячи читателей Старого и Нового Света. Роман признан одним из лучших произведений автора.

Полный неожиданных поворотов сюжет, кипение страстей, ураган эмоций захватывают с первых страниц.

---

— Она много работала над песней, — заверила священника настоятельница. — В определенной мере этот ребенок живет за счет общины — жители Валь-Жальбера дарят ей одежду и книги. И это ее шанс всех отблагодарить.

Когда пришло время отправляться к мессе, сестра-хозяйка не на шутку разволновалась. И Мари-Эрмин тоже. Девочке хотелось есть, но кусок не шел в горло.

— Будет лучше, если ты поешь после мессы, — отрезала сестра Викторианна. — Надевай пальто и шапку, на улице начинается снегопад.

Пока они шли к церкви под падающими с неба пушистыми хлопьями снега, девочка вспоминала свою жизнь. Вместе с ней шли одетые в черное сестры, чье волнение и страх были практически осязаемы.

— Не разочаруй нас, Мари-Эрмин, — говорила настоятельница. — В церкви будет много народу, но ничто не должно тебя отвлекать.

Элизабет и Жозеф со своими мальчиками сидели в первом ряду. Они очень волновались, поскольку тоже приложили немалые усилия, чтобы подбодрить девочку.

— Жо, я сама не своя от страха, — призналась мужу молодая женщина. — Посмотри, вот наша девочка! Как ровненько она держит спину!

По этому случаю она сшила подопечной платье из своего старого темно-синего наряда. Этот цвет ночного неба подчеркивал белизну кожи Мари-Эрмин и делал еще ярче ее лазурно-голубые глаза. Две косы с белыми лентами лежали у нее на плечах.

— Когда месье кюре закончит проповедь, придет твой черед, — шепнула девочке сестра-хозяйка. — Ты помнишь, куда тебе нужно встать?

— Да… Да… — запинаясь, пробормотала Мари-Эрмин. — Но у меня живот болит!

— Это потому, что ты волнуешься, — пояснила сестра Викторианна. — Не обращай внимания на толпу. Думай, что ты поешь для Господа и для всех небесных ангелов. Я уверена, сестра Мария Магдалина услышит тебя и порадуется, что у тебя такой красивый голосок.

Слова пожилой монахини успокоили девочку. Она тихо прочла молитву, призывая Божественные силы себе в помощь. В церкви собралось много народу, и это стало лишним поводом для волнения.

Текли минуты, казавшиеся ребенку бесконечными. Наконец мать-настоятельница за руку подвела Мари-Эрмин к алтарю. В церкви воцарилась абсолютная тишина, когда она объявила:

— Наша ученица споет для вас «Тихая ночь» в честь рождения Сына Господнего Иисуса. Будьте к ней снисходительны, она очень волнуется.

Элизабет сжала руку супруга так сильно, что он едва не вскрикнул.

— Угомонись, Бетти! Ничего страшного с ней не случится.

Однако и он тоже переживал.

Отец Бордеро попросил одного из своих прихожан аккомпанировать девочке на скрипке. Это был фабричный бригадир, посвящавший свободные часы музыке. С первым аккордом Мари-Эрмин запела.

Ночь святая, ночь чудес!
Звезды свет струят с небес,
Совершилось, чему надлежит,
И младенец, что в яслях лежит, —
Это Божья любовь…

Все затаили дыхание. Сестра Викторианна сложила ладони в молитвенном жесте и слушала, качая головой в такт музыке. Усиленный хорошей акустикой помещения, голос девочки был невероятно прозрачен и при этом силен и звонок. Мари-Эрмин больше не было страшно. В слова песни она вкладывала всю свою наивную детскую душу, брала все более высокие ноты…

Прихожане Валь-Жальбера слушали, как зачарованные, не помня себя от восторга. Этот рождественский гимн им не раз приходилось слышать, но благодаря стоящему у алтаря очаровательному ребенку он наполнился новым смыслом. Чистота звучания голоса поражала.

Когда Мари-Эрмин замолчала, несколько секунд в церкви стояла тишина. Потом дети захлопали в ладоши, но взрослые не последовали их примеру — в церкви они привыкли соблюдать тишину.

Отец Бордеро с улыбкой на устах подошел к девочке.

— Поздравляю тебя, — сказал он тихо.

А потом произнес короткую речь, запечатлевшуюся в памяти жителей поселка.

— Мои дорогие прихожане, сегодня Мари-Эрмин порадовала нас всех. И я с волнением вспоминаю, что семь лет назад провидение доверило нам судьбу этого милого ребенка, доверило нам, жителям Валь-Жальбера. И не важно, каковы были сопутствующие обстоятельства, но перст Господень привел к нам этого хрупкого соловья, который теперь благодарит нас своим пением. Да-да, я сравню эту девочку с соловьем, ибо это самая талантливая в музыкальном отношении птица. В молодые годы, путешествуя по Франции, я имел счастье слышать соловьиное пение. И у нашей Мари-Эрмин, уверяю вас, голос столь же прекрасный, как и у соловья. Я разрешаю вам ей похлопать.

Послышались робкие аплодисменты. Элизабет тихо плакала.

— А наш кюре сегодня в ударе! Маленький соловей из Валь-Жальбера! Это хорошо звучит! — проговорил, улыбаясь, Жозеф.

Мать-настоятельница поторопилась увести девочку, которую смущали устремленные на нее взгляды. Сестра-хозяйка порывисто обняла Мари-Эрмин.

— Ты пела лучше, чем когда бы то ни было, малышка! — заверила она девочку.

— Будьте сдержанны в похвалах, сестра! Девочка не должна расти тщеславной, — добавила сестра Бенедиктина.

После этого первого выступления к Мари-Эрмин часто стали обращаться с просьбой что-нибудь спеть. Одноклассники нередко просили ее спеть на перемене.

— Не могу, матушка-настоятельница меня отругает, — отвечала девочка. — Я могу петь только по пятницам, на уроке музыки.

В доме семьи Маруа запреты не действовали. Жозеф, смеясь, требовал «Больше в лес мы не пойдем» и «На дворцовой лестнице»[18]. Маленькой певунье за старательность он обещал карамельку или монетку. Очень скоро появилась привычка перед исполнением песни ставить Мари-Эрмин на табурет. Симон и Арман усаживались тут же на полу. Элизабет устраивалась в кресле-качалке. Она была на четвертом месяце беременности. Когда они с мужем оставались наедине, она рассказывала, что дитя у нее в утробе начинало двигаться с первого же куплета.

Монахини же пользовались любой возможностью приобрести нотные записи песен и партитуры. Они искренне верили, что дар девочки — настоящее Божье благословение. К следующему Рождеству они разучили с ней «Ave Maria» Шуберта.

Трагическое событие чуть было не нарушило эти планы. Десятого февраля 1924 года в церкви случился пожар. Пламя пожрало и домик священника. Попытки жителей Валь-Жальбера спасти постройки были тщетны.

В этот день портрет сестры Марии Магдалины узнал следующее:

— Это было ужасно, мамочка! Многие дамы плакали. Мужчины пробовали потушить огонь, но у них ничего не получилось. Все сгорело. Месье кюре пообещал, что у нас будет новая церковь. Не знаю, будет ли она такой же красивой, как прежняя[19]. А пока часовней будет служить актовый зал монастырской школы. Сестра Викторианна сказала, что там поставят статуи и маленький алтарь.

* * *

Прошли многие недели и месяцы.

Однажды воскресным вечером Мари-Эрмин рассказала фотографии, как прошло ее первое причастие.

— На мне было белое платье и фата. Бетти сшила это платье для меня и украсила его вышивкой. Жозеф купил для него ткань. Он добр ко мне и часто говорит, что я ему как дочка. Симон шалил перед церковью, а потом делал вид, что хочет отнять у меня молитвенник. И все-таки я знаю, что он меня очень любит. Бетти говорит, что он мне завидует. Но он мне как брат. Прошлой зимой, вечером, Симон повел меня посмотреть на волков. В лесу, возле мельницы Уэлле многие слышали вой. Когда стемнело, мы взяли фонарь и тайком вышли из дома. Волков было двое, они ходили между деревьями. Симон думал, я испугаюсь, а я подумала, что волки очень красивые. У них густая серая шерсть и блестящие глаза. Хорошо, что Жозеф ничего не узнал. Он бы наказал Симона ремнем, а Бетти расплакалась бы…

Сестра Мария Магдалина всегда улыбалась ей с портрета, даже если девочка поверяла ей свои горести.

— Ты такая красивая, мамочка, — сказала Мари-Эрмин, целуя стекло. — Месье кюре попросил, чтобы после мессы я спела «Ave Maria». Надеюсь, ты меня слышала и гордишься мной. Он сказал, что у меня голос ангела. Но это ты мой ангел! Каждый раз я пою для тебя, мамочка…

Чем больше проходило времени, тем чаще Мари-Эрмин поверяла свои мысли портрету молодой монахини, мучимая потребностью без конца повторять заветное слово, которое ей запрещено было произносить — слово «мама»… Однажды утром, все еще лежа в постели, девочка, глядя на нежное лицо сестры Марии Магдалины, стала жаловаться:

— Мама, этой ночью мне приснился сон. Думаю, я видела мою настоящую мать. Шел снег, и была собачья упряжка… И бородатый мужчина. Я испугалась, но красивая дама стала меня утешать и целовать. И мне было так хорошо! А потом я проснулась…

С тех пор она часто видела этот сон. Рассказать о нем сестре-хозяйке девочка не решилась — слишком много эмоций было с ним связано. Мари-Эрмин чувствовала одновременно большое счастье и острую грусть, как если бы ей показали что-то чудесное, что, однако, никогда не будет ей принадлежать.