Елена Рождественская - Таинственный образ

• Название: Таинственный образ
• Автор: Елена Рождественская
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1216-5

Молодой талантливый художник Роман Шварц пишет портрет девушки, в которую, как ему кажется, он давно и безнадежно влюблен. Но кто изображен на картине — единственная наследница отцовских миллионов Надин или ее бедная родственница Сашенька, живущая из милости в богатом московском семействе? Обе хороши собой, но одна, ветреная и бессердечная, занята поисками выгодной партии и совсем не обращает внимания на бедного художника. Другая, добрая и отзывчивая, любит его всей душой.

Кто же раскроет тайну портрета?

---

— Ну и как теперь быть?

Саша замерла. Что она может сказать? Она даже не знает, о чем речь…

— Завтра на Сухаревку можно съездить! — подала голос тетенька.

Иван Никанорович обернулся к упарившейся половине и рявкнул:

— Молчи, дурища!

Саша сжалась. Коли дяденька кричит на тетеньку — дело совсем плохо.

А Иван Никанорович бушевал:

— Считай, всю Москву объехали! Но разве за вечер достойный подарок сыщешь? А виновата ты, Сашка: зеркало разбила — что теперь дарить? Ох, выдрать бы тебя, да кто станет Дуньке с Надькой платья шить…

— А может, завтра по утречку в лавку к Плетневу послать? — не унялась Авдотья Самсоновна. — Говорят, он торгует какими-то картинками. А мне кто-то сказал, что дочка губернаторская у себя в покоях холсты развешивать любит. А на тех холстах будь то цветы, то люди нарисованы — все как живые…

— Замолкни, хоть на миг, Дуняха! — Дяденька устало рухнул в кресло. — Завтра поздно будет. Сегодня надо подарок отослать. Иначе его в первых рядах не положат, засунут куда подальше. Не увидит его ни дочка, ни сам губернатор. Ходи потом, доказывай, что дарили! — Дядя махнул рукой. — Помоги, Сашка, тетеньке — отведи да уложи в постель. Вон она как тяжело дышит — не простыла бы по зимним холодам. А я сам к Плетневу поеду. Попью чаю да поеду.

— Уж лучше не медли. — Тетушка поднялась, вздыхая. — А ну как Плетнев спать уляжется да лавку закроет.

— Что ж мне в метель переться, прикажешь? — опять злобно заговорил дяденька. — На улице кружит — чистый кошмар. В такую погоду ни один хозяин собаку не выгонит, а я из-за вас ехать должен! Не пошлешь же слуг картину выбирать. А все ты, Сашка, дрянь! — Иван Никанорович взмахнул рукой, будто возжелал тут же выпороть провинившуюся воспитанницу.

И Саша, не сдержавшись, ляпнула с испуга:

— Дяденька, а у нас ведь дома картина есть! Работа почтенного художника — племянника господина Вельтмана.

— Что за картина? Откуда у нас? — удивился дядя. — А ну неси!

Видно, очень уж не хотелось Ивану Никаноровичу ездить куда-то в метель.

Саша вмиг принесла холст. Развернула и тут только поняла, какую глупость сморозила.

Дяденька вылупился на портрет, и глаза его начали наливаться кровью:

— Это Надька! Кто разрешил?! Да я вас всех!..

Но на тетеньку портрет произвел совсем иное впечатление. Она ахнула и протянула:

— Красота-то какая! Глянь, Ваня, Наденька-то наша — писаная красавица. И цветы вокруг — чистый рай!

— Какой еще рай?! Кто разрешил, я вас спрашиваю, Надьку рисовать?!

У Саши голос сел. Из последних сил она только и прошептала:

— Племянник господина Вельтмана Наденьку на балу увидел…

— Да что ты так кричишь, Ваня! — Авдотья Самсоновна потянула мужа за рукав. — Небось не хлыщ какой — почтенный человек рисовал. Племянник известного литератора. Да и картина подходит — на ней и персона, и цветочки нарисованы. Как раз то, что губернаторская дочка любит у себя в покоях вывешивать.

— Так ведь Надька изображена! — не унимался дядя.

— И что? — хитро прищурилась Авдотья Самсоновна. — Она тут красавица. Как есть ангел. А у губернатора, графа Арсения Закревского, сынок Петр Арсеньевич имеется. Помоложе своей сестрицы-перестарки. Как раз Наденькиных годков.

— И что? — все еще недоуменно удивлялся хозяин дома.

— Увидит Наденькину красу да и влюбится. Ты что, Иван Никанорович, не хочешь разве в зятья губернаторского сынка — Петра Закревского?

Дяденька почесал в затылке:

— Как не хотеть? Он же граф да генерал-губернаторский сын. Нам к нему не подступиться!

— А подарочек на что? — заулыбалась Авдотья Самсоновна. — Неужто, увидев такую красу, Петр не захочет с ней вживую познакомиться? Захочет обязательно! А ты, Иван Никанорович, прикажи поскорее холст обмерить да пошли слуг за рамой самой дорогой — чтоб была потяжелее да позолоты побольше. Уж раму-то слуги могут купить. А сам ступай к самоварчику.

На том и порешили. И в суматохе никто даже не спросил у испуганной Саши: откуда у нее оказался портрет.

* * *

Роман покрепче запахнулся в пальто. В комнате холодало. Дрова прогорели еще днем, когда он растопил печку для пришедшей Саши. Конечно, можно было бы набросить на себя еще и одеяла. Их у Романа было несколько. Но ими он закрыл картины — те тоже нуждались в тепле.

Ничего! До утра он не простудится. А там купит дрова в монастыре. Правда, денег в обрез, ну да на дрова хватит.

А днем он увидится с Наденькой! Какой ангел услышал его молитвы?! Но ведь услышал!

Ах, Саша — вестник надежды! Шварц улыбнулся: ведь и впрямь — вестник Надежды. Наденька… Надюша… Надежда всей жизни… Сколько раз Роман собирался с духом, чтобы подойти к этому ангелу небесному! И вдруг она сама прислала весточку, словно прознала про его желание. Какая славная девушка — прислала Сашу!

Интересно, а как Саша добралась до дому? Не попала ли в метель? После ее ухода такое началось! Круговерть, как в аду, — только к вечеру и стихло.

Понравился ли Наденьке портрет? Роман вскочил, как в лихорадке. И что он так разволновался? Конечно, понравился. Не мог не понравиться! Наденька такая нежная и добрая, она должна понять, что чувствовала душа влюбленного художника, пока он рисовал портрет.

А завтра на свидании Роман устроит ей сюрприз — и какой! Это будет как чудо — розы на снегу. Это будет совершенно невероятное — и снег, и розы! В жизни они не сходятся вместе — розы растут летом, а снег лежит зимой. Но Роман докажет возлюбленной, что для их любви нет ничего невозможного. Конечно, в оранжерее и розы можно купить зимой. Но на снегу они мгновенно завянут. А цветы, которые Роман преподнесет возлюбленной, не завянут никогда — ни в какой, даже самый лютый мороз. Они будут жить вечно, как и любовь Романа!

Правда… Роман вспомнил, как Саша старательно зашивала и латала его старенькую одежду. Придется предстать перед Наденькой в заплатках. У Романа круги пошли перед глазами, когда он представил прелестную Надин в ее собольем салопчике и себя в старом пальтишке. Кошмар! Позор! А вдруг кто увидит? Вдруг мадемуазель Надин застесняется нищего художника?!

Но тут уж ничего не попишешь… Денег на шубу нет. Или есть?

Роман стиснул тонкие пальцы. Костяшки хрустнули. Эх, если бы не его гордость, можно было бы и приодеться! Есть же сотня рублей, оставленная Василием Семеновичем. Новенькая казначейская бумажка с портретом покойной императрицы Екатерины Великой, за что и прозванная «Катенькой».

Вот только «Катенька» получена в результате совершенно незаслуженной оказии и потому должна быть возвращена владельцу. Короче говоря, хороша Глаша — да не наша. Вот и «Катенька» — чужая.

Правда, где искать владельца, Роман не знает. Но и тратить деньги не к лицу — хозяин ведь обещал вернуться. И что тогда Роман ему скажет? Я нашел ваши деньги да потратил? Это же бесчестно! Хотя… Судя по одежде хозяина, его собственной дорогущей песцовой шубе, сто рублей для него — небольшие деньги. Вот только как он оказался у стен Красносельского монастыря — для Романа загадка. Эдакие-то люди в каретах со слугами ездят. А Василий Семенович пешком пришел и в одиночку.

Роман тогда как раз чай грел. На стук в сени вышел. Кто-то мощным кулачищем стучал в дверь так, что она вот-вот с петель слетит. Открыл — обомлел. Уж на что он сам, Роман Шварц, даже в воинской части считался большого роста, но этот человечище повыше его самого был. Шуба до пола. Шапка на лицо съехала. Голос громовой:

— Впусти переночевать, хозяин! Да не бойся меня, я — смирный. Не обижу!

Роман отродясь никого не боялся. Гостя впустил. Удивился только:

— Отчего в мой ветхий дом? У меня не больно уютно да тепло. Вон направо — странноприимный монастырский дом. Там монахини любого пригреют со смирением.

— Любого, да не меня! — пробурчал странник. — Меня никто взять не осмелился. Смотри!

И пришедший сдернул меховую шапку.

Роман ахнул — все лицо странника словно горохом было усеяно кроваво-розовыми вздутиями.

— Видишь, беда какая! Проснулся недели три назад — а на лице черти горох отмолотили. Докторов приглашал — без результата. Знахарей созывал — без толку. Одна надежда осталась на икону Божьей Матери «Целительницы». Да только в монастыре меня на ночь не приветили — испугались. Но утром меня никто не остановит. К чудотворной иконе всем путь открыт. Разреши у тебя на ночной постой встать. Или тоже убоишься?

Роман фыркнул:

— По речи вашей, слышу я, что вы — не простой путник. Отчего же не снимете достойную комнату на постоялом дворе?

— Верно, заметил, друг. Я не из крестьян и не из горожан. Но кто — не скажу. Зовут меня Василий Семенович, а дальше и не пытай. Конечно, при беде мы все равны становимся. Но я не хочу огласки, потому и не могу пойти на постоялый двор. А вот про тебя мне все ведомо. Знаю, что человек ты — честный. Коли возьмешь на постой, болячки моей не испугаешься, и трепаться обо мне никому не станешь ни теперь, ни потом. Так ведь, Роман Иванович?