Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

• Название: Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие
• Автор: Дмитрий Петров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-60001-4

Василий Аксенов, автор легендарных романов «Коллеги», «Остров Крым» и «Московская сага», прожил жизнь, которой с лихвой хватило бы на десятерых: сын врагов народа, врач по образованию, диссидент и стиляга по духу, Аксенов всегда был устремлен в будущее как ракета, несущая в себе энергию вечной юности и бодрости.

Герои Аксенова хранят в себе искру личности автора, но никогда не совпадали с ним на сто процентов.

«Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие» – первая полная биография писателя. Дмитрий Петров для создания этой книги интервьюировал друзей и родственников писателя, работал с архивными документами. В итоге получилась не просто уникальная по охвату материала, но и очень интересная книга в духе знаменитых биографий Ирвина Стоуна, которые читаешь как настоящие художественные романы!

---

Я считаю, эта критика была правильной».

Подобный текст – «Ответственность перед народом» – напечатала «Юность».

В этих статьях всё правильно. Всё очень по-советски. Так, и никак иначе, только и мог вести себя «шестидесятник» – не писатель-подпольщик, не готовый на жертву антисоветчик, не идейный борец с коммунизмом, вроде уже сидевшего в тюрьме издателя самиздатовского журнала «Синтаксис» Александра Гинзбурга, а «противоречивый советский прозаик, находящийся в творческом поиске». Главное – соблюсти формальности. Написать понятные им слова. Чтоб отстали. Чтоб конец пришел опале. Чтоб спокойно писать. Чтоб на «Ленфильме» не закрыли картину «Когда разводят мосты», чтоб какое-то время не занимать по знакомым деньги…

Это многое объясняет. Например, такие слова: «Меня вдохновляет оптимизм нашей марксистско-ленинской философии. Наш светлый и мужественный взгляд на мир – это главное, что объединяет все поколения советских людей <…> Я никогда не забуду обращенных ко мне… слов Никиты Сергеевича: "Работайте. Покажите своим трудом, чего вы стоите"».

Состояние, испытанное Аксеновым, боксеры зовут грогги – средней силы вырубон. Рассыпанность. Когда не только зал в глазах троится и четверится, а ты сам пятеришься внутри.

Он не забыл. Ни слов. Ни криков перекошенного зала. Ни воздетых кулаков владыки. Тот орал: покажите! Аксенов – показал.

4

Оттепель, март, шестьдесят третий,
Сборище гадов за стенкой Кремля,
Там где гуляли опричников плети,
Ныне хрущевские речи гремят.
Всех в порошок. Распаляется боров.
Мы вам устроим второй Будапешт!
В хрюканье, в визге заходится свора
Русских избранников, подлых невежд.

Вот мы выходим: четыре Андрея,
Пятеро Васек, бредем из Кремля…
. . .
Ржут прототипы подонков цековских
С партобилетами на грудях[72].

5

Эти стихи вышли сорок лет спустя.

А тогда реванш брали красные ортодоксы. На июньском Пленуме ЦК КПСС, посвященном идеологии, партия ставила задачу «обеспечить победу идеологии коммунизма», обличала писателей-«дегтемазов» и требовала «привести в порядок все виды идейного оружия». В ту пору уже готовился к изданию угрюмо-погромный роман Ивана Шевцова «Тля», вышедший в следующем, 1964 году. Писались и веселые-задорные заметки Аксенова о фестивале в Мар-дель-Плата «Под небом знойной Аргентины». Но выйдут они только в 1966-м[73].

К этому времени СССР снова слегка оттаял. Воцарилась освежающая прохлада. Культурная жизнь текла без особых драматических всплесков. Впрочем, поворот к перемене климата наметился уже в конце лета 1963-го, когда Твардовский прочитал Хрущеву продолжение своей знаменитой поэмы о Василии Теркине – сатиру «Теркин на том свете».

…Там – рядами по годам
шли в строю незримом
Колыма и Магадан,
Воркута с Нарымом.<…>

Из-за проволоки той
Белой-поседелой
С их особою статьей,
приобщенной к делу. <…>

Память, как ты ни горька,
Будь зарубкой на века!

Хрущев был человеком отнюдь не слабонервным. Шолохов, также слушавший поэму, хохотал, вождь сидел молча, не выражая никаких эмоций. Можно ли публиковать поэму? – спросил Твардовский. Хрущев промолчал – сделал вид, что не слышит. Тогда спросил Аджубей. Снова молчание. Твардовский сник. Но тут Аджубей утащил его в другую комнату, позвонил в «Известия» и велел поэму печатать. Хрущев, дескать, разрешил. Эту историю, говорят, рассказал сам Твардовский, когда записывал поэму на радио.

Написанная в 1954 году и пережившая немало переделок, она ждала своего часа. И вышла в «Известиях» в конце лета 1963-го. Публикацию повторил «Новый мир».

Для консерваторов это был удар. Ведь начало же «всё вставать на места»! А тут – снова воспоминания о репрессиях, насмешки над незабвенным генералиссимусом, и главное – над самими сторонниками жесткой линии. Ведь разве не им – а кому ж еще? – ищущим везде крамолу и готовым ее искоренять, посвящен этот вот фрагмент:

Не спеши с догадкой плоской,
Точно критик-грамотей,
Всюду слышать отголоски
Недозволенных идей.

И с его лихой ухваткой
Подводить издалека —
От ущерба и упадка
Прямо к мельнице врага.
И вздувать такие страсти
Из запаса бабьих снов,
Что грозят Советской власти
Потрясением основ.

Как можно печатать такое в «Известиях» в разгар наведения порядка в искусстве?

А вот издали ж! Хитер Глава. Не идет до конца. И нам руки связал, и органам. В том числе и самым главным, о которых – и как терпит Шелепин? – этот Твардовский вон что пишет:

– Там отдел у нас Особый,
Так что – лучше стороной…

– Что ж, Особый есть Особый. —
И, вздохнув, примолкли оба…

И вовремя. Потому что, молчаливо дозволив Аджубею печатать поэму, Хрущев попутно дал понять «литературным автоматчикам партии»: не спешите. Когда объявлять морозы, когда жару, а когда оттепели – дело мое. Я решаю, куда идет страна. И в том числе – литература.

И граждане мой курс поддерживают. Точно так же, как только что долбили ретивых юнцов, теперь хвалят нового Теркина: «Развернул газету. Вздрогнул. «Теркин!» Залпом прочел все. Второй раз читал не спеша. И смеялся, и грустил, и зябко поеживался». «Несмотря на гротескную форму, поэма А. Твардовского – песнь о настоящем русском человеке…» «Нахожусь под впечатлением чего-то большого, полностью не охваченного разумом…» И напрасно вы, товарищ Грибачев, тискаете в «Октябре» всякие статейки про что теперь выходит «Теркин против Теркина». Не спешите сшибать лбами «идейно выверенного» солдата из «Книги про бойца» с «сомнительным» из «Того света». Не вам ли Александр Трифонович там же посоветовал:

Не ищи везде подвоха,
Не пугай из-за куста.
Отвыкай. Не та эпоха —
Хочешь, нет ли, а не та!

Глава 5 Бочкотара

1

И впрямь – не та. Твардовский читал «Теркина» Хрущеву на встрече с разноплеменной писательской тусой (хоть и без иностранцев в зале). К нему на Черное море привезли участников конгресса Европейского сообщества писателей, что проходил с 5 по 8 августа 1963 года.

Эта организация, основанная в 1958 году в Неаполе по инициативе итальянского прозаика Джанпаттисты Анджолетт и объединявшая более тысячи литераторов из 23 стран, в отличие от тогдашнего Пенклуба, считалась площадкой литературного диалога Востока и Запада. Ее члены, согласно уставу, были обязаны «содействовать развитию духа дружбы и сотрудничества между народами». Сообщество в целом держалось столь свойственной многим европейским интеллектуалам леволиберальной позиции равной удаленности, осуждало, с одной стороны – антикоммунизм и колониализм, а с другой – ужасы ГУЛАГа, и признавалось в СССР «форумом здравомыслящих творческих деятелей». В 1963 году в нем состояли 150 советских литераторов.

На Флорентийском конгрессе 1962 года обсуждали взаимосвязи между литературой, радио, кино и телевидением. Ну а в Ленинграде, где собралась сессия руководящего совета Сообщества, решали вопрос: что делать с кризисом романа. Тема встречи так и звучала: «Судьба романа».

Причем тот печальный факт, что современный роман находится в кризисе, сильно беспокоил западных писателей. Что же до их советских коллег, то их смущало другое: а с какой это стати буржуазные литераторы ни с того ни с сего взялись толковать о каком-то кризисе, когда у нас-то роман-то процветает? Не иначе готовится очередная культурная провокация… Не иначе не просто так едут к нам Генрих Белль, Уильям Голдинг, Итало Кальвино, Альберто Моравиа, Ален Роб-Грийе, Жан-Поль Сартр, Тадеуш Ружевич и другие. Ну так и что ж? В случае чего найдутся и у нас мощные умы, виртуозные полемисты и корифеи культуры – Константин Симонов, Борис Сучков, Александр Твардовский, Илья Эренбург. Да вот и молодая подоспела гвардия, неугомонная, задиристая, ищущая, недавно вразумленная мудрыми наставлениями партии и правительства. Скажем, вот, к примеру, Аксенов Василий Павлович…

В ту пору, как, впрочем, и после, его увлекал вопрос: почему зарубежные коллеги опасаются, что роману как жанру грозит кризис? Ведь в нашей-то, советской-то литературе всё с этим делом очень даже хорошо. Накатила «новая волна» – Гладилин, Войнович, Владимов, Трифонов, Битов, Искандер. Да и «старая волна» не сошла еще на нет: вон академик Михаил Александрович Шолохов – хоть и не нобелевский еще лауреат, а как авторитетно рассуждает о торжестве социалистического реализма. А что до романа, то – да есть ли, товарищи, у нас жанр главнее? Ты крупный писатель, идешь в ногу с эпохой, в курсе наших трудовых и боевых побед – издавай романы! Не-е-ет, может, это у вас на Западе с романом (как и со всем остальным) творится что-то нехорошее, а у нас в СССР он по-прежнему живее всех живых.