Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!

• Название: О, этот вьюноша летучий!
• Автор: Василий Аксенов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-60003-8

В этой книге впервые собраны лучшие, никогда ранее не издававшиеся киносценарии Василия Аксенова, одного из самых известных советских писателей ХХ века.

Эти тексты не похожи на сухие режиссерские сценарии к фильмам, скорее это – увлекательная, динамичная проза, образная и яркая. Она передает не только дух эпохи 1970-х, но и характер самого Аксенова – огневого, стремительного человека, которого можно было либо любить, либо ненавидеть, но равнодушным он не оставлял никого.

«О, этот вьюноша летучий!» – сборник из девяти киносценариев, в которых силой аксеновского гения преображены старинные русские сказки и повести, а также – вечные сюжеты мировой истории и литературы.

Эта книга – не просто новинка для поклонников творчества Аксенова, но живой документ эпохи, полной искренних чувств и надежд!

---

– Рад стараться.

– Рисковать нельзя и уповать только на финляндский сенат опасно. «Никитич» должен быть на свободе, и поэтому нам нужно попробовать вариант со взрывом стены.

– Пожалуй, Виктор прав, товарищи.

Горизонтов стоял под деревом вблизи стены замка, он посматривал на гору и ждал сигнала, который что-то запаздывал. Виктор вынул часы, но взглянул не на циферблат, а на тлеющие угли заката.

на водных лыжах он гонял в Тишково а в океане он освоил серфинг и хохотал над гребнями взлетая а после ждал на бесконечном пляже когда она приблизится родная бессмертная его любовь.

Он положил часы в карман, и в это время одна пуля, а за ней вторая, целый пучок смертельных пуль пробил его тело. Он закрутился, как бы пытаясь смахнуть эту нелепую напасть, и упал.

Он еще ворочался, когда подошедшие филеры разрядили в него свое оружие.

Финляндский сенат освободил инженера Красина за несколько часов до того, как из Санкт-Петербурга прибыли обвинительные документы.

ВЕСНА 10

– Вы уверены, герр Шульц, что это подходящая позиция для моего аппарата?

– Будьте спокойны, герр Виденталь. Он появляется ровно в 4 часа 17 минут и две с половиной минуты идет по той стороне улицы. Он пунктуальнее любого немца.

Красин вошел в берлинский трамвай и сел на скамью. Внешне он был подтянут и надменно-безучастен, но в глубине его глаз была тоска.

Прямо перед ним опустилась «Берлинер Цайтунг», и он увидел длинный пятнистый нос, целлулоидовый воротник, подпирающий дряблые щеки, глаза в кровяных жилочках, вопрошающие, молящие…

– Что происходит в мире, майн герр? В Иране свергли Мохаммеда-али-шаха, в Барселоне резня… помните Россию?.. Роберт Пири достиг Северного полюса! Чего хотят люди?

– Кто вы? – с трудом спросил Красин.

– Я опытный и одинокий садовник-пчеловод. – В глазах соседа усилилась мольба и надежда на близость. – Я знаю только, майн герр, что гладиолусам нужно постригать усики на росе, а чайные розы просят вечернего ухода… Пчела – это матка, майн герр, это символ тепла… Может быть, зайдем ко мне на рюмочку кюммеля?

– Извините, – сухо сказал Красин и направился к выходу.

– Герр Виденталь, он приближается!

Красин подходил к своему подъезду, когда распахнулось окно в доме напротив и приветливый голос воскликнул:

– Герр Красин! Ахтунг!

Он резко обернулся. Вспыхнул магний – германская секретная служба сделала снимок. Он иронически поднял шляпу.

– Спасибо, что не забываете, господа!

– Бите, бите, извините за беспокойство.

Окно захлопнулось.

– У него не очень-то процветающий вид, Шульц.

– За двести пятьдесят марок в месяц не очень-то расцветешь.

– Говорят, в России он ворочал огромными средствам. Они нападали на банки, да?

– Это были деньги их партии, Виденталь.

– Неужели он не сколотил капитальца на черный день?

– Он и копейки на себя не потратил. Он делал революцию.

– А зачем, Шульц, а? Зачем они делают революцию?

– Черт их знает! Зачем Пири плелся к этому полюсу, вы можете сказать?

– Нет, я этого не понимаю…

ВЕСНА 13

Свежие копченые сиги! Королевские сельди белого и розового мяса! Журнал вице-короля островов Ки-Ка-Пу! Сибирская зернистая икра по небывалым ценам! Английские пальто «Жокей-Клаб»! Асти спуманте! Кьянти! Мадера олд резерв! Проституция в древность д-ра Дюпуйи! Автомобили «фиат», «дарран», «кадиллак»! Во Французской Швейцарии продается рыцарский замок XIII века! Волшебные карточки пикантного содержания! Лучший друг желудка – вино Сен-Рафаэль!

(на фоне этих изображений и надписей гулкий голос читает или поет)

Есть театр, идет в нем драма,
Есть живая панорама,
Есть мамзель Марьэт,
Есть большой балет!

А мамзель Мари, —
Словно луч зари!
Три оркестра, хор,
Братья Метеор!

Фойе Александринского театра заполнено толпой изысканных дам и господ. Из толпы вышел Красин. Виски его были белы, но фигура по-прежнему стройна, поступь тверда, а костюм безупречен. Он направился к красивой даме средних лет, знаменитой М. Ф. Андреевой, которая тоже двигалась к нему, оставляя за спиной застывший след нелепо повернутых голов, расширенных глаз и перекошенных в шепоте ртов. В середине зала они сошлись.

– «Никитич», милый, – еле слышно шепнула знаменитая актриса.

– Здравствуй, «Феномен», – так же тихо сказал Красин.

Толпа оживленно комментировала встречу.

– Каков фрукт этот Красин, господа! Ушел прямо из-под петли, отсиделся за границей и вот, пожалуйста, – генеральный представитель «Сименс и Шукерт», поди его тронь!

– Ведь он был крупнейшим большевиком, господа! Большевиком!

– Однако не зря солидная европейская фирма ставит его общероссийским директором…

– А с Андреевой у них, конечно, роман?

– Бросьте чепуху молоть!

– Годы ее не берут…

– В области электричества он мыслит категориями завтрашнего дня…

– В пятом году Андреева бросала бомбы с балкона!

– Мадам, побойтесь Бога!

Андреева и Красин медленно шли по залу.

– Какой вы бодрый, Леонид Борисович, – говорила актриса, – и сильный, как всегда, но какая печаль в ваших глазах…

– Я все время думаю о погибших и о тех, кто в тюрьме, – сказал он.

Она притронулась к его руке.

– Не сдавайтесь, «Никитич», держитесь. Все еще впереди!

Она вдруг заговорила совсем другим тоном.

– К нам идет знаменитый философ Забродов. Почему-то он уже дважды просил меня познакомить его с вами.

К ним подходил красивый человек с длинными тронутыми сединой волосами, заложенными за уши, и по-казацки опущенными усами.

– Коля, посмотри-ка, чем я разжился!

– Бог ты мой! Ломик! Откуда, Ильюша?

– Караульный дал, тот лопоухий. Ты спал, а я его агитировал.

Илья Лихарев и Николай Берг шептались, лежа на полу арестантского вагона.

Шаткий, оглушительно свистящий поезд по необозримой ночной равнине влек старых друзей к месту исполнения каторжных работ, в Забайкальский край.

На нарах проснулся пожилой заключенный. Он протер пенсне, увидел, что молодые люди поднимают ломиком доски пола, и любезно осведомился:

– Замыслили дерзкий побег, месье?

– Присоединяйтесь, Кузьма Фокич, – предложил Лихарев.

– Увы, не по моим костям. Бон вояж!

Илья уже по пояс скрылся в дыре. Мгновение, и он исчез совсем. Николай бросился вперед, просунул ноги, провалился вниз.

Когда последний вагон прошел над ним и грохот почти мгновенно сменился полной тишиной, он поднял голову и запел, завопил от восторга.

по талому снежку с турбазы на турбазу брела она одна с надутою губой с обиженной губой от новогодних игрищ к пушинкам верб мимоз и к ветру Первомая к скольженью первых яхт сменивших буера

Далеко впереди между рельс Илья увидел комочек берговского тела. Он встал и пошел к нему, радостно чувствуя жжение содранной кожи.

Красин и Забродов сидели в креслах перед широким окном над крышами Петербурга.

– Мы можем беседовать на равных, – с улыбкой говорил философ. – В свое время я отдал марксизму дань и немалую…

– Я знаю, читал, – проговорил Красин.

– Это приятно. Даже ошибки молодости вызывают приятные воспоминания. Таков человек. Очарование объективированным миром неизгладимо…

Он смотрел на Красина прохладным любопытным взглядом, словно на кусок минерала.

Илья провалился по пояс в припорошенную снегом полынью, но Берг лег пластом на лед и протянул ему руку.

На косогоре над рекой появилась конная стража. Пули прочертили следы по насту.

Философ вдруг вытаращил глаза, оскалился и высунул язык. Через мгновение страшный этот лик пропал.

– Извините, это у меня такой тик, не обращайте внимания. Итак, я хочу сказать, что менее всего смысл революции понимают революционеры и контрреволюционеры. Первые судят греховное общество и в суде своем не видят истины, вторые упорствуют в своей неправоте и тоже смысла не видят. Между тем революция – это малый апокалипсис истории, она есть прохождение через смерть, неизбежное следствие греха…

За осиновой рощей алел рассвет, а с реки все гукали выстрелы, и эхо доносило матерщину стражников.

«Врешь! Апокалипсис? Врешь! – зло думал Берг. – Революция – это жизнь, юность, любовь! Это весна!»

– Еще в 7-м году я предсказал победу большевикам, – продолжал философ, – но будет ли это та победа, которая рисуется сейчас вам? Свобода, которую вы принесете миру, будет свободой без радости, механической свободой сцепленных друг с дружкой рычажков…

«Врешь!» – почти вслух крикнул Берг.

– Коля, быстрей, Коленька! – задыхался рядом Илья.

«Врешь! Раскаркались мистики! Наша свобода будет свободой каждого для всех и всех для каждого! Мы построим новое общество и…»

Пуля, попавшая в затылок, оборвала эту мысль Николая.