Владимир Орешкин - Камикадзе

• Название: Камикадзе
• Автор: Владимир Орешкин
• Жанр: Детектив

---

Мне нужен был паспорт, любой другой документ. Я нагнулся, оглянулся: люди, конечно, спешили ко мне, но были еще далеко. В карманах было пусто, никаких удостоверений личности. Ничего. Кроме небольшого черного пистолета, который я нащупал пальцами, и еще какой-то бумажки. Это была фотография Прохорова. Та самая. Наконец-то нашлась пропажа. И то, и другое я успел взять. Выпрямился над покойником в скорбном молчании. Я, помнится, видел его на поминках Валентина. Точно, видел. Но не обратил внимания. Человек как человек, ничего особенного. Они добились своего, отыскали его. Но как? С чьей помощью? Мне не давала покоя тягостная мыслишка, что и с моей... Вокруг меня - вакуум. Пустота... Я физически ощущаю свою ненужность никому. И прежде всего - бравым ребятам, раскатывающим на черной машине. Оставалась последняя надежда, когда я подходил к своей коммуналке, что кто-то выйдет из-за угла. Иллюзорная такая надежда, похожая на мираж... Но, наверное, я проиграл. Как ни ерепенился, как ни выпендривался, как ни рыскал по следу... Они победили. Разоблаченный предатель валяется теперь в морге. Мужик лет сорока пяти. На поминках он сидел у двери, я едва обратил на него внимание - настолько невзрачно он выглядел. Настоящий разведчик. В тылу врага, или благородный мститель... Но ему теперь уже все равно. Мститель он, разведчик или предатель. Это интересует меня, но вряд ли я узнаю когда-нибудь его тайну. Имя и фамилию, может быть,.. Но тайну - никогда. Меня тянуло издеваться над собой, словно я, жалкий газетчик, взялся работать над материалом, окаэавшимся не по силам. Будто я испортил уже кучу бумаги и чернил, но не продвинулся ни на шаг. Более того, наконец-то дошло: все бесполезно. Не стоило и огород городить. Алиска лежит в больнице с вечным замком на устах. Николай преподает детям восточные единоборства и в свободные от работы минуты проворачивает куцые, неинтересные мне делишки. Спекулирует, наверное... Или бьет за деньги кому-то морду... Спокойный за семью, машину, квартиру, спокойный за себя, драгоценного... Никого рядом не осталось. И зачем мне все это?.. Моя специальность - задавать вопросы, а не отвечать на них. Задавать, задавать, задавать... Я не удержался, позвонил жене с недоуменным вопросом: - Меня больше никто не разыскивал? Оказалось, нет. - Если будут, - попросил я, - давай мой телефон. Тебе же лучше, второй раз не потревожат. Жена занялась было любимым своим делом, стала учить меня жизни, но я повесил трубку... Надежды не было. Я перестал их интересовать. Кира была дома, я рад был услышать ее голос. - У меня депрессия, - сказал я. - Устал, как собака. Еще я хотел сказать, что боялся этого звонка. Интуиция нашептывала мне: что-то изменилось в мире за долгий день, она не узнает меня. Но она спросила: - Ты жив? - Вроде бы, - ответил я честно. - Я не увижу тебя сегодня? - Нет... Извини. - Что ж, давай отдохнем друг от друга, - сказала она. Я улыбнулся слабо и закрыл глаза. Тишина в трубке напомнила темноту. Там потрескивало что-то и был какой-то черный коридор. - Не от тебя, - сказал я. - Много случилось всего... Разного. - Хочешь, я приеду? - сказала Кира. - Господи, - сказал я тихо,- такого не может быть. Такого же не может быть никогда. - Ты шутишь? - спросила Кира. Ее акцент сводил меня с ума. Второго подобного не было на целом свете. Мне стоило большого труда не сорваться к ней. Но я еще никак не мог поверить в свое поражение. Никак. Все во мне сопротивлялось этой мысли.

Я зашел к Степанову поздороваться. Меня мучил комплекс вины перед ним. За то, что я злоупотребляю доверием, не сделав ни шага к намеченной цели. - Слышал новости? - спросил Степанов. Он сидел за начальственным столом и постукивал о его поверхность карандашом. - Об Алисе? - Она в норме... Подала заявление об увольнении. Говорит, ноги моей больше здесь не будет. - Первая жертва рыночной системы, - сказал я. Степанов не понял, поднял на меня глаза и посмотрел внимательно. - На первое октября подписка составила одиннадцать процентов тиража... Тебе что-нибудь говорят эти цифры? - Говорят, - кивнул я уныло. - Давай, Володя, раскручивайся. На второй номер января я забиваю тебе две полосы. Ты понял?.. Две полосы. - Понял, - без всякой экспрессии сказал я. - Умельцы у Кагановича интервью берут, - сказал Степанов, с укором посмотрев на меня. - Первыми узнают о подорожании... Раскопали, как завалили дворец Амина, разговорили свидетелей. От подробностей дух захватывает... Памятники Ленину сносят... Это же золотое дно... Представляешь шапку: "Радиоактивная сыпь Москвы". Достать бы карту загрязнений... Он помолчал и спросил негромко: - Ты понял что-нибудь? - Понял. В отместку получил подозрительный взгляд. Помоему, в него закралось первое робкое разочарование. Относительно моих способностей. Весь день я честно пытался заняться делом. Словно конторский служащий, читал письма... Столько обиды.. Занялся, наконец, поисками обалденной сенсации. Вселенского масштаба. Если родиться в клетке, жить в клетке, а потом обнаружить открытую дверь из нее - вперед не потянет. Так что мой удел - письма и четкие поручения начальства: съездить и поговорить. Я не решился звонить Кире, зачем это, когда я не достоин ее? Вчера утром был достоин, сегодня - нет. Сегодня я другой. Немного пониже и с журналисткой мудростью в глазах. Мой удел - письма, от которых к обеду стало подташнивать. Я заставлял себя брать очередное, пробегать глазами по корявым строчкам. Откладывать в сторону. Тянуться за следующим. В животе мутило, я явственно ощущал на губах вкус бумаги, не читал письмо - пережевывал, к горлу подкатывало, я толкал комок обратно. Там мне и нужно: бездарнейшему. Знай свое место. В сумку я полез случайно. Что-то мне понадобилось в ней, какая-то мелочь, спички, по-моему. Но наткнулся на незнакомый полиэтиленовый пакет. Утром, когда я клал туда зонт, ничего такого в ней не было. Я достал находку. В пакете - газетный сверток. Я извлек его, уже волнуясь отчего-то, и развернул. Передо мной оказались деньги. Аккуратные, запечатанные банковской лентой пачки двадцатипятирублевок. Я пересчитал: их било ровно сто штук. Ни дарственной надписи, ни посвящения, ни адреса... Неизвестно, кому я должен ставить в церкви свечку. Ведь это все мое, если я правильно понял. Захотелось чаю и сигарету. Я налил в кружку воды, воткнул кипятильник в розетку. Подошел по прицычке к окну, посмотрел вниз. Внимательно посмотрел. Но - никого. Ни черной машины, ни знакомых ребят, дефилирующих поблизости. Никого. Царский подарок... Только непонятно, за что? За что мне такая честь? Крепкий чай прочищает мозги. Мне-то как раз он нужен больше всего. Чтобы начать соображать. Я сгреб в кучу читательские письма, перемешав прочитанные и те, за которые еще не брался. Переложил их на стол к Алисе. Пусть полежат там, новый сотрудник получит приятный сюрприз. Когда я подхожу к кассе получать рублевые гонорары или зарплату, я понимаю: это результат моего самоотверженного труда на почве журналистики. Когда нахожу в собственной сумке симпатичный пакет, то поневоле возникает вопрос: что же я такого натворил, что мне стала причитаться такая кругленькая сумма?.. А я, дурачок, распустил нюни, повесил нос, пригорюнился. Выходит, что-то есть в моих руках этакое, что запросто стоит этих денег? Что же, интересно? Я даже запрыгал вокруг стола, так развеселился. Значит, есть в моих руках что-то!.. Я проиграл, проиграл, проиграл, проиграл я, но они - боятся, боятся, все равно они боятся меня! Вот только чего они боятся? Я что-то упустил, чему-то не придал значения, чтото прошло мимо моего сознания. Но у меня есть время, меня никто никуда не гонит, а следовательно, я должен докопаться до того, чего не знаю сам. Я еще раз подержал на ладони деньги. Отогнул несколько штук и заглянул в середину, не "кукла" ли это?. Нет, деньги были настоящими, без всякого подвоха... Кто-то близкий подложил их мне. Кто-то родной, кого я наверняка знаю. Может быть, разговаривал с ним, бродя не так давно по редакционным комнаткам. Может быть. Я воссоздал и проанализировал все последние дни по минутам. Прокрутил перед глазами незабываемые картинки... Вроде бы зацепиться не за что. Кроме... Кроме одного, как я упустил из виду!.. У меня же был номер их черной машины! От вожделения затряслись руки, Я потянулся к телефону. Был у меня старинный приятель, пришлось с ним как-то пару раз сталкиваться по газетным делам. Отличный парень. Расчудесный. Плохо, что я забыл про него. Плохо, что хорошие люди вспоминая ют друг про друга, только когда им что-нибудь нужно. - Стас? - спросил я. - Привет, это Володя Филимонов, не забыл?

- Да что ты?! - возмутился Стае. - Такое не забывается!

- Есть у меня номер автомобиля. Не можешь помочь?.. Очень интересно, кто на ней катается? - Элементарно, - сказал Стае, - давай. Я продиктовал. Он записал и попросил минутку подождать у телефона. Так уж у них там в конторе поставлено дело: я жду у телефона, в это время он набирает на компьютере нужные мне цифры. И готово: кто хозяин, где живет, где и кем работает. Все в несколько секунд. И не нужно болеть голове, мучаться неразрешимой проблемой. - Ты слушаешь? - говорит Стае. - Конечно. - Нет у нас такого номера. Не значится... А следовательно, не существует в природе... Ты не перепутал что-нибудь? Я ничего не перепутал. На цифры у меня профессиональная память. Я сидел, сжав голову руками. Меня грело мое нежданное богатство. Опять я восстанавливал по порядку последние события... Что-то в них на самом деле было странным. И я никак не мог вспомнить что. Проходили перед глазами кладбище, поездка к Прохорову домой, поминки, Кира, Николай, пропавшая фотография, кабак, Модник, обрабатывающий меня, Алиска в глубине зала, разговор с ней в редакции, остальное мельтешение событий, и сухие щелчки воздуха в заключение, и сраженный незнакомец, крови которого они страстно домогались. Почему он бомбардировал редакцию, а не тащил свои документы в милицию, где им бы наверняка обрадовались больше? Опять я по глупой привычке задаю вопросы самому себе. Сжимаю голову руками, выдавливаю из мозгов мои проклятые вопросы... Думать, вспоминать, думать. Что-то вокруг меня было странным - я чувствовал, ощущал. Возвращался к началу, тысячный раз просматривал до конца картинки, подробно, до отвращения, до оскомины. Мимо чего-то, важного очень, я проносился. Что-то мелькало перед глазами едва различимым пятном... Третья кружка чая испускала терпкий пар. Последний сахар из пачки я уже размешал. Придется переходить на карамельки, если повезет их достать. Хотя можно вытащить из пачки бумажки и забрести как-нибудь на Рижский рынок. Приобрести килогграмм-другой. В колотом виде, быстрорастворимый или в виде песка. Вредный для здоровья продукт, о чем предупреждают нас в последнее время медики. Я довел себя до того, что перестал соображать вообще. Передо мной стояла еще проблема: вернуть деньги владельцу. Не могу же я присваивать их просто, так, не зная сути исполненной работы!.. Опять возник соблазн отправиться на толкучку. Не поскупиться, приобрести там японский диктофонмечту чуть ли не со школьной скамьи. Вообще-то мне всегда везло. Как ни крути, как ни рассматривай мою жизнь на свет, нужно сказать честно: я счастливчик. Я никогда не делал того, ЧЕГО НЕ ХОТЕЛ. Никогда... Это была моя самая страшная тайна, ее я не открывал никому, даже собственной жене в самые любвеобильные наши часы в начале супружеской эпопеи. Женился я потому, что захотел. Никто меня не заставлял. В журналистику пошел сам. Потому что считал эту профессию лучшей на белом свете. Не жалею, что отовсюду меня гнали... Я - самый счастливый неудачник на земле. Многие, я знаю, позавидовали бы мне, если бы знали мой главный секрет. Мне даже досталось меньше всех. Если по большому счету. Прохоров и Валентин - покойники, Николай и Аляска - трясутся от страха, предатель наказан. Один я цел и невредим. Один я без тени сомнений сижу и размышляю, о чем душе угодно. Да еще и с большим прибытком, Везунок... Я вспомнил, как удивлялся Николай после того, как спас меня: словно массаж делали... Значит, меня не били?! Меня ласково массировали?! А моего защитника припугнули так, что у него до сих пор дрожат колени?! Интересные дела. Интересные делишки. Я вспомнил слова Николая, он говорил: грамотные ребята, а отпустили девицу. Ведь она наверняка кого-нибудь приведет. Привела. На самом деле: будто специально они отпустили Киру за подмогой. Чтобы не мучить меня слишком долго. Кира?! Она звонила куда-то перед тем, как нам уйти с поминок. Мы с Николаем тупо рассматривали то место, где только что лежала фотография Прохорова, а она в это время звонила. Никто не знал, куда мы отправлялись. Никто... Ни единая душа. Только мы трое.. Надо же! Все сходилось. Даже объяснялась нежность ребятишек. В ней отразилось сочувственное отношение ко мне самой девушки. Я представил, как она отдает по телефону приказание Моднику: поаккуратнее с ним, он мне нужен целеньким, что-то в нем есть такое, от настоящего мужчины. Хочу, мол, чтобы он лишь отошел от этой истории. Если умный человек, поймет: не нужно в нее углубляться. А если не умный?.. Если не умный?.. Теперь-то я догадался: виновата любовь... Вдруг, внезапно дошло. А я не верил в нее бедолага. Все ловил мгновения счастья. Все боялся, что оно кончится так же быстро, как и началось. Чай давно остыл и стал невкусным. Деньги? Чтобы я мог вести себя с ней как джентльмен, чтобы она не чувствовала себя скованно. Изза меркантильных каких-то мелочей. Я начал догадываться, почему Прохоров и Валентин выбросились из окна. От тоски... Если бы им не помогли, они все равно сделали бы то же самое. Предатель бы застрелился сам. Ему тоже не нужно было помогать. Он расправился бы с собой самостоятельно. От тоски. От дичайшей, бесповоротной тоски. Телефонный звонок прерывает мои теоретические изыскания. Кому-то я еще нужен. - Володя? - Как раз думал о тебе, - говорю я. - Ты легка на помине... Привет. - Правда? - удивляется она. У нее живой, радостный голос. Я не хочу верить в то, что только что пришло мне в голову. Не хочу и не могу... Но червячок посасывает. - Ты откуда?-спрашиваю я. - Из университета... Минут через сорок освобожусь. - Отлично,- говорю я.- Значит, через час мы встречаемся, идет? - Идет, идет... - соглашается она. - Как твои дела? - Вот я тебе все и расскажу,-обещаю я. Мы договариваемся, и я вешаю трубку. Стул у окна кажется инородным телом, воплощением моей очередной глупости. Вдруг что-то не так, вдруг мои логические построения - блеф? Вдруг? В коридоре шарканье, словно кто-то топчется на месте, слепо тычась в стену. Потом дверь открывается, и я вижу уборщицу. У ног ее пылесос, в руках тряпица и ведро с мусором. - Добрый вечер,-говорю я, убирая в стол кипятильник, кружку и пустую пачку из-под сахара.- Опять вам не везет. - А что такое? -спрашивает она. - Алиса увольняется. Вы знаете, она попала в больницу. - Слышала. - говорит уборщица. - Пусть увольняется. Я-то здесь при чем. Столько вас на моей памяти устроилось и уволилось, не сосчитать. - А убираться? - удивляюсь я. - Вам же стол выгребать. Это же столько бумаги. За день не перетаскаешь. - Это не моя забота, - отвечает чуть ли не с гневом уборщица. Она вкатила пылесос и воткнула штепсель в розетку. Протирает влажной тряпицей подоконник. - Как это? - не понимаю я.- Кто же убирает? - Да никто, наверное. Кто придет, тот и убирает... Я в бумагах ваших не разбираюсь, вдруг выкину что-нибудь важное. Грехов потом не оберешься. - А мой стол? - спрашиваю я. - Из моего стола разве не вы все выкидывали? - Не я, - отвечает она. - Я же сказала. - А кто? - Я-то откуда знаю. Уборщица смотрит на меня, как на несмышленыша. Не умеющего сообразить простой вещи. На вроде бы умного человека, с высшим, наверное, образованием.