Екатерина Шварцбраун - Куда убегает ваш утренний кофе?

• Название: Куда убегает ваш утренний кофе?
• Автор: Екатерина Шварцбраун
• Издательство: Ракета
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-903064-12-0

Демона, из-за которого есть смысл оставлять книгу, которую читаешь, открытой, зовут ЭЛИЭЗЕР САР А-ДАПИМ, по-простому именуемый ДАФ (лист). Когда человек читает какую-нибудь книгу, а потом покидает комнату, оставив книгу открытой, то к книге подкрадывается ЭЛИЭЗЕР САР А-ДАПИМ, прочитывает все то, что человек читал перед этим, — и человек тотчас же забывает прочитанное.

---

Заведение в целом мне понравилось, и я, немного поколебавшись, пришла к ним директором по пиар. Мне поставили стол в редакции и макинтош с розовым пузырем. Я никогда раньше не пробовала пользоваться макинтошем, и, думаю я, этот макинтош подточил последние капли здравого рассудка, если они у меня ещё были. К тому времени мне уже приходило столько мыслей в голову одновременно, что я очень обрадовалась, обнаружив в макинтоше программные наклеечки пост-ит. Я стала писать на них всё, что следовало сделать. В принципе, стратегию со мной обсуждали очень коротко — необходимо продвинуть распространение журнала в новые, нестандартные области — я уже сама перечисляла — театры, рестораны, кино, заправки, книжные магазины, и так далее. Я понимала, что дело предстоит серьезное: надо сдвинуть с мертвой точки этот проскакивающий цикл, и для начала принялась смотреть и слушать, что творится в этом заведении. В курилке кто-то допрашивал рыжего здоровяка, почему он носит кожаные штаны. Чем ему нравятся кожаные штаны? Здоровяк что-то мялся. В принципе, вполне разумный подход — одобрила я для себя. Если какой-то дух уже облекся в кожаную плоть, есть смысл спросить у него, что его привлекло. Мое же дело было выяснить, что там с этими всеми заведениями. Я начала с театра. В театр мы сходили с прикомандированной ко мне Асурой из отдела распространения. В театре были облупленные стены и плохая лампа, а также старая женщина, которая пообещала нам помочь. Значит, театр для завлечения духа нам обеспечен, но так ли уж это нужно. Ладно, займемся следующим — я поехала в книжный магазин Ад Маргинем. Это были наши враги, подавшие в суд на АЧ за распространение Голубого Сала в интернете. Я договорилась с продавцом, что на одной стене магазина мы закатаем трафаретом огромное слово «Афиша». В принципе, лучше было бы закатать слова Робот Сергей Дацюк, но не всё сразу. Я взяла тачку и поехала на заправку Бритиш Петролеум. Там я заметила, что они налепляют на каждую машину сердечки с надписью «i love bp». А это идея! — подумала я — если на все подряд налеплять сердечки, то он рано или поздно их увидит. А там и написано — «Приходи! Жду тебя!»

Довольная я поехала в офис, и кстати зашла к Осколкову-Ценциперу, чтобы рассказать ему про сердечки. Их можно налеплять в ресторанах, например, сказала я. Да, на дверях — обрадовался Осколков-Ценципер. Идея ему понравилась. Вечером я позвонила Раде и позвала ее по делу в ресторан. По дороге я купила шарик, который если его качаешь на резинке, то светится. Рада сразу же научилась с ним играть. Мы с Радой отлично развлеклись в ресторанах, спрашивая, как они могли бы распространять журнал. Мы заходили во всякие — и китайские, и такие, и хохотали. Потом я сказала: «Поехали». И мы поехали на такси. Куда, Рада не знала. Я знала — к АЧ. Я ей объяснила, что мы будем там делать — мы кинем ему в почтовый ящик кассету с «Воробьиной ораторией» и «Оперой Богатых». Это было срочно необходимо сделать, потому что на одной из сторон была песня про Донну Анну, которая меняла всё. Мы кинули кассету в ящик и уехали обратно. На прощание таксист назвал нас ведьмами. По дороге в метро я увидела безногого десантника, который, конечно же, символизировал АЧ, и заговорилась с ним так, что не заметила, как Рада ушла. Мы целовались. У него была грязная собака.

На другой день, вернувшись в офис вечером, я не застала там никого кроме одного из мальчиков Ценципера. Для меня уже не составляло тайны то, что Эндрю Поллсон, он же Андрей Мучкин, являются временными заместителями и креатурами АЧ. Поэтому я по-хозяйски зашла в кабинет Поллсона, поискала вина и сигар, и даже пыталась угостить ими мальчика из отдела Ценципера, но он почему-то смущенно отказывался. Тогда я села в кресло Поллсона, закурила и позвонила АЧ. Я интересовалась, как «Опера богатых».

Немного пошутила над ним, и он почему-то сказал мне идти на улицу, купить кетамина и вколоть себе. Я не поняла, зачем это. Я сказала, что мне на улицу лень, и что я тут с сигарой в кресле Поллсона. АЧ почему-то был недоволен.

На следующий день меня познакомили с Любовью. Она была красива, как и должна была быть Любовь. Мне сказали, Любовь тоже позанимается у нас пиаром, если ты не против. Я была совершенно не против. Если уж кто и привлечет этого читателя, то не я, а Любовь. Я взяла ее за руку, и восхищенно повела пить кофе в кафешку при консерватории, напротив «Афиши». Любовь отказалась есть пирожное, и ничего не сказала, когда я предложила ей стать директором по пиар вместо меня.

Единственное что — мне нужен был компьютер. Пусть даже этот жуткий макинтош. Там был интернет и моя семья. Когда Мучкин попросил меня прийти к нему в кабинет, и пряча глаза, протянул мне сто долларов, я удивилась что так много. Он сказал — извини, но руководство решило тебя уволить. Голосовали трое — я, Поллсон и Ценципер. Только Ценципер был против. Так что извини. Хорошо, сказала я. Спасибо. Это ничего. И поехала обратно на старую работу. Я пришла в отдел кадров и сказала — я тут просила меня уволить, больше не нужно. Оставьте все как было. — Что как было?! — закричали на меня две химеры. — Вы уволены, вам не понятно? Не понятно? Покиньте, пожалуйста, помещение!

Я зашла к другу Коле из отдела работы с клиентами. Он сказал, идем покурим — дело есть. Мы пошли. — Ты знаешь, — сказал он — что в Афише говорят? Тебя уволят, поняла? Знаешь за что? Говорят, ты героином постоянно колешься.

— Ни фига себе, — сказала я Коле. — Вот так вот! — сказал он. — Я тебя предупредил. Спасибо, — ответила я и пошла оттуда. Я никогда не кололась героином.

На следующее утро я встала и поехала снова в Афишу — мне же нужен был компьютер. Я только зашла внутрь, а охранник сказал, что меня пропускать больше не велено. Я придумала — я забыла документы в компьютере! — тут вызвали системного администратора. Он был очень злой. Он сказал: там нет ни одного документа.

Я посмеялась и сказала, что мне нужен Поллсон. Сказали, что Поллсона нету. Я вышла на улицу и стала его ждать — уж, конечно, Поллсон, который в курсе, что я сделала для них, и которому я прихожусь сыном, пустит меня за компьютер. Мне просто надо было в интернет. Я прождала довольно долго. Потом увидела, как Поллсон выходит из здания. Он поднял руку, как Ленин, в приветствии, и поспешно сел в машину. Он уехал. Тогда я отправилась напротив, в кафешку при консерватории. В ней обнаружилась какая-то новая дверь и за ней зеленый коридор. Я шла, шла по этому коридору и увидела маленькую раздевалку. Разделась, взяла номерок и дальше все шла, шла, вдруг зашла в какую-то комнату. Там сидели пожилые мужчины и женщины и все они мне заулыбались. Передо мной стоял рояль. Я думала надо что-нибудь им сыграть, (я никогда не играла), но они сказали «но, но сенкю ситдаун». Я села и послушала, как они говорят по-английски как прекрасно, что все мы здесь сегодня собрались. После все захлопали и стали друг другу пожимать руки, и мне тоже пожимали руки, после чего разошлись. Я пошла по коридору дальше и неожиданно вышла на балкон. Под балконом была сцена. Там что-то играли. Я посидела на бортике немного. Было много людей, и стены будто опрокидывались в потолок. Я спустилась к каким-то лифтам, в коридор, где студенты тащили виолончели и скрипки. Я пошла вместе с ними. Они построились и пошли на сцену. Я тоже. Вдруг мне сказали: а вы куда? И я ушла оттуда. Я шла по темным коридорам, где ничего не было видно, только в окна были видны красные звезды Кремля. Какие-то две тени у окна попросили у меня закурить. В свете зажигалки стало видно, что это маленькая девочка и мальчик с родимым пятном на пол-лица. Оба они были уроды. Мы побежали втроем по коридору, по пути выключая рубильники, как в Думе. Было очень весело. Потом они отстали, а я услышала в темноте звук органа. ЕП очень любил музыку Баха. Я пошла на звук и полоску света. Медленно стала открывать дверь, за которой играл орган — и отшатнулась. За органом сидел мальчик с длинными волосами и в очках, как у ЕП. Я кинулась бежать вон оттуда и каким-то образом попала на улицу. Оттуда я попала к АЧ. У него я уже не стала притворяться никем, а просто стала ЮФ. Он любит, что она его ненавидит, она тем от меня и отличается, что ненавидит его, и жестоко смеется над ним, и он этого хочет. Я делала все, что он любит. Он дал мне много денег, и много раз сказал, что мне пора уходить. Он сказал, что к нему сейчас приедет телевидение, снимать сюжет про суд над Голубым Салом, и тогда я ушла. Я поехала после этого в детский мир и купила ребенку отличную куртку найк и ещё украла оттуда шапку. Потом я играла на бильярде, посетила порно-шоу в порно-магазине, но там было закрыто, купила готичные кольца и выкинула их в камин. Потом я зашла в интернет-кафе и там увидела строгое предупреждение от Ордена, что я плохо себя веду. Я поняла, что дело идет на лад: мальчики так шутят со мной, и послала им всякие хиханьки и хаханьки, какие придумала. Я, конечно, смеялась над ними, потому что я была такая озорная и заводная, как ЮФ. На другой день мы с ребенком и его крестной матерью Анной поехали в клуб. Это был один из клубов по списку Афиши. Нас там очень хорошо приняли и обслужили, и я договорилась о рекламе. После Анна с ребенком поехала домой, а у меня ещё были дела. Я вышла в метро на Библиотеке Ленина, там был ужасный гололед. Вскоре меня догнали два каких-то мальчика, сказали, что они из Питера, и подхватили меня под руки, так что я могла ехать по скользким дорожкам, очень быстро. Так мы мигом прибежали к Афише, и я попрощалась с ними, потому что у меня были дела. Мне надо было попасть в интернет. Охранник сказал, что мне туда нельзя. Я вышла. Потом постучала снова. Он снова сказал, что нельзя. Я постучала снова. Он снова сказал, что нельзя. Я снова постучала. Тогда он стал на меня кричать. Но мне все равно было надо внутрь, и я стучала. Он вышел и завернул мне руку. Я закричала. Потом он ушел. Я постучала снова. Потом вдруг приехала машина, такая большая, как танк, черная, и я решила, что там наши друзья товарищи танкисты. И правда — оттуда вышли танкисты, и вдруг я упала на землю, а они бьют меня дубинками. Я очень плакала. Они уехали. Я пошла, ковыляя, домой. Взяла такси до дома. Очень злая была. На портрете ЕП, который висел у меня на кухне, написала — это дочь третьего рода клана МВ. Это было презрительно с моей стороны. Потом я немного покурила травы и стала всем звонить. Все почему-то меня посылали на фиг. Была ночь. Я решила, что надо ехать, наконец, к МВ с ЮФ и решить этот вопрос раз и навсегда. Я взяла с собой портрет ЕП. На шоссе не было вообще никого, только висела колючая звезда. Я хотела завыть на нее, но тут приехала машина. Водитель сказал что-то про МКАД, и я сказала что хорошо. В машине я, как обычно в последнее время, стала вызывать духа водителя. Я кричала ему последовательна имена Бога: «Эпс!» и «Эль!». Патруль проверил наши документы. Мне показалось, что там был Дугин. Неладное я заподозрила только когда поняла, что мы едем по МКАДу уже часов десять. Мы ехали всё время по кругу. Я закричала, чтобы он остановился, но он продолжал ехать. Тогда я стала бить его изо всех сил, и тут он правда остановился, и стукнул меня, так что я вылетела наружу, а сумка осталась. Он захлопнул дверь и уехал. Я опять захотела завыть на звезду. Мимо ехал грузовик. Куда тебе? — спросил водитель. До метро — сказала я. Тот молча довез меня до метро и дал денег, чтобы туда зайти. Я зашла в метро, как была, в длинной шелковой ночной рубашке, ботинках гриндерс и короткой курточке. Автоматически доехала до станции АЧ. И остановилась перед эскалатором.