Леонид Золотарев - Люди без имени

• Название: Люди без имени
• Автор: Леонид Золотарев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Роман «Люди без имени» написан в конце 40-х и начале 50-х годов прошлого столетия Леонидом Михайловичем Золотаревым и нигде не публиковался, рукописи хранились в архивах семьи. Для автора, как и для миллионов русских людей, Отечественная война стала не только отражением национальной трагедии и национального триумфа, но и фактом собственной биографии…

---

Услышав отрицательный ответ, испугался. Сын снова пошел по своему маршруту. Отец решительно зашагал за ним к лесу. В это время он не думал, что сын коммунист, а отец его противник, зная то, что там было наиболее опасно. Всю ночь дул ильный ветер. Сосны шумели и поскрипывали. Порою, не выдержав сильного ветра, падали, и при своем падении ломали ветви других деревьев, подминая под себя мелкие. При каждом шорохе Кивимяки вздрагивал, вскидывал винтовку на руку и тревожно прислушивался. Сын по-прежнему с винтовкой за спиной равномерно прохаживался по своему маршруту. Отец успокоился только тогда, когда их сменили, но и здесь его ожидало разочарование — рота готовилась в наступление.

— Возьми, прочти, отец, — сказал сын, — да не мешало бы тебе съездить в отпуск. Наступление и без тебя не сорвется.

Капрал Кивимяки, не раздеваясь, принялся за чтение письма. По почерку узнал, что пишет жена. Бегло пробежав глазами, где шли поклоны и пожелания, он остановился на строчках, отмеченных карандашом и догадался, что сын, по-видимому, это сделал нарочно. Мать писала сыну:

«И вселили ему непутевые в голову мысль о Великой Суоми. Он все время бредит о присоединении Восточной Карелии к Финляндии. Доживем ли мы до этих дней?…

А хозяйство наше идет к упадку. Собрали урожай, которого едва ли хватит до посева, а на семена придется занимать у барона Пуронена. То, что собрали, за это спасибо военнопленным, иначе неубранная пшеница осталась бы зимовать на поле. Мы всем семейством отрабатывали у барона за прошлогодние семена. Сколько пришлось пережить, когда пленные барона украдкой косили наш хлеб. Если узнает управляющий, убьет. Еще сообщаю: недавно пленные привезли нам два мешка зерна, украденного у барона. Дай бог им здоровья, и не приведи бог, чтобы узнал управляющий. За это, дорогой сын, не осуди свою мать: жить больше нельзя».

— Дура! — сказал вслух капрал, — Разве можно писать такие вещи в письме. Но, убедившись, что печати «проверено военной цензурой» нет, успокоился. — А что привезли пленные два мешка пшеницы, не велика беда. Их то, может быть, я своими руками взял в плен. Барон — то не нюхал пороха!

К вечеру его взяло сомнение: вдруг узнает управляющий, имущество опишут и конфискуют, тогда — куда семье деваться? Барон хоть и не нюхал пороха, а правда на его стороне.

Он получил разрешение начальства, сел на попутную машину и уехал в отпуск на две недели.

Дома в деревне, он увидел унылые, голодные лица. Война разоряла крестьян. Наступал голод. Отпуск прошел незаметно в хлопотах по хозяйству. Снова фронт.

В землянке, где раньше была расположена рота лейтенанта Блинова, он застал незнакомых солдат. Земля возле нее была изрыта снарядами. Большая сосна, на которой солдаты вешали свои продуктовые сумки, с корнем выворочена и вершиной своей прикрывала вход в землянку. Дым расстилался над лесом, и чувствовался запах гари.

Разыскав офицера, капрал поинтересовался, где в настоящее время может быть рота русского офицера финской армии. Офицер не сказал ничего и отмахнулся рукой. Проходивший мимо солдат показал пальцем на землю и сказал: — Там!

— Разгром! — невольно вырвалось у капрала.

— И сколько еще будет таких разгромов, если мы не заключим мира, — сказал снова солдат и пошел. Кивимяки последовал за ним. В землянке велся откровенный разговор. Солдаты обсуждали неудавшееся наступление и печальный его исход.

— Видели бы вы, как русский офицер доказывал полковнику, что наступление провалится, — с жаром в голосе говорил белобрысый солдат. — Он предвидел разгром. Он напился пьяным. Когда его не послушались, так страшно ругался, что к нему боялись подойти.

— Где можно разыскать кого-либо из роты Блинова? — спросил его Кивимяки.

— Зачем она тебе? Оставайся у нас, — ответил тот.

— Там сын у меня! — едва сдерживая слезы, вымолвил Кивимяки.

Толком никто ему ничего не мог сказать. Одни уверяли, что ее вообще больше не существует, другие говорили, — она целиком попала в плен.

— Папаша, не прими это за обиду. Я помогу тебе разыскать сына, — сказал незнакомый солдат. Они вышли из землянки. — Вон видишь дым от костра — там жгут трупы, чтобы скрыть от других ужасный разгром. Вопреки нашим обычаям мертвых не хоронят. Они боятся морального разложения, если солдаты увидят последствие нашего наступления.

Капрал поблагодарил солдата и напрямик, по лесу, пошел к месту сжигания трупов, так как тот его предупредил, что местность оцеплена солдатами и по дороге пройти нельзя.

За несколько сот метров от костра он уже почувствовал запах горевшего человеческого мяса. Солдаты в кожаных фартуках укладывали трупы штабелями по несколько десятков человек, обливали их керосином, закладывали валежником и поджигали. Недалеко от костра на пне сидел ротный писарь и в тетрадь записывал имена погибших. Возле него толпились несколько солдат. Они интересовались, нет ли в списках фамилий убитых родственников. Среди них капрал заметил несколько знакомых солдат и подумал, что, по-видимому, не такой уж разгром, как ходит слух. Он подошел к писарю, когда тот говорил: — Да, убит! Можете написать родственникам: похоронен с воинскими почестями на высоте № 111. Другого сообщения цензура не пропустит, да и вам будет неприятность. Мы пошлем извещения немного позднее.

— Посмотри! — крикнул Кивимяки писарю, — капрала Кивимяки, рота лейтенанта Блинова …

— Что-то не припомню! — ответил писарь, равнодушно перелистывая тетрадные листы, где велась запись убитых роты лейтенанта Блинова.

— В списках не значится!

— Слава богу! — сказал капрал, уступая место другому.

— Ты смотрел в неопознанных трупах? — спросил солдат, у которого знакомый оказался убитым.

— Нет!

— Посмотри. Из роты Блинова в живых осталось очень мало.

И Кивимяки направился разыскивать трупы. Нашел несколько убитых солдат, на которых не оказалось медальонов с адресами. Его тошнило от неприятного запаха, но он не закрыл нос платком, как делали другие. Чтобы не осквернить прах убитых. В нескольких шагах от неопознанных трупов Кивимяки столкнулся с санитарами, несшими на носилках раненого. Лицо его было бледное, губы сжаты. Руками он держался за живот.

— Больно, сынок? — спросил Кивимяки.

Солдат хотел что-то сказать, но вместо слов у него вырвался стон. Его, не останавливаясь перед костром, понесли в санитарную часть.

— В живот ранен, — пояснил санитар, — нашли между трупами. На вторых носилках несли мертвого.

— А этот… Это капрал Кивимяки. Отец у него в отпуску, — услышал старый капрал слова солдата, опознавшего труп своего товарища.

— Запишите фамилию, — распорядился санитар. — Адрес узнаешь в списках роты русского офицера. А сейчас в огонь.

— Стойте! Стойте! — закричал капрал. — Я здесь!

— Это отец — приехал из отпуска, — пояснил солдат офицеру, стоящему поодаль от костра.

— Отнесите в сторону — пусть простится с сыном.

Двое солдат подняли труп и понесли. Солдат, опознавший убитого, помог Кивимяки подняться и, поддерживая его, пошел за ним, на ходу утешая горем убитого отца: — Слов нет — тяжелая утрата! Утешение одно — погиб за Родину!

— Нет! — крикнул капрал, — Он не признавал такой родины, которая гонит солдат на убой.

— Убили его первым, — продолжал солдат. Только мы поднялись, русские открыли минометный и пулеметный огонь. Он бежал немного правее меня, чуть впереди. За ним офицер — взводный. Солдат повернул голову в сторону офицера, руководившего уничтожением трупов.

— Смотрю, капрал упал. Я хотел посмотреть, может быть, он ранен, но офицер закричал на меня, и я побежал дальше.

Кивимяки не слушал его. Когда солдаты хотели положить убитого на хвою срубленных сосен, капрал сказал: — Не надо. Я предам труп земле.

— Нельзя! — Вы должны проститься, потом возьмем его, — сказал солдат.

— Уйдите прочь! Вы возьмете его только через мой труп. Я похороню его.

Капрал взял сына и понес. В землянке ему уступили место. Кто-то принес свечу и поставил в головах покойника. Незнакомые солдаты из досок собственных нар сделали гроб. Капрал всю ночь просидел над сыном. Утром сам выкопал могилу на горе, напротив землянки, где перед наступлением жил сын.

Хоронить пришли солдаты, кто был свободен от наряда.

— Тебя убили твои враги, — сказал старый капрал — Среди них был и я. Убили предательски, подло, за то, что ты был против войны и не хотел чужой земли.

Сына похоронили, поставили деревянный крест. Отец поклонился свежей могиле, утер слезы и пошел к землянке. Перед ним в тумане плыл бегущий сын во время боя и кровавая рана от пули в левой лопатке… и злобное лицо офицера, стреляющего в спину сына … да тоска и боль.

…Олави весь день полз. Изредка останавливался и жадно вдыхал воздух. На пути часто встречались трупы. Первое время он старался запомнить имена погибших, чтобы сообщить родным. К вечеру выполз на пригорок; на самой вершине его, страшно оскалив зубы, лежал убитый фельдфебель Кукушкин. Когда солнце опустилось низко, и сквозь густую чащу не проникал ни один луч, Олави услышал шаги. Низко опустив голову, не заботясь о том, что его увидят, грузно ступая, мимо него прошел Блинов.