Елена Рождественская - Таинственный образ

• Название: Таинственный образ
• Автор: Елена Рождественская
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1216-5

Молодой талантливый художник Роман Шварц пишет портрет девушки, в которую, как ему кажется, он давно и безнадежно влюблен. Но кто изображен на картине — единственная наследница отцовских миллионов Надин или ее бедная родственница Сашенька, живущая из милости в богатом московском семействе? Обе хороши собой, но одна, ветреная и бессердечная, занята поисками выгодной партии и совсем не обращает внимания на бедного художника. Другая, добрая и отзывчивая, любит его всей душой.

Кто же раскроет тайну портрета?

---

— Да одевайся же, Сашка! — Наденька в нетерпении сорвала с крючка зимний тулупчик и бросила сестрице.

Саша едва успела поймать:

— Куда же ты собралась в такую рань?

— Поедем кататься! Утренний снежок бодрит. А на Тверском бульваре меня граф Шишмарев ждет. Представляешь, сколь нетерпелив? В первое же утро свидание назначил!

И Наденька, ухватив сестрицу, потащила ее вниз.

Спустились тихонько, чтоб никого не разбудить. В доме все спали: кто, утомившись от бала, а кто — от тяжелой работы. В прихожей Надя приказала облачить себя в новомодный соболий салопчик и тут же начала поторапливать Сашу. Но торопи не торопи: портниха сшила салоп с такими хитрыми потайными застежками, что вмиг не управишься. Да и сама Наденька мешала — вертелась и топала ногами:

— Скорей же, неумеха! Скорей! И вели Сеньке-кучеру заложить мою тройку!

Лошади эти действительно считались Наденькиными — папенька подарил на прошлый день рождения. Но Саша засомневалась:

— Вряд ли он меня послушает… В такую-то рань… Пойдет к дяденьке переспрашивать…

— Ну уж нет! — встрепенулась Наденька. — Тятеньке про наш вояж знать не надобно. Сама прикажу Сеньке тройку запрячь!

И раскрасневшаяся девушка побежала на конюшню.

Дом еще спал. Ни коридорных, ни лакея у дверей не видно. И как только они не боятся? А ну ежели Иван Никанорович прознает, что нет их на своих местах? Он же их запорет до смерти. Слуг в доме не жалеют. Чего жалеть при 5 тысячах крепостных?.. Впрочем, кто скажет дяденьке? Наденька, конечно, смолчит — ей только на руку, что никого нет: никто не донесет, что она с утра пораньше по бульварам кататься надумала. А Саша уж точно не скажет. Она и сама-то слуга подневольная, не ей про других говорить.

Девушка опустилась в креслице, стоявшее в прихожей. Что-то Наденька долго не идет, наверное, Сеньки-кучера тоже нет на месте. Небось еще спит…

Саша вздохнула, глаза ее закрылись сами собой, и голова откинулась на спинку креслица. Вот и сон пришел. А во сне мама. Целует Сашу и протягивает ей алую розу. Саша берет розу и вдруг — ах! — тонкий шип впивается в руку. Больно!

— Проснись, Сашка! Вставай, дурища! Кататься поедем!

Наденька бесцеремонно пихнула задремавшую сестрицу. Ну а поскольку та не открывала глаз, выхватила булавку да и всадила прямо в Сашину руку. Больно!

1

На бульварах в такую рань просторно. Никого — ни ездоков, ни пеших. Шесть утра по зимнему времени — рань несусветная. Это, говорят, в столичном Петербурге, вечно суетливом да озабоченном, горожане ни свет ни заря вскакивают — кто на работу, кто на службу, а в старой ленивой Москве не так. Дворяне после балов уже часа два как разъехались, в жарко натопленных комнатах почивать улеглись. Простые горожане только-только вставать начали, но на улицу еще часа через два нос покажут. Вокруг темень — зима!

Саша дрожит в своем тулупчике. Холодно. Хорошо, хоть метели нет. Снежок небольшой. Падает тихо, плавно. Неугомонная Наденька отдернула шторку легкой кареты на полозьях, высунулась на мороз и хохочет-смеется. Вот как, оказывается, ведут себя девушки, летящие на свидание.

Тройка вынесла на Тверской бульвар. Там непривычно тихо. Только падающий снег поблескивает в свете редких бульварных фонарей. Снежинки кружатся, завораживают. Будто это не бульвар, а сказочное волшебное царство.

Тройка останавливается, и Наденька снова пихает Сашу, теперь уже острым локотком:

— Выходи быстро!

Саша, не понимая, выскакивает на снег. И тут же в открытую дверцу кареты вспрыгивает какой-то молодой человек — видать, тот самый адъютант Шишмарев. Дверца захлопывается. Тройка срывается с места. Саша остается одна. На морозе. В темноте. И вокруг — ни души!

А вдруг — воры-злодеи? А вдруг — лихие люди? Нападут, убьют. Саша ежится. А вдруг, пока ветреная Наденька обнимается с поклонником в теплой карете, сестра попросту замерзнет на снегу?!

Что делать? Бежать домой? Но там дяденька с тетенькой спросят: а где Надя? Ждать эту бесстыдницу здесь на бульваре, а вдруг она не вернется? Что ей до брошенной на морозе Саши, если ей самой горячо в жарких объятиях?

Что же делать? У Саши зубы застучали — не от мороза, от страха: а ну как граф Наденьку не просто обнимает — ну как он ее соблазняет? Раздевает, гладит, а потом… Сашу аж в пот бросило — слыхала она о таких коварных соблазнителях. Заманит такой беззащитную девушку да и надругается… Впрочем, Наденьку вряд ли можно назвать беззащитной. Она, кому хочешь, в глаз запросто даст. Ручка у нее тяжелая. Да и Сенька-кучер ей на помощь придет. Хотя мало ли что… А уж коли что случится, отвечать придется не Наденьке, а ей, Саше. Запорет ее дяденька Иван Никанорович и про родство не вспомнит!..

Саша зажмурила глаза. Да что же это творится, Господи?! Да за что же ей такое? Пока сестрица мала была, Саша боялась ее детских выходок. То Надя ее щипать начнет до крови, то в еду гвоздей мелких да ржавых подложит, а то и, осерчав, выльет содержимое своего ночного горшка прямо на Сашу. Даже Авдотья Самсоновна дочку за такие выходки отчитывала: не Сашку грязную жалко, жаль ковер дорогущий, мочой выдрызганный. Сашку быстро вымыть можно, а ковер еще неделю вонять будет.

Впрочем, все думали: подрастет Наденька — образумится. Как же! Малые детки — малые бедки. А у больших детей все беды от страстей. Вот и дождалась Саша большой беды. Куда ж еще больше? Кто знает, что возжелает выкинуть влюбленная Наденька?!

Саша обхватила себя руками, заплясала на месте, чтоб согреться — хорошо, хоть валенки успела надеть, а не в сапожках выскочила. И тут со стороны Тверской улицы послышалась трель колокольчика. Неужто ветреная Надежда возвращается? Слава тебе Господи!

И точно — карета подлетела. Кучер Сенька осадил лошадей. Дверца открылась, и адъютант Шишмарев перед тем, как галантно спуститься, повернулся к сидящей в глубине кареты Наденьке и страстно обнял ее на прощание.

— Сашка, садись! — крикнула Наденька.

Шишмарев легко спрыгнул на снег. Саша, стуча зубами, полезла в карету.

— Вот неуклюжая! — возмутилась сестра, все еще бросая на адъютанта пылкие взгляды.

Тот стоял у открытой дверцы кареты и расточал последние комплименты:

— Несравненная! Обожаемая!

Саша быстрым взглядом обвела наряд хозяйки и выдохнула с облегчением. Салопчик с его хитрыми застежками не был расстегнут. То ли Шишмарев не сумел с ними справиться, то ли Наденька все же вспомнила о приличиях и не позволила влюбленному никаких особых вольностей в первую встречу.

— Обольстительница! Цирцея! — выкрикнул Шишмарев и вдруг издал какой-то странный звук.

Саша увидела, как он развернулся — ах нет, это его развернули. Чьи-то сильные руки подхватили адъютанта за шиворот:

— А ну, прочь!

Саша увидела, как беднягу Шишмарева отпихнули от кареты прямо в снег. И тут же послышались крики и ругань с кучерской стороны. Там кто-то отчаянно закричал, и Саша вдруг поняла, что это Сеньку сбросили с облучка, а значит, все творящееся — не шутка, не розыгрыш. Они попали в переделку! У кареты — злодеи, воры, а может, даже и убийцы. Один из них расправился с Сенькой, другой — с адъютантом. Саша ахнула, и тут, кажется, Наденька тоже осознала случившееся, потому что ночь прорезал ее отчаянный визг:

— Помогите!

— Заткнись! — гаркнул тот, что стоял у кареты, и с размаху, не разбираясь, кто кричит, отвесил Саше оплеуху — она ведь была к нему ближе. Потом злодей повернулся к поднявшемуся Шишмареву. — Вали отсюдова! Не до тебя!

— Да как вы смеете? — начал было адъютант.

Но злодей опять же с размаху отвесил оплеуху и ему. Удар пришелся на шапку с высоким верхом. Та смягчила удар, но сама съехала на снег. Злодей крякнул:

— Вали, кому сказал! Про тебя известно — поживиться нечем. А вот крали — дело другое. — Злодей всунулся в карету и гаркнул: — А ну снимайте драгоценности!

— Ах, господин Шишмарев! — взвизгнула Наденька. — Сделайте же что-нибудь!

— Да что он сделает, хлыщ эдакий! — почти развеселившись, проурчал разбойник. — Сидите тихо, мадамочки, а то зашибу! Вон мой приятель вашего кучера уже на тот свет отправил. А ты, хлыщ, шапку забери, а то раздену на морозе.

— Еще не хватало! — Шишмарев схватил шапку и пропал в темноте.

— Да что же это?! — закричала Саша и вдруг неожиданно даже для себя, высунувшись из кареты, пихнула злодея в грудь.

Тот повернулся и снова залепил ей оплеуху:

— Сиди тихо, дура! Мы вас не тронем. Снимайте драгоценности!

— Но у нас ничего нет! — дрожа, прошептала Наденька. — Я одевалась второпях, а она вообще — служанка…

— Так я тебе и поверю! — взревел разбойник. Его голова в черной растрепанной ушанке просунулась в карету, и вдруг он рухнул прямо на ступеньки, словно кто-то дернул его за ноги.