Владимир Пистоленко - Товарищи

• Название: Товарищи
• Автор: Владимир Пистоленко
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1963

По-разному шла жизнь ребят из повести «Товарищи» до их прихода в ремесленное училище. Здесь, в училище, они впервые встретились, здесь началась их дружба.

События происходят в годы Великой Отечественной войны на Южном Урале.

У героев книги — Бориса Жутаева, Оли Писаренко, Сережи Рудакова, Васьки Мазая, Егора Бакланова — разные характеры, во многих случаях противоположное отношение к одним и тем же житейским вопросам. Это нередко вызывает между ними столкновения, серьезные конфликты, которые не скоро уйдут из памяти, а возможно, надолго оставят свои следы в жизни ребят.

Герои повести находятся в том возрасте, когда они уже не дети, но ещё и не взрослые, когда появляются новые интересы, возникают новые отношения с окружающими, появляются ранее не изведанные чувства, по-взрослому осмысливаются поступки не только других, но и свои собственные и впервые возникает чувство большой гражданственности и ответственности за них перед обществом.

Героическое время борьбы с фашизмом, труд на заводе, где ребята сами, наравне со взрослыми льют снаряды для фронта, воспитывают в подростках самостоятельность, стойкость и патриотизм.

О дальнейшей судьбе героев этой повести автор рассказывает в книге «У открытых дверей».

Для средней школы.

---

А Оля уже звала другую девочку:

— Наташа, иди скорее сюда!

Наташа в ужасе замахала руками, но Оля подбежала к ней:

— Ну иди, Наташа, познакомишься с Борей.

Она схватила Наташу за руку и потянула за собой.

— Пусти, — вырывая руку, шептала Наташа, — пусти, а то рассержусь и уйду и разговаривать с тобой больше не буду! Пусти! Как тебе не стыдно, Ольга!

Но Оля не отпускала ее, тащила изо всех сил и приговаривала:

— Да ты не бойся, он тихонький! Двух слов связать не может. Так себе, ни рыба ни мясо, и на мальчишку не похож — краснеет, заикается. Идем, не бойся.

Наташа наконец освободила руку и тут же убежала. Оля обернулась и отступила назад — перед ней стоял Жутаев. Он тяжело дышал, будто взбежал на пятый этаж. Это был уже не тот смущенный и растерянный парнишка, с которым она только что разговаривала. Сейчас это был гневный, волевой человек со смелым и прямым взглядом. Оля даже удивилась, увидя его таким.

Жутаеву хотелось наговорить ей резких и оскорбительных слов, и он с трудом сдерживал себя:

— Как… как… вы можете вести себя так… некрасиво! А еще девочка… За такие поступки… знаете…

Но его гневный вид только на мгновение смутил Олю. Она тут же овладела собой, встала в вызывающую позу, гордо вскинула голову, и в ее прищуренных глазах было уже не наивное лукавство, а надменность и презрение. Она шагнула вперед, подбоченилась и грубовато сказала:

— Ну, нечего петь! Я такая, какая уж есть. И сама знаю, что красиво, что не красиво. А у тебя, конечно, спрашивать не буду, как мне быть и что делать.

Оба они были так поглощены стычкой, что даже не заметили, как к ним подошел мастер Селезнев. Услышав последние слова Оли и уловив ее тон, он сразу же понял, что здесь происходит настоящая ссора, и решил вмешаться:

— Что за спор? В чем дело?

Пока Жутаев собирался ответить, Оля опередила его и затараторила:

— Стоим мы, товарищ мастер, с подругой Наташей, из токарного цеха, стоим разговариваем, а он и привязался: и такие вы и сякие. Чего только не наговорил! Прямо уши вянут. Наташа убежала, а он на меня накинулся.

Оля говорила так убежденно и настойчиво, так горячо жестикулировала руками, а на лице ее было столько воз-мущения, что слова ее походили на правду. Жутаева это возмутило еще больше.

— Как вам не стыдно! Как не стыдно лгать! Ведь не я к вам подошел, а вы сами. Не я стал приставать, а вы. Да, вы! И не смотрите, пожалуйста, так удивленно. Да еще и подругу свою хотите втянуть. Вы правду боитесь сказать — это трусость, это хуже подлости!

Никто из ребят никогда еще не разоблачал Олю и не укорял так горячо и так открыто; она даже растерялась и смутилась, но ничем не показала этого и искусно изобразила негодование.

— Слышите, товарищ мастер, что он говорит? Л я что сказала? Да я ему ни одного обидного слова не сказала. Молчала все время, как рыба. Вы тоже слышали наш разговор — ничего я не сказала. Ведь почти весь разговор при вас был.

— Положим, вас, Писаренко, я немного знаю: вам палец в рот не клади — по локоть откусите.

— Так вы сами сейчас слышали! Слышали? Вот это ученичка подбросили! Просто не знаю, где его, такого, и выкопали. Позавчера Мазая отлупил, сегодня мне покоя не дает. Завтра снова на кого-нибудь налетит…

Видно было, что Оля намерена еще долго изобличать и обвинять Жутаева и что это доставляет ей огромное удовольствие.

Селезнев прервал поток Олиного красноречия:

— Понятно. Все, что вы говорите, попятно. Разберемся. Ребята в цехе?

По тону мастера Оля поняла, что он ей не верит, а значит, и нагоняя Жутаеву не будет. Она надула губы и уже совсем недовольным голосом ответила:

— А где им быть? В цехе.

— Идите-ка позовите их.

Оля нехотя пошла в цех.

— Из-за чего поссорились? — спросил Селезнев Жутаева, когда Оля скрылась за дверью.

— Я и сам не знаю, товарищ мастер. Ни вчера, ни сегодня я ей и слова не оказал, а она подошла и как начала… — Жутаев даже не договорил: ему вдруг показалось, что мастер может подумать, будто он жалуется на Олю, а жаловаться Борис не любил и не уважал подверженных этой слабости. Он тут же поправился: — Особенно плохого она, конечно, ничего не говорила. Она начала просто шутить, а я не выдержал, вот и все. Одним словом, обижаться, товарищ мастер, было не на что.

Селезнев сразу разгадал нехитрый поворот Жутаева и, чуть склонившись к его уху, сказал:

— Значит, так начала шутить, что ты не выдержал. С Ольгой это бывает. Ее язычок и эти «милые» шутки я знаю. У нее не язык, а бритва. Но знаешь, что я должен тебе сказать: у тебя, брат, выдержки маловато. Да-да, маловато!

— Почему вы так думаете, товарищ мастер?

— Я не думаю, а убежден в этом. Самообладания у тебя не хватает, силы воли. Вот именно — силы воли. Случай с Мазаем оставим в стороне, о нем иной разговор. Возьмем ссору с Писаренко. Почему ты распалился? Помни: спокойствие да выдержка — лучшие союзники… во всяком деле. Ты же мог двумя спокойными словами обезоружить Ольгу, да так, что в другой раз она и не подумала бы приставать к тебе. А ты, как говорится, разошелся на всю железку. Вот и показал свою слабость. А в этом хорошего не ищи. Нужно развивать в себе самообладание. Обязательно! Оно во всех случаях жизни выручить может.

Жутаев слушал Селезнева и был согласен с ним. И в самом деле, если бы он не растерялся, когда подошла Оля, то и не попал бы в такое дурацкое положение, а у нее не было бы поводов для насмешек. Да и вообще, пусть бы она говорила все, что сказала, — он должен был отвечать спокойно. Тогда бы не Оля «допекла» его, а он оказался бы победителем.

С шумом распахнулась широкая дверь, во двор высыпали формовщики и впереди всех Мазай:

— Товарищ мастер! Что же вы как в воду канули? Мы заждались вас, есть охота. Все уже давно обедают, а мы от голода зубами щелкаем.

— Я уже на две дырочки ремень подтянул, — сказал Сергей.

— Боимся, как бы в столовую не опоздать, — добавил Коля.

— Я сам, ребята, не ожидал, что задержусь. А кабы знать — идти бы вам без меня. Но об обеде не беспокойтесь — накормят. Я вместе с вами пойду.

— Получите сводочку, товарищ мастер. — Мазай протянул листок.

— Ну-ка, что в ней сегодня? — Селезнев развернул листок. — Ого, прекрасная сводка! Вы смотрите, как сегодня отличилась группа! Жутаев — пятьдесят деталей! Вот это темпы! Мазай — сорок! Писаренко — тридцать восемь! Хорошо все идут, хорошо! Но вот беда — не всё в пашей группе хорошо.

— А что плохо? — спросил Мазай.

— Что плохо? Сегодня вечером будет собрание восьмой группы, там и поговорим. Сейчас нужно решить другое. В конторе только что закончилось совещание. Обсуждалось письмо из нашей подшефной эмтээс: просят училище прислать бригаду рабочих разных специальностей, помочь в ремонте машин. Решили сделать так: выделить из каждого цеха по нескольку человек. Вернее, не выделить, а подобрать желающих из лучших ребят. Двух в эту бригаду должны дать мы. Лучших! Понятно? Лучших.

— Товарищ мастер, мне непонятно, — сказал Сергей. — Что же будут делать в эмтээс наши ребята? И токарям, и слесарям, и столярам… пожалуй, и электрикам — всем работа найдется, а насчет формовщиков-литейщиков — им же вагранка нужна. Без вагранки нам и делать там нечего.

— Вагранки в эмтээс, конечно, нет, — ответил Селезнев. — Но и без нее там есть к чему руки приложить. Я з этом уверен.

— А от нас кто поедет? Наметили, товарищ мастер? — спросил Сергей.

— Не спеши. Кому нужно, тот и поедет! — оборвал его Мазай.

— Нет, пока никого не наметили. Поедет тот, кто хочет помочь эмтээс. Там ведь — так же как и у нас, как вообще на всех заводах — работают для обороны, для фронта. Вот об этом и надо помнить. Работать там придется на совесть. И не только работать: те, кто поедет, получат от преподавателей задания. Нужно будет найти время, чтобы систематически заниматься и теорией… Мазай, ты хочешь поехать?

— Я?

Мазаю, конечно, хотелось, чтобы его послали в МТС.

Вопрос мастера обрадовал его, но для солидности Васька ответил не сразу, он немного помолчал, будто раздумывая и взвешивая за и против. И наконец с чувством собственного достоинства сказал:

— Мне все равно, где работать: и там на нужды фронта и здесь тоже. Ну, а если нужно, чтобы я поехал, поеду. Пришвартуемся там, где нужно. Только чтобы шамовку давали. Камбуз там есть?

Кое-кто из ребят засмеялся, но Селезнев сразу посерьезнел и строго посмотрел на Мазая:

— Слушайте, Василий Мазай: когда вы бросите свою тарабарщину — шамовку, камбуз? Слушать неприятно.

— Он же у нас моряк, товарищ мастер, — подмигнув Мазаю, сказал Сергей.

— Моряки прежде всего дисциплинированны и говорят, как и все культурные люди… Значит, вы, Мазай, хотите ехать?

— Даже с удовольствием.

— Хорошо. А вы, Жутаев?

— Я, если можно, тоже поеду. С охотой.