Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.

• Название: «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
• Автор: Павлюченков Алексеевич
• Издательство: ООО «Издательство "Собрание"»
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9606-0053-8

Философия нигилизма по отношению к советской эпохе в свою очередь не прошла испытание временем, выступив лишь в качестве идеологического сопровождения кризисных процессов в обществе. Актуальность опыта КПСС не исчезла с поражением коммунистической доктрины. Обращение к истории периода советского коммунизма говорит о том, что для него были присущи те же традиционные противоречия, которые изначально определили феномен российской цивилизации и ее устойчивое своеобразие. Книга содержит конструктивную критику политической истории большевистского периода. Проводится анализ исторических оснований системы советского коммунизма и ее связи с современными проблемами государственного строительства.

Для всех интересующихся историей России начала XX века.

---

Чем дальше время уводило общество от революции, тем больше подобные притязания выглядели архаичнее и нелепее. Осетрина на столах и драгоценные блики на туалетах жен ответработников, особенно в интерьере нэпа, словно смеялись над притязаниями низов. Однако тесное и развращающее номенклатуру соприкосновение с нэпманской буржуазией заставило государство, возложившее на себя историческую миссию управления всеми сферами общественной жизни, усилить регламентацию условий существования «нового класса».

В этом пункте настроения низов встретили полное понимание высшего партийного руководства, заинтересованного в усилении неформального общественного контроля над новой элитой, при соблюдении незыблемого партийного централизма. После того, как все имевшиеся резервы уставных и законных приемов без ощутимого успеха были использованы в бою со злоупотреблениями номенклатуры, в партии с одобрения Цека разгорелась дискуссия о партийной этике. В жизнь новой общественной элиты должен был придти новый идеальный регулятор сословного поведения и занять место давно умершего кодекса дворянской чести. Требовался орденский кодекс норм партийной этики.

После 17-го года в Советской республике начал распространяться обычай Французской революции, которая путем декрета ввела обязательное обращение на «ты». В России Февральская революция в знаменитом «Приказе № 1» установила всеобщее «буржуазное» «вы», но после Октября в советском обиходе стало замечаться обратное. Коммунисты, рабочие и беспартийные интеллигенты в повседневном общении стали переходить на «ты». Товарищеское «ты» являлось признаком взаимного доверия и уважения, в то время как буржуазное «вы» осталось для людей, мало симпатизирующих друг другу или находящихся в разных социальных плоскостях. Считалось, что Октябрьская революция осуществляет всеобщее равенство, поэтому нет никаких причин для сохранения в обращении пролетарского «ты» и буржуазного «вы». Активисты полагали необходимым осмыслить и ускорить этот процесс, поскольку мелочи быта и обычаи являются лучшим доказательством глубины и жизненности общественного переворота. Но как у французов торжество нового неравенства вернуло к жизни традиционное «вы», так и в русской революции, после того как миновал ее идеалистический период, новая социальная иерархия настоятельно потребовала восстановить в правах необходимые элементы старорежимного этикета.

Низы партии стремились принять самое активное участие в выработке канонов партийного поведения, поскольку вызывающий образ действий верхов в первую очередь задевал их чувства, обостренные обманутыми ожиданиями социального равенства. Знаменательная дискуссия о партийной этике оставила для литературы множество провокационных примеров бесхитростного народного мнения по части благородного поведения. Так, например, на закрытом собрании комячейки при Кожзаводе № 1 г. Острогожска Воронежской губернии осенью 1924 года обсуждался доклад о партийной этике в связи со статьей Ярославского, опубликованной в номере «Правды» от 10 октября. Этика оказалась предметом сверхинтересным и вполне житейским, поэтому говорили и постановили по вопросу очень много разного и все в чевенгурской стилистике. Самое главное, признали вопрос считать своевременным, «поскольку буржуазные привычки замедляют путь к социализму».

Партийные кожевники пришли к выводу, что у партработников уездного и губернского масштаба заметен бюрократизм, причиной которого в немалой степени являются жены работников. А именно: партийные работники, беря в жены дочерей помещиков, попов и мещан, подпадают под влияние супруг и их родственников. «Партийный работник, имея у себя такую жену, не замечает как он сам делается мещанином и чиновником царского строя, в то же время забывая Октябрьскую революцию и диктатуру пролетариата»[545]. Так и выходило, как уже давно повелось, что в центре причин не общественные противоречия, а сакраментальное «cherchez la femme», даже в пролетарской революции. Кожевники не хотели понимать, что «новый класс» тянулся к культурному и изысканному в образе жизни, словом, к тем секретам повседневного быта, которыми владели классово чуждые элементы. Простые пролетарки, товарищи по борьбе, в качестве спутниц жизни уже его не устраивали.

Несчастные жены подверглись остракизму со стороны партийных ревнителей. Виноваты оказались они как безусловно контрреволюционный, домостроевский фактор. Наверное с подобным выводом с готовностью согласился бы не только коммунистический номенклатурщик, а и всякий нечистый на руку, закоснелый чиновник любой формации. Ячейка кожзавода сочла «целесообразным и своевременным, дабы не развивать в дальнейшем бюрократизм, необходимо воспретить членам партии вступать в брак с дочерьми из буржуазного класса и духовного звания, которые противны рабочему классу».

Массы раздражал не только бюрократизм. Беспокоило пресловутое «обрастание», покупка домов, мягкой мебели и прочего, противоречащего идеалам Октябрьской революции и незатейливому образу жизни рабочего. «Для укрепления революции необходимо всем членам партии в корне изжить противное рабочему классу приобретение всевозможных буржуазных обстановок и построек, а у тех членов партии, у которых такое имущество имеется — конфисковать, так как оно приобретено нетрудовым доходом».

Чуть позже, в условиях революционной урбанизации общества, когда квартирный вопрос на глазах портил не только нравы столичных жителей, но и провинцию, не только беспартийных, но и членов партии, в Цека возник вопрос о допустимости для членов партии постройки или аренды домов. Ввиду острого жилищного кризиса в СССР, особенно в крупных промышленных центрах, среди обывателей наблюдалось стремление к индивидуальному и кооперативному строительству. Местные контрольные комиссии оказались в затруднении по поводу того, как следует относиться к участию коммунистов в буме индивидуального строительства. Секретариат ЦК в июне 1926 года счел необходимым дать разъяснение, в котором основной линией для членов партии признавалось их участие в жилищной и строительной кооперации, но в отсутствии условий для таковой с ведома парткомов допускалась индивидуальная постройка или аренда домов. «Без целей наживы», — как было особо подчеркнуто в циркуляре[546].

«Пьянство — это социальная болезнь среди членов партии», — признавались острогожские кожевники, но таковая была легковесно отнесена ими в разряд «оставшейся в наследство от буржуазии и царизма». Вызывали протест факты найма прислуги членами партии, а также «многоженство» и «многомужество». Последнее не совсем то, что обычно принято подразумевать под этими словами. Таким образом товарищи кожевники на своем самобытном языке выразили возмущение частыми разводами и повторными браками тех ответственных товарищей, которые особенно близко приняли к сердцу сексуальную составляющую социальной революции.

По всей видимости, революционные перемены в половых отношениях, последствия женской эмансипации тогда были значимы и волновали многих. Вопрос стихийно возникал на многих партийных собраниях по стране и привлекал по-своему, как жаждущих плодов этих перемен, так и ревнителей коммунистической нравственности. Весной 1923 года была отмечена «холерная эпидемия» браков в комсомоле. Член ЦК А.П. Смирнов поделился в Секретариате своими впечатлениями с владимирской губпартконференции, на которой комсомольский вожак из Александрова некто Максимов сетовал, что весной у молодежи развиваются «чувствительные чувства», бороться с которыми трудно. Сам Максимов даже разработал ряд мер для борьбы с эпидемией. Прежде всего — не давать гулять парами, везде, на спортивных играх, на лекциях и т. д. молодежь надо группировать по половому признаку. Лиха беда прожить весну и лето, а зимой легче справиться — чувства охладевают. Но план Максимова не встретил никакого сочувствия у старших товарищей по партии. Весне все возрасты покорны, менторские стрелы летели мимо цели[547].

Говорили во Владимире и по вопросу «обрастания» коммунистов поросятами, козами, овцами. Спорили, можно ли коммунисту иметь двух лошадей, двух коров, новый дом, новые сени. Замнаркомпрод Смирнов по этому поводу заметил: «Фальшивое положение коммунистов в деревне». Руководители настроены аскетически, говорят — нельзя, мелкобуржуазный дух, крепкий крестьянин-коммунист неблагонадежен для партии, однако в деревне голытьбу никто не слушает. Цека было бы полезно дать указание губкомам, что коммунист-крестьянин должен быть хорошим хозяином, уметь работать, местные организации не должны опасаться их зажиточности, но уметь налагать на них сбор в фонд для нужд членов партии[548]. Впоследствии Смирнов, уже будучи полноправным наркомземом, специально обращал внимание Цека на то, что местные парткомы продолжают осуществлять давление на коммунистов, имеющих крепкое крестьянское хозяйство (без наемного труда), считая это противоречащим партийной этике и заставляя их переходить на коллективные формы хозяйства. Нарком просил принять меры и прекратить травлю культурных хозяйств коммунистов, «в противном случае мы не сумеем никогда добиться авторитета в деревне»[549].