Владимир Пистоленко - Товарищи

• Название: Товарищи
• Автор: Владимир Пистоленко
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1963

По-разному шла жизнь ребят из повести «Товарищи» до их прихода в ремесленное училище. Здесь, в училище, они впервые встретились, здесь началась их дружба.

События происходят в годы Великой Отечественной войны на Южном Урале.

У героев книги — Бориса Жутаева, Оли Писаренко, Сережи Рудакова, Васьки Мазая, Егора Бакланова — разные характеры, во многих случаях противоположное отношение к одним и тем же житейским вопросам. Это нередко вызывает между ними столкновения, серьезные конфликты, которые не скоро уйдут из памяти, а возможно, надолго оставят свои следы в жизни ребят.

Герои повести находятся в том возрасте, когда они уже не дети, но ещё и не взрослые, когда появляются новые интересы, возникают новые отношения с окружающими, появляются ранее не изведанные чувства, по-взрослому осмысливаются поступки не только других, но и свои собственные и впервые возникает чувство большой гражданственности и ответственности за них перед обществом.

Героическое время борьбы с фашизмом, труд на заводе, где ребята сами, наравне со взрослыми льют снаряды для фронта, воспитывают в подростках самостоятельность, стойкость и патриотизм.

О дальнейшей судьбе героев этой повести автор рассказывает в книге «У открытых дверей».

Для средней школы.

---

— Напрасно ты себя убеждаешь. Обязательно будут судить. И правильно сделают.

— Почему?

— А ты сам подумай: почему людей наказывают, если они уходят с государственной службы?

— Ну, есть об чем думать… — нерешительно возразил Бакланов.

— Напрасно так считаешь.

— А что я — кулак или вредитель?

— Вот ты говоришь, что отец в госпитале. Ранен. Наверно, он не убежал с фронта. Верно ведь?

— Эх, ты! Тоже придумал сравнение. И не говори дальше — слушать не стану.

— Ну, как хочешь.

Жутаев достал из чемодана небольшую папку. На ее переплете было тщательно выведено цветными карандашами: «Альбом для фото». В папке лежали всего два портрета. На одном — девушка в расшитой украинской блузе, со множеством снизок бус на шее. Голова ее в роскошном венке из живых цветов чуть запрокинута назад, все лицо девушки, особенно глаза, излучает веселье. На другом портрете — мужчина в белой косоворотке с расстегнутым воротом, широкоплечий и сильный. Он тоже улыбается и весело смотрит на мир. Жутаев бережно поставил обе карточки на тумбочку.

— Гляди ты, какая красивая! — изумился Бакланов, рассматривая портрет девушки. — Кто это?

— Моя мама.

Бакланов даже рот приоткрыл и с недоверием посмотрел на Жутаева.

— У-у-у-у! — протянул он, и трудно было понять, что он хотел сказать этим звуком. — Какая она! Ой-ой-ой! Убили при бомбежке? Вот гады!

Брови его сдвинулись к переносице, и он пристально смотрел на портрет, как будто хотел запомнить черты этого лица. Потом бережно поставил карточку на место и взял другую:

— А это?

— Папа.

— Тоже геройский мужчина. Только уж больно они оба молодые. У меня родители куда постарше, а мы с тобой, пожалуй, одногодки. Тебе сколько?

— Шестнадцать.

— Вот и мне шестнадцать… Очень молодые у тебя родители.

— Этот снимок сделан в год моего рождения.

— А-а-а! Тогда все может быть. Значит, сохранил? Правильно сделал. А вот у меня нету с собой карточек. Ни отца, ни матери. Никого, одним словом.

Бакланов отошел к столу и задумался. Потом резко повернулся и спросил:

— В кино-то пойдешь?.. Нет? Ну, как хочешь, а я потопаю.

— Вот это напрасно. Поверь моей совести.

— У меня своя есть.

— Тогда еще лучше.

— Не знаю, когда лучше, а когда хуже. Пошел я.

Бакланов безразлично махнул рукой и вышел из комнаты. Оставшись один, Жутаев взял карточки, сел возле стола и долго смотрел на них. Потом закрыл глаза. Его можно было принять за спящего. Но он не спал, а был в полузабытьи. Борис ясно и отчетливо видел то, что безвозвратно потеряно, что в жизни он больше не встретит. Дорогие сердцу картины проплывали одна за другой, ом видел любимых людей, слышал их голоса, чувствовал их дыхание…

Где-то за дверью послышался звонкий смех и говор. Жутаев поставил карточки на тумбочку, выключил свет и лег спать.

Минувшая бессонная ночь и суматошный день очень утомили его, и, едва он опустил голову на подушку, тут же заснул крепким сном.

КОСА НА КАМЕНЬ

Мазай привычным движением включил свет, увидел вместо четырех коек пять и на одной из них незнакомого парнишку, чуть присвистнул и, как всегда, громко процедил:

— Ага-а! В кубрике, значит, уплотнение. Ну что ж, ладно. Поживем— увидим, как оно будет и что.

Слегка раскачиваясь и медленно, как в танце, передвигая ноги, он подошел к своей койке, снял со степы гитару и взял аккорд.

— А Бакланова нет, — сказал он, садясь на койку. — Наверно, правду ребята сказали, что видели его у кино… Я тебе покажу кино, дождешься! Ишь ты, ударник недоразвитый…

Он рванул струны и запел во весь голос:

Шаланды, полные кефали,
В Одессу Костя приводил…

Мазай пел нарочито громко, чтобы разбудить спящего, но тот не просыпался. Тогда Мазай так же не спеша подошел к койке новичка и крикнул:

— Эй, ты! Житель! Встань-ка! Слышишь? Проснись, если люди добрые просят.

Но спящий и на этот раз остался без движения. Мазай кулаком толкнул его в плечо:

— Просыпайся. Ну?

Тот с трудом приподнял голову и, ничего не понимая, сонно спросил:

— В чем дело?

Мазай отошел в сторону, будто ему никакого дела нет до новичка, и снова заиграл и запел:

Раз пятнадцать он тонул,
Погибал среди акул…

— Чего тебе надо?

Мазай резким движением обернулся и прервал аккорд.

— Если будят, значит, нужно. Живу в этой каюте я. Зовут меня Васька Мазай. Понятно? Слыхал, наверно?

Сон мгновенно оставил Жутаева. Борису захотелось тут же подняться с постели и повнимательнее, как редкую диковину, рассмотреть стоявшего перед ним с гитарой и неприязненно глядевшего парнишку, о котором он слышал сегодня столько разговоров. Но он вовремя сдержал себя и ничем не выдал интереса к Мазаю. Внешне он остался спокойным и даже безразличным.

— Мазай? Слышал, — сдержанно ответил он.

Мазай ожидал большего впечатления, но и эти два слова прозвучали для Васьки приятной музыкой. На лице его появились самодовольство и надменность, и он даже не пытался их скрыть.

— То-то. А кто тебе обо мне рассказывал? Наверно, наплели семь верст до небес и все лесом.

Жутаев не спешил с ответом.

— Да нет… Так чтоб специально — никто не говорил. А вообще упоминали твою фамилию, когда направляли в общежитие. Секретарь комитета комсомола сказал, что в комнате живет староста восьмой группы, и назвал тебя.

Мазай недовольно поморщился:

— Давно перекочевал сюда?

— Недавно. Наверное, часа два прошло, не больше.

— Ясно…

Мазай что-то промычал и под аккомпанемент гитары затянул:

Играй, мой баян, и скажи всем друзьям,
Отважным и смелым в бою…

Мазаю очень нравилось обрывать песню на полуслове, а игру — на самом звучном аккорде. Резким движением положив ладонь на струны, он спросил:

— Слушай, а тут больше никого не было? Вот на этой койке. Невысокий такой, волосы светлые. Розовенький да сытенький.

— Егор?

— Он самый. Значит, был?

— Был… Он ушел.

— Давно?

— Нет, не особенно.

— А не говорил, куда?

— Сказал, что в кино.

Мазай взглянул на дверь и, словно видя там Бакланова, погрозил кулаком:

— Ах ты, симулянт первой статьи! В кино захотел? Ничего, поймают. Сережка с Колькой такие тральщики — со дна моря выловят. Я тебе покажу, как мой авторитет срывать! Навсегда про кино забудешь.

Мазай снова заиграл и запел:

Эх, душа морская,
Сильная, простая…

Ты формовщик? — строгим тоном спросил он Бориса.

— Формовщик.

— В какую группу направили?

— В восьмую.

— Наша группа. Учти — группа передовая. Понял? А подгруппа какая?

— Подгруппа первая.

— Ага! Я в ней и состою и командую.

Мазай отвернулся и пропел:

Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает…

Затем небрежно, словно нехотя, задал новый вопрос:

— У тебя кто отец?

Жутаев ответил таким же топом:

— Отец.

Он не мог говорить о своих родителях, если и тоне собеседника не чувствовал искренности.

— Известно, не бабка. Я про специальность спрашиваю.

— Инженер, — сухо ответил Борис.

Мазай презрительно улыбнулся. Он повернулся к Жутаеву и молча, не спеша начал рассматривать его, будто только сейчас впервые увидел.

— Вон ты из каких! — насмешливо сказал он. — А как же попал в ремесленное? Может, ветром загнало? Ваш брат все больше с белыми ручками ходит. Отец небось и на заводе белых перчаток не скидает. Грязно, можно пальчики замарать!

— А ты на заводах бывал?

— Нет, тебя дожидался. Один дороги не найду.

— А видел там инженеров в белых перчатках?

Мазай немного смутился.

— Ведь не видел? Правда?

— Ну, может, твой и не в перчатках… зато войны, пожалуй, и не нюхал, как, скажем, другие люди. На броне он, правда?

— Не знаешь, так и не говори! — горячо возразил Жутаев. — Мой отец в саперной части. И сейчас на передовой. Он строит понтонные мосты.

Мазай удивленно поднял брови, и насмешливая улыбка сошла с его лица.

— Ну, если так, то все в порядке. — Он повесил гитару над своей койкой и снова сел у стола. — А мой папашка — моряк. За море ничего не пожалеет, все отдаст! Он в Черноморском флоте служит, старшина второй статьи. Орденов у него, медалей — счету нет. А сколько раз был ранен! Всего насквозь продырявили, только ему хоть бы что. Моряки — народ закаленный! Герои! Я гоже, если придется служить в армии, — в моряки. Больше никуда. Мы с папашкой и по характеру и портретами — как две капли воды. Тебя как зовут?

— Борис.

— А дразнят?.. Ну, фамилия как?