Керен Певзнер - В поисках Голема

• Название: В поисках Голема
• Автор: Керен Певзнер
• Жанр: Детектив

---

Я хотела выйти из зала, так как съеденный салат колом встал в горле. Но, решив не поддаваться слабостям, я повернулась и стала следить за действием во все глаза.

Один из бородачей, взяв в руки молитвенник, привычно закачался, выпевая знакомые слова. Второй повыше ростом, и с более окладистой бородой, расставлял зевак так, чтобы они не мешали резчику.

А тот продолжал свое дело. Оттянув ребеночку крайнюю плоть, он зажал ее широким зажимом так, чтобы только маленький кусочек кожицы торчал наружу. А потом, взмахнув скальпелем и громко пропев фразу «Бог один, бог велик!» он резким движением срезал этот кусочек кожи и разомкнул зажим. Младенец захныкал, резчик обмакнул в бокал с вином палец и провел им по губам несчастного ребенка. Потом, не переставая обрабатывать ранку, громко возвестил: «Еще один еврей принят в союз детей Авраама, праотца нашего!»

Тут все захлопали в ладоши, человечек передал запеленатого спящего младенца матери, засверкали вспышки, и снова заиграла музыка, но теперь уже веселая танцевальная.

Наши соседи по столу стояли возле родителей: Карни целовала счастливую пару, а Ашер непрерывно фотографировал. Я потянула Дениса за рукав:

— Не пора ли нам, милый? Почтили своим присутствием, пора и честь знать.

— Подожди, сейчас принесут горячее, — возразил он.

— Я тебе дома приготовлю горячее, а потом еще острое и пикантное, — ответила я. — Идем, а то после этого зрелища мне так хочется убедиться в том, что у тебя все на месте. Да и шашлык из куриных бюстов в глотку не полезет.

И мы ушли тихо, по-английски.

*   *   *

На следующий день я сидела в кабинете и бодро стучала по клавишам, несмотря на продолжавшуюся жару. Ночью все мои опасения по поводу символической кастрации рассеялись, поэтому утром я ехала на работу в довольном расположении духа.

В дверь постучали.

— Можно?

— Входите.

В комнату вплыла Карни. На ней было надето уже другое платье, не такое декольтированное, как вчера, но браслеты и перстни были на месте. Наверняка, она чувствовала себя голой без них.

— Привет! Как ты узнала, что я сижу здесь?

— Ты же сама сказала, что у тебя контора на Соколова. Вот я и пришла. У меня к тебе дело.

— Слушаю.

— Вот, смотри.

Карни порылась в сумочке и достала длинный конверт. Я развернула его, и мне бросился в глаза странный герб — белый лев с раздвоенным хвостом стоял на задних лапах и держал в передних голубую звезду Давида. На двух языках — английском и чешском было написано «Общество потомков бен-Бецалеля».

— Что это?

— Понятия не имею. Пришло три дня назад по почте, на имя мужа, а я ни английского, ни чешского не знаю.

— А что говорит муж?

— Муж умер месяц назад. Я позавчера отметила 30 дней.

— Соболезную. Хорошо, давай я прочитаю и попробую перевести.

На каком-то странном архаичном английском было написано: «Глубокоуважаемый пан Йозеф Маркс. Невзирая на наши недавние разногласия, имеем честь пригласить Вас на Пражское бьеннале, посвященное священной формуле создателя Голема, а буде на то Ваше желание — принять в оном участие, выступив с докладом. К сожалению, Вы так и не дали нам ответа по поводу продажи Вами пакета документов, о котором мы не раз имели с Вами беседу, поэтому Общество надеется, что на этот раз вы более снисходительно отнесетесь к нашему предложению. С уважением, Изидор Кон, председатель».

Далее, в приложенном листке были сведения о том, когда состоится бьеннале, время и место заседаний секций и групп, и тому подобная информация. До начала мероприятия оставалась неделя.

Все это я перевела на иврит и вернула письмо Карни.

— Что ты сказала, они хотят купить?

— Какой-то пакет документов. Тут так говорится.

Посетительница задумалась. Я тем временем, выразительно кашлянув, вернулась к своей работе. Так продолжалось несколько минут: она молчала, лишь позвякивая браслетами, я печатала очередной нотариальный документ. Честно говоря, меня уже начало раздражать ее присутствие.

Карни достала сигарету и зажигалку.

— Извини, но здесь не курят.

— Когда у тебя перерыв? — спросила она.

— Через полчаса.

— Можешь закрыть контору сейчас?

— Могу, — неохотно согласилась я. — Только письмо допечатаю.

— Хорошо. Жду тебя внизу, у меня красный «Шевроле». Поедем, посидим где-нибудь, а то я проголодалась. Я приглашаю.

За рулем красного «Шевроле» сидел Ашер. Мы поздоровались, я уселась на заднее сиденье, где уже лежал его «Кодак» и через десять минут (у нас в городе все близко) мы оказались на набережной, в небольшом марокканском ресторанчике «Марина». Почему у марокканского заведения русское название? Просто «Мариной» здесь называют не женщин, а причал для яхт.

В ресторане Карни тут же закурила и заказала всем гусиную печенку, жаренные трубочки из теста, фаршированные мясом, «заалюк» — тушеные баклажаны и «танжин» — мясо с айвой. Мне пришло в голову, что после вчерашнего застолья продолжать обжираться — это верх разгильдяйства, но кушанья так ароматно пахли, соленья так и просились в рот, что я в очередной раз не выдержала.

— Ешь, ешь, — сказала Карни. — Я в этот ресторанчик с детства хожу, нигде так вкусно не готовят печенку.

Она была права: печенка таяла во рту, я ее не успевала укусить.

— Все свежее, оставшееся мясо вечером выкидывают, а утром готовят из только что забитого.

Отложив в сторону вилку, я посмотрела Карни в глаза:

— Все было очень вкусно, но, может быть, ты расскажешь, зачем ты меня сюда пригласила?

Ашер поднялся и со словами «Пройдусь немного, яхты сфотографирую, здесь свет хороший» вышел из ресторана. Мы остались вдвоем.

Карни набрала полную грудь дыма, выдохнула его в потолок и произнесла:

— Я предлагаю тебе поехать со мной и Ашером в Прагу.

— Зачем?

— Переводчицей. Я же не знаю ни английского, ни чешского, только французский и иврит. А эти языки там не в ходу. А ты рассказывала, что была на практике в Карлсбаде.

Надо же, запомнила…

— Но я не знаю чешский так, как иврит или русский, — возразила я.

— Неважно, я слышала, что чешский похож на русский, этого достаточно. А то где я найду в течение недели человека, который знает в совершенстве все те языки, которые мне нужны?

— Знаешь что, Карни, прежде чем я дам или не дам согласие на поездку, я должна четко знать, в чем будут заключаться мои обязанности. Иначе ты просто тратишь время.

— Хорошо, — вздохнула она. — Это долгая история, но придется ее рассказать.

*   *   *

Рассказ вдовы Маркс оказался сбивчивым и зиял хронологическими несоответствиями, но которые мы обе постарались не обращать внимания. Она родилась в Хайфе, в бараках, которые построили для переселенцев из Марокко. Условия жизни в этом «бидонвилле» были такими ужасными, что в год ее рождения произошла демонстрация жителей района Вади Салиб. Людям не нравилось, что их считают третьим сортом за темный цвет кожи и восточное происхождение. Они не могли забыть, как их силой везли и сбрасывали с грузовиков, селили в заброшенных местах и кормили шницелями из куриных обрезков с пюре. Да-да, именно шницелями. Ведь они привыкли совсем к другой пище, и от картошки у них случалось несварение желудка.

Демонстрацию жестоко подавили, а ее лидера, Давида Бен-Хороша полицейские скрутили и отправили в тюрьму.

В бараках еды не хватало. Ее раздавали по талонам: каждый день к школе приезжал грузовик и привозил надоевшее готовое расфасованное пюре и шницель. Но дети не хотели ашкеназской еды. Им нужен был марокканский кус-кус, которые готовили их бабушки из манной крупы и оливкового масла, а учительницы-польки не обращали внимания на детские гримасы и заставляли есть.

Ходившие по баракам медсестры находили у детей вшей и опрыскивали всю семью. Потом долго в комнате стоял густой химический запах.

Карни, будучи сама еврейкой, ненавидела европейских евреев — ашкеназов. Они были учителями, врачами, политиками, начальниками у ее старших братьев и ей казалось, что они относятся к людям со смуглой кожей: йеменцам, марокканцам, ливийцам, как к умственно отсталым. В защиту своих чувств она приводила слова Голды Меир о выходцах из Северной Африки: «Они такие несимпатичные».

Отец и братья Карни работали на самых тяжелых работах, возвращались домой затемно. Одному из ее братьев расхотелось работать на стройке и он исчез. Оказалось, что он собрал воровскую шайку, грабил богатые виллы, но долго веревочке не виться. Мать вздохнула «на все воля божья», и несколько лет подряд возила ему в тюрьму еду и сигареты.

Когда Карни немного подросла, то ей пришла в голову дельная мысль: она решила навсегда вырваться из этой среды. Училась девушка плохо, так как в доме не было книг, кроме ветхой Библии. А еще она считала, что ашкеназы-учителя любят только ашкеназских учеников-подлиз, а ей надеяться было не на что. Зато у нее с двенадцати лет уже начала расти грудь, чем крайне заинтересовались мальчики-старшеклассники.