Владимир Пистоленко - Памятное лето Сережки Зотова

• Название: Памятное лето Сережки Зотова
• Автор: Владимир Пистоленко
• Жанр: Прочая детская литература

Повесть о том, как богомольцы завладели душой мальчика, потерявшего родителей, и как товарищи вели борьбу за его освобождение.

---

Дни побежали.

Николай Михайлович и Сергей меньше рыбачили, больше отдыхали, купались, загорали. За удочки брались к вечеру и по утреннему холодку. Свежая рыба водилась у них всегда. Однажды им особенно повезло: Николай Михайлович в тот день выловил двух крупных сомят. Посоветовавшись, отец и сын решили преподнести их Манефе Семеновне. Николай Михайлович сам было собрался отвезти добычу, но мимо проезжал на лодке знакомый железнодорожник, и рыбу передали с ним.

Николай Михайлович старательно учил Сергея плавать, и мальчик сам не заметил, как стал настоящим пловцом. Оказалось, что это не такое уж трудное дело. Главное — не бояться, чуть бултыхаться, и вода сама тебя удержит. Научился Сергей, как и отец, лежать на воде, нырять, да не просто нырять где-нибудь у берега, на мелководье — это он умел делать и раньше, а на большой глубине, даже в самом затоне. Правда, рядом с Сергеем всегда был отец, и это придавало мальчику смелости. Но что из этого? Вот теперь посмотрела бы Таня! Она и по шейку-то боится в реку зайти, у берега плещется, руками и ногами царапает дно, и думает — плавает. Жаль, что Таня уехала, а то и ее можно было бы с собой взять. В палатке места хватило бы. Когда была жива мама, они втроем там помещались…

О чем бы Сергей ни думал, обязательно вспоминалась мать. И он грустил. А иногда даже плакал. Правда, плакал тихонько, украдкой, чтоб не заметил отец, ставший после смерти матери молчаливым и задумчивым. Сергей понимал, отчего это… Ведь и вправду, как хорошо жилось, когда они были втроем. Бывало, на рыбалке разожгут у палатки небольшой костерик, чтоб дымом комаров отпугивать, усядутся потеснее, и отец начнет рассказывать какую-нибудь интересную историю. Или тихонько затянут песню. Отец любил военные песни: про орленка, которому не хочется помирать в шестнадцать мальчишеских лет, про партизана-матроса Железняка, про сотню юных бойцов из буденовских войск и еще другие песни. А матери нравилась песня про одинокую гармонь, про письмо, в котором в каждой строчке только точки. А еще мать любила припевки и знала их столько, что, кажется, им не было ни конца ни края. Голос у нее был какой-то особенный, то он звенел громко и весело, так, что хотелось смеяться или даже пуститься в пляс, то становился тихим, задумчивым. А отец пел густым басом. Сергей тоже любил петь и знал все любимые песни отца и матери. Голос у него был почти такой, как у матери, и она говорила, что Сережка поет, точно вызванивает стеклянный колокольчик.

А вот теперь они почему-то не пели…

Однажды вечером, когда уже поужинали и легли спать, Сергей вспомнил свои разговоры с Манефой Семеновной и спросил отца:

— Пап, а тут у нас тоже бог есть?

— Какой бог? — удивился отец. — Ты откуда это взял?

— Бабушка Манефа говорила. — Сергей подробно рассказал о своих разговорах с Манефой Семеновной.

— Все это, сынок, выдумки, сказки старых людей. Как про сома, который будто живет в омуте. Помнишь? Нам с тобой они совсем ни к чему. Никакого бога нигде нет. Манефа Семеновна человек пожилой, у нее свои понятия о жизни, а у нас — свои. Мешать-то ей мы, конечно, не будем, но и сами жить по ее указке не станем. Каждому свое.

Сергей больше верил отцу, чем Манефе Семеновне, но она объясняла все так подробно и так уверенно, что рассказы ее у Сергея не вызывали никакого сомнения.

Домой рыбаки вернулись в назначенный день, как и уговаривались с Манефой Семеновной. Она поджидала их, а увидев, засуетилась и кинулась собирать на стол.

— Нет, погодите, — остановил ее Николай Михайлович, — сначала примите рыбешку на пирог. — Он хитровато подмигнул Сергею и вытряхнул из мешка прямо на пол огромную рыбину.

— Нечего сказать, рыбешка! — покачала головой Манефа Семеновна. — Это как же вы ее?

— Да вот так. На галушку. Сегодня утром пожаловал. Мы и подсекли. Хорош сазанчик?

— Уж куда лучше. Да вы, никак, и обработали его?

— Готов. Хоть сейчас на сковородку.

— Завтра придется. А пока давайте я его в погреб, на снежок вынесу, предложила Манефа Семеновна.

Но рыбину понес сам Николай Михайлович. Сергей побежал за ним. Когда они вернулись, Манефа Семеновна сидела край стола. Перед ней лежала пачка денег.

— А вот вам, Николай Михайлович. — Манефа Семеновна гордо подвинула в его сторону деньги.

— Это что? Откуда? — недоуменно спросил он.

— Берите, берите. Ваши. За цветы.

— За какие цветы?

— Ваши цветы. С огорода. Я букеты вязала и на станцию к поезду выносила. Их вон какая сила, не пропадать же зря таким красавцам. А там, у поезда, прямо встать не дают, с руками отрывают. И не только цветы, все, что угодно, можно продать проезжающим.

Манефа Семеновна увлеклась своим рассказом и не заметила, как изменилось лицо Николая Михайловича, побелели губы, сурово сдвинулись широкие брови.

— Манефа Семеновна… — задохнувшись, сказал он. — Да как же это вы… Зачем вы?..

— Или что не так? — забеспокоилась Манефа Семеновна, услышав в его тоне неладное.

— Пойди, Сережка, поиграй во дворе немного, — не глядя на сына, строго сказал Николай Михайлович.

Сергей понял, что взрослые хотят поговорить без него, и выбежал из комнаты. Интересно, о чем же они станут говорить? Уже будучи в сенцах, он услышал, как отец сказал:

— Надюша цветы для красоты разводила…

Когда Сергей вернулся в комнату, Манефа Семеновна сидела на прежнем месте и концом передника вытирала глаза, видно плакала, а отец молча стоял у окна и барабанил пальцами по подоконнику.

Манефа Семеновна несколько дней ходила молчаливая и задумчивая, но цветы продавать больше не стала. Не стала затевать с Сергеем и разговоров про бога.

ВСТРЕЧА С ХРИПАТЫМ

На советскую границу, неподалеку от города Ленинграда, напали финские захватчики. Началась война. Защищать Родину ушел и политрук запаса Николай Михайлович Зотов.

На станцию Николая Михайловича провожала вся ремонтная бригада, Манефа Семеновна, Сергей и много других людей, соседей и знакомых. Среди провожающих Сергей заметил Володю и Сашку Селедцовых. Сергею было очень грустно и хотелось плакать, но он крепился и все время держался за руку отца. Выпустил ее только тогда, когда прозвучала команда садиться и Николай Михайлович полез в вагон.

Поезд тронулся. Вагоны побежали все быстрее и быстрее. Провожавшие стали расходиться. Кто-то подошел к Манефе Семеновне и заговорил с ней. Сергей понуро стоял рядом.

— Сережка! — окликнули его.

Он оглянулся.

— Иди сюда! — махнув рукой, позвал Сашка Селедцов.

Зачем они зовут? Может, играть? Только Сережке сейчас совсем не до того. Он молча качнул головой и потупился.

Увидев, что Сергей не двигается с места, Сашка сам пошел к нему.

За Сашкой двинулся Володя.

— В футбол хочешь играть? — шепотом спросил Сашка. — Я тебя напостоянно в свою команду принимаю. Понял? Могу даже вратарем сделать. Хотя вратарем я сам стою. Может, нападающим? А? Правым краем. Это знаешь как здорово? Будешь?

— Буду, — без особой радости согласился Сергей.

— Тогда — все, — заключил Сашка. — И ты знаешь еще что, Сережка: если кто задираться станет, мне говори. Володька полезет — и ему всыплю.

— Я с Сережкой никогда и не дрался, — обиженно возразил Володя.

— Мы не дрались, — подтвердил Сергей.

Сашка обнял его за плечи.

— Ты, Сережка, не расстраивайся из-за отца. Вернется. Даю слово. Он у тебя вон какой геройский. А теперь пошли, маленько потренируемся.

— Я у бабушки Манефы спрошусь.

— Давай, — одобрил Сашка.

Но Манефа Семеновна Сергея не отпустила, сказала, что сегодня веселиться или же играть с ребятами ему даже неудобно, отца не на веселье проводили.

Сергей взглянул на Сашку и качнул головой: мол, не пускает. Да если правду сказать, то ему и самому было сейчас не до игры.

Вернувшись домой, Манефа Семеновна вместе с Сергеем сразу же прошла в свою горенку, собрала там ему поесть, а сама, больше не обращая на него внимания, встала на колени, начала креститься, бить поклоны и чуть слышно что-то зашептала. Сергей знал, что это она молится богу. Невольно стал прислушиваться. Манефа Семеновна шептала невнятно, но все же Сергей уловил, как она несколько раз произнесла: «раба божия Николая».

Когда старуха закончила моление, Сергей спросил:

— Баб Манефа, а что такое «раба божия Николая»?

— Ты о чем это?

— А вы сейчас говорили…

Манефа Семеновна ответила не сразу. Помолчала, подумала. Затем, видимо решившись, тяжко вздохнула и сказала:

— Это я о твоем папке молилась, чтоб живой-невредимый остался.

Сергей удивился и с недоверием спросил:

— А разве так можно?

— Все можно, — коротко ответила Манефа Семеновна. — Только молиться надо.

Вечером Сергей долго не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, перед ним сразу же возникал вагон с открытой дверью и там его отец. Стоит и машет рукой.