Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)

• Название: Одна ночь (сборник)
• Автор: Вячеслав Овсянников
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-06-6

«Автор — человек неординарный и не вписывается в литературную «милицейскую форму» в традиционном представлении. Он — не бытовой беллетрист, а скорее мифолог и писатель склада Андрея Белого. Милиция для него лишь среда, его герои живут более по литературным законам, нежели реальным».

В. Соснора

---

Суконцеву наконец надоедает говорить. Борьба с икотой становится затруднительна, она прерывает фразы в самый неподходящий момент. Но Суконцев вдруг преображается, вскидывает голову, будто его тряхануло током, и громко командует:

— Наряд, смирно! — и начинает скороговоркой произносить, чтобы успеть до следующего ика, заключительную формулу так называемого развода:

— Приказываю заступить на охрану общественного порядка и соцсобственности в городе-герое Ленинграде, на защиту жизни, здоровья и личного имущества граждан, а также… и так далее… Суконцев, застигнутый новым спазмом кишок, громко икает с утроенной из-за задержки утробной силой.

Комната милиции. Дежурный Фролов, весь так и искрясь веселостью, сдает смену другому сержанту, мрачному, как пуленепробиваемый сейф. Снимает ремень с кобурой, повязку.

Капитан Суконцев откинулся на стуле, шуршит газетой, бросает на стол. Сидит вялый, глиняный, с широкой безусой губой, зевает, как могила.

Жудяк гудит мне в ухо:

— У-у, нагулялся! Видишь, совсем разваливается. Опять всю ночь девок на служебной машине возил.

Дверь взвизгивает от удара сапога. Влетает, нагнув голову, нечто обезьяноподобное, поперек погона толстая медная лычка, старший сержант. Подбегает к нам, срывает фуражку, швыряет на стол. Фуражка с высоким околышем, как стакан, козырек расколот.

— Чтоб его в рот… Я этого козла с говном съем. Дай закурить.

У Жудяка усы встают вертикально:

— Бойцов, ты чего? С цепи сорвался?

Тот сидит на столе, нога на ногу, глаза в опухших мешках. Мундир, как будто корова жевала. Ногти булыжником бум-бум-бум по столу. С яростью закуривает протянутую Жудяком папиросу:

— Что ты думаешь! Опять этот х… на службу не изволил. Ну, достукается. Я его в рот вы-бубу… — бурно всасывает дым и в неожиданном молчании начинает выпускать роскошные пушистые эллипсы, плывущие, покачиваясь, к потолку.

— Артист! — говорит Жудяк. И мне: — Знакомься. Бойцов, командир второго отделения. Мы с ним в пару тянем. — И Бойцову, похлопывая меня по плечу:

— Не обижай парня. Он у меня, так сказать, под крылом.

Бойцов смотрит оценивающе. Не тронутое бритвой лицо с сивыми колючками на подбородке улыбчиво расплывается:

— Мы его враз службе обучим. Мент будет — первый сорт. Верно говорю?

Я издаю стонущее мычание:

— Да не получится из меня… — Делаю движение, пытаясь, как паутину, совлечь этот нелепый затянувшийся маскарад.

— Ты чего? — Лапа Жудяка у меня на плече. — Раздеваться решил, что ли? Тут тебе не пляж. А ну сядь.

Дверь с улицы опять распахивается. Входит красавец-майор, рост, плечи, распахнутая во все лицо улыбка. С ним маленький лейтенант в очках-колесах. У лейтенанта под мышкой папка, он важно держит голову и при каждом шаге подрыгивает коленкой.

— Вот и наша лягуха скачет, — объявляет Жудяк.

Капитан Суконцев открывает усталые глаза.

Майор что-то говорит лейтенанту, светясь золотозубой улыбкой с высоты своего роста. У лейтенанта тонкогубый рот растягивается, как резиновый, в ответной косой ухмылочке. Проходя мимо Суконцева, лейтенант взглядывает и отворачивается.

Скрываясь за майором в кабинете с табличкой «командир батальона», лейтенант, булавочно стрельнув сквозь очки, визгливо кидает Бойцову с Жудяком:

— Ждать здесь!

Суконцев тем временем встает, потягивается:

— Высшее начальство на месте. Теперь имею полное право всхрапнуть, э-э-э, в домашней обстановке. — Исчезает в дверях на улицу.

Жудяк пихает:

— Начальство ты должен знать назубок. Майор Румянцев, Сан Саныч. Наш царь и бог. А тот, с ним, твой взводный Тищенко.

И Бойцову:

— Ох, подроет он Суконцева. Вот увидишь.

— Не-е! — возражает Бойцов, — не подроет.

— Румянцева от нас усылают, — назидательно информирует Жудяк. — На его место парторг Жлоба. А Тищенко его давний дружок. Да что ты, Тищенко не знаешь. Он в любую ж… без мыла влезет.

Лейтенант Тищенко, взводный, выходит своей дрыгающей походкой из кабинета. Теперь он без фуражки, на темени блестит, как рубль, небольшая проплешина. Тищенко приглашает дежурных, производящих смену, зайти для доклада к командиру батальона. Лучеглазый Фролов и тот, сейф, отправляются на ковер к Румянцеву.

Тищенко подходит к нам. Двумя пальцами, снизу вверх, как вилкой, вздергивает очки.

— Бойцов, где прошлое дежурство был? За весь день — четыре проверки.

Бойцов взрывается:

— Шура! Соси ты хер! Понял? Бегаю, как пес, по постам. Ноги по коленки стер. Пожрать некогда. Жена неделями не обласканная. Дети уже не признают. А ты еще — соль на раны.

— Фу! — морщится, отворачиваясь, Тищенко. — Несет, как от винного завода. — Озирая сквозь очки обоих своих командиров отделений, заключает: — Слушайте, братцы-кролики, больше я вас выгораживать не собираюсь. И парня вы мне испортите. Это уж к бабушке не ходи. Короче. Выметайтесь посты проверять. Чтобы минимум восемь проверок на пост. Охромеев, с ними будешь. Изучай, золотце, службу. Потом на хороший объект поставлю. Жудяк! Ты у меня за него в ответе.

Жудяк зевает:

— Чего там. Что с ним сделается…

Бойцов достает из коробки две спички, одну обламывает, короткую и длинную зажимает в кулак, торчат одинаковые концы:

— Короткая — север. Длинная — юг.

Жудяк тащит. Длинная! Бойцов скалит зубы:

— Ничего. Тебе молодой поможет.

— Нам юг, — говорит Жудяк. — Там постов больше.

Что ж. Влекусь в сапогах вслед за бодро шагающим Жудяком по внутреннему двору Гостиного. Дождь долбит. Тоска асфальтовая в этом тылу торговли. И Жудяк в той же асфальтовой форме — избранный цвет представителей власти. Сам я, как это делается в фильмах ужасов, с головы до ног залит асфальтом. Спина Жудяка — глухая плоскость стены, шея кирпичной кладки, затылок булыжный. Жудяк двигается враскачку, грузно ставит скошенные каблуки, цокает подковками, поигрывает пузатым медным свистком на цепочке. То накрутит на палец, то опять раскрутит.

Двор пересекает толстый страж, ведет на ремешке овчарку. Милицейский бушлат треснул по шву у подмышки. На голове величиной с тыкву едва держится крошечная фуражонка, повернутая козырьком вбок. Овчарка раскормленная, глаза в мрачных кругах, по кличке Фемида.

Жудяк орет:

— Эй, Петренко! Пузо вперед! Ать-два! Дрых всю ночь в залах вместе с Фемидой, а теперь идешь дожимать в собачник? Шикарная у тебя служба. Так и гуляете вдвоем: от лежака до кормушки и обратно…

Кличку «Фемида» присвоил овчарке замполит Кузмичев. — Культурный он у нас, академии кончал, — объясняет на ходу Жудяк.

Добродушное лицо Петренко, заросшее ночной щетиной, ухмыляется.

Жудяк продолжает:

— У вас половину Гостиного из-под носа утащат, вы и не почуете. Что ты, что Фемида.

Петренко, добродушно улыбаясь, замечает:

— Смотри, Жудяк, она шуток не понимает, — он показывает глазами на овчарку. — Перехватит разок — мало не покажется.

— Где вам! — пренебрежительно машет рукой Жудяк, — обожрались оба на казенных харчах. Только вот я не понимаю: как Фемида терпит, что ты у нее половину мяса хряпаешь? Будь я на ее месте, я бы тебе давно тыкву откусил.

Петренко не обижается, треплет овчарку по загривку:

— Мы с ней друзья. Она за меня любому глотку перервет. Ты, Жудяк, лучше ее не дразни, — и шествует дальше в свой собачник.

В залах Гостиного двора гудит торговля. Жудяк водит меня за собой, из отдела в отдел, с этажа на этаж, ищет постовых милиционеров, охраняющих социмущество и общественный порядок в торговой фирме. Пятерых он в конце концов обнаружил, кого где: один смотрел утреннюю передачу в отделе телевизоров, другой завтракал в буфете, третий добирал пару часов сна в подсобном помещении, четвертый и пятый добросовестно исполняли свой долг, следя за колыханием жужжащей толпы в залах. Но вот на след шестого, некоего Молочкова, никак не удается напасть.

— Где этот мерзавец прячется! — кипятится Жудяк. — Я из него кефир сделаю!

Наконец находим этого самого Молочкова в отделе нижнего белья и сорочек. Он сидит на низенькой скамейке рядом с продавщицей цветущего возраста, одетой в розовый рабочий халатик, и в чем-то ее горячо убеждает. Девица криво усмехается, клонит густо нагуталиненные ресницы.

Жудяк кричит:

— Ай да Мол очков! Ты, я вижу, вплотную решил приступить к работе в органе внутренних дел. Так ты скоро у нас и отличником станешь.

По радиотрансляции просят сотрудников милиции срочно прибыть в зал верхней женской одежды.

— Что там еще стряслось? — Жудяк спешит в зал. Я и Молочков за ним.

В зале картина: две продавщицы пытаются удержать на месте толстую тетку с одутловатым лицом, вцепясь с двух сторон в полы роскошной норковой шубы. Тетка хрипло вскрикивает, машет руками, старается вырваться. Будто две птички отчаянно атакуют разбойницу-ворону. Еще одна продавщица брезгливо держит пальчиками какую-то чумазую хламиду.