Николай Тихонов - Полдень в пути

• Название: Полдень в пути
• Автор: Николай Тихонов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

Книга избранных произведений выдающегося советского поэта. В нее вошли произведения о России, о ее интернациональных связях и авторитете во всем мире.

---

«Мне было ничего не жалко…»

Мне было ничего не жалко,
Я все узнал, через все прошел,
Но в полночь дерзкая гадалка
Мне карты бросила на стол.

Зеленый луч глаза мне залил,
Я понял: это будет здесь —
Упали карты и сказали:
Дорога, женщина и песнь.

Я днями шел, а ночью снилась
Страна, которой в жизни нет,
Ты в ней моей дорогой билась,
Как песнь, звучала мне во сне.

Не помню — на Неве, на Ниле,
Молниеносностью огня
Два долгих солнца ослепили
Дорогу, песню и меня.

«Девятый вал угадывать нетрудно…»

Девятый вал угадывать нетрудно,
Когда валы проходят чередой,
Но не в стенах испытанного судна
Меня застиг неснившийся прибой.

Подобную кочующей медузе,
Он вынес душу к камням золотым,
Чтобы прозрачный, драгоценный узел,
Не замечая, растоптала ты.

«Праздничный, веселый, бесноватый…»

…Когда возникнул мир цветущий
Из равновесья диких сил…

Баратынский

Праздничный, веселый, бесноватый,
С марсианской жаждою творить.
Вижу я, что небо небогато,
Но про землю стоит говорить.

Даже породниться с нею стоит,
Снова глину замешать огнем.
Каждое желание простое
Осветить неповторимым днем.

Так живу, а если жить устану,
И запросится душа в траву,
И глаза, не видя, в небо взглянут,—
Адвокатов рыжих позову.

Пусть найдут в законах трибуналов
Те параграфы и те года,
Что в земной дороге растоптала
Дней моих разгульная орда.

«Огонь, веревка, пуля и топор…»

Огонь, веревка, пуля и топор,
Как слуги, кланялись и шли за нами,
И в каждой капле спал потоп,
Сквозь малый камень прорастали горы,
И в прутике, раздавленном ногою,
Шумели чернорукие леса.

Неправда с нами ела и пила,
Колокола гудели по привычке,
Монеты вес утратили и звон,
И дети не пугались мертвецов…
Тогда впервые выучились мы
Словам прекрасным, горьким и жестоким.

«Мы разучились нищим подавать…»

Мы разучились нищим подавать,
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать зарю и в лавках покупать
За медный мусор золото лимонов.

Случайно к нам заходят корабли,
И рельсы груз проносят по привычке;
Пересчитай людей моей земли —
И сколько мертвых встанет в перекличке.

Но всем торжественно пренебрежем.
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы.

«Посмотри на ненужные доски…»

Посмотри на ненужные доски —
Это кони разбили станки.
Слышишь свист, удаленный и плоский?
Это в море ушли миноноски
Из заваленной льдами реки.

Что же, я не моряк, и не конник,
Спать без просыпа? книгу читать?
Сыпать зерна на подоконник?
А! Я вовсе не птичий поклонник,
Да и книга нужна мне не та…

Жизнь учила веслом и винтовкой,
Крепким ветром, по плечам моим
Узловатой хлестала веревкой,
Чтобы стал я спокойным и ловким,
Как железные гвозди — простым.

Вот и верю я палубе шаткой,
И гусарским упругим коням,
И случайной походной палатке,
И любви, расточительно краткой,
Той, которую выдумал сам.

«Хотел я ветер ранить колуном…»

Хотел я ветер ранить колуном,
Но промахнулся и разбил полено,
Оно лежало, теплое, у ног,
Как спящий, наигравшийся ребенок.
Молчали стены, трубы не дымили,
У ног лежало дерево и стыло.

И я увидел, как оно росло,
Зеленое, кудрявое, что мальчик.
И слаще молока дожди поили
Его бесчисленные губы. Пальцы
Играли с ветром, с птицами. Земля
Пушистее ковра под ним лежала.

Не я его убил, не я пришел
Над ним ругаться, ослепить и бросить
Кусками белыми в холодный ящик,
Сегодня я огнем его омою,
Чтоб руки греть над трупом и смеяться
С высокой девушкой, что — больно думать —
Зеленой тоже свежестью полна.

ЗАСУХА

В душном пепле падал на страну
Лунного осколок изумруда,
Шел и ширился подземный гул,
И никто до света не уснул.

Он пришел — я не спросил откуда?
Я уж знал — и руку протянул.

На ладонь своей рукой лохматой
Точкою на вязь ладонных строк
Положил сухой, продолговатый,
Невысокий черный уголек.

— Здесь, — сказал он, — все — земля и
                                                                          небо,

Дети, пашни, птицы и стада,
Край мой — уголь, мертвая вода,
И молчанье, где я только не был,
На, возьми, запомни навсегда!

Подо мной с ума сходили кони.
Знал я холод, красный след погони,
Голос пули, шелесты петли…

Но сейчас, сейчас я только понял,
Что вот этот холмик на ладони
Тяжелей всех тяжестей земли.

«Где ты, конь мой, сабля золотая…»

М. Песлуховской

Где ты, конь мой, сабля золотая,
Косы полонянки молодой?
Дым орды за Волгою растаял,
За волной седой.

Несыть-брагу — удалую силу —
Всю ковшами вычерпал до дна.
Не твоя ль рука остановила
Бешеных любимцев табуна?

На, веди мою слепую душу,
Песнями и сказками морочь!
Я любил над степью звезды слушать,
Опоясывать огнями ночь.

Не для деревенских частоколов,
Тихопламенных монастырей,
Стал, как ты, я по-иному молод,
Крови жарче и копья острей.

Проклянет меня орда и взвоет,
Пусть, ведь ты, как небо, весела,
Бог тебе когда-нибудь откроет,
Почему такою ты была.

«Когда уйду — совсем согнется мать…»

Когда уйду — совсем согнется мать,
Но говорить и слушать так же будет,
Хотя и трудно старой понимать,
Что обо мне рассказывают люди.

Из рук уронит скользкую иглу,
И на щеках заволокнятся пятна,
Ведь тот, что не придет уже обратно,
Играл у ног когда-то на полу.

«Мою душу кузнец закалил не вчера…»

Мою душу кузнец закалил не вчера,
       Студил ее долго на льду.
       Дай руку, — сказала мне ночью гора, —
       С тобой куда хочешь пойду!

И солнечных дней золотые шесты
       Остались в распутьях моих,
И кланялись в ноги, просили мосты,
       Молили пройти через них.

И рощи кричали: «Любимый, мы ждем,
       Верны твоему топору!»
Овраги и рощи горячим дождем
       Мне тайную грели нору.

И был я беспутен, и был я хмелен,
       Еще кровожадней, чем рысь,
И каменным солнцем до ног опален —
       Но песнями губы зажглись.

«Полюбила меня не любовью…»

Полюбила меня не любовью,
Как березу огонь — горячо,
Веселее зари над становьем
Молодое блестело плечо.

Но не песней, не бранью, не ладом
Не ужились мы долго вдвоем,—
Убежала с угрюмым номадом,
Остробоким свистя каиком.

Ночью, в юрте, за ужином грубым
Мне якут за охотничий нож
Рассказал, как ты пьешь с медногубым
И какие подарки берешь.

«Что же, видно, мои были хуже?»
«Видно, хуже», — ответил якут
И рукою, лиловой от стужи.
Протянул мне кусок табаку.

Я ударил винтовкою оземь.
Взял табак и сказал: «Не виню.
Видно, брат, и сожженной березе
Надо быть благодарной огню».

«Длинный путь. Он много крови выпил…»