С. Коринна Бий - Черная земляника: Рассказы

• Название: Черная земляника: Рассказы
• Автор: С. Коринна Бий
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7516-1057-9

Стефани Коринна Бий (она подписывала свои книги С. Коринна Бий) — классик швейцарской франкоязычной литературы XX в., автор многих поэтических сборников и прозаических произведений — романов, новелл, повестей, рассказов.

Коринна Бий — подлинный и широко признанный мастер «малых форм». Она воспевает в своих рассказах любовь, часто горькую, трагическую, радости и беды своих скромных трудолюбивых земляков, чью жизнь она прекрасно знала и описывала талантливо, как зоркий наблюдатель и тонкий психолог. Некоторые из этих произведений, без преувеличения, достигают высот мопассановских «крестьянских» рассказов. Но Коринна Бий прославилась еще и как автор фантастических историй «в духе барокко» — особенно хороши те, что составляют ее сборник «Овальный салон». Их отличает безупречное чувство стиля, изысканный, чуточку архаизированный язык и чудесный полет фантазии автора, увлекающей читателя в загадочный мир непознанного.

---

По правде сказать, каждый из нас довольно много отпил из хрустальной чаши, и никто как будто не собирался идти наверх и ложиться спать. Старая герцогиня мирно дремала, несмотря на все еще открытый правый глаз, но на нее не обращали внимания. Мой возлюбленный положил голову мне на сердце, и это также никого не удивляло. Он должен был бы тяжким грузом лечь на это предавшее его сердце, но нет — возлюбленный мой был едва ли не легче ребенка. Поэта же, казалось, привлекала одна лишь Карик, которая, впрочем, ничуть им не интересовалась.

— Но надежда поддерживает человека вплоть до самого смертного часа! — возгласил часовщик.

Я наблюдала за Ромюром. Теперь у него на щеках проступала тень будущей бороды. Наверное, она выросла за эту ночь. Да и бугорки на лбу также заметно увеличились. Он обнял за плечи Жозиану, чья черная, с воздушными петлями, шаль начала сжиматься, приобретая густоту меха. Вместе они покинули Овальный салон. Проходя мимо нас, она пожала мне руку; на ладони моей осталась царапина. Юная Альберта следовала за ними. Я вдруг заметила, что ее нежно-розовые уши и носик комично подергиваются.

Я опять взглянула на Лакюза, но теперь с трудом узнала его. Темная, пугающая сила исходила от этого человека, мешая рассмотреть его как следует. Красавица служанка исчезла. Но вот уже в третий раз я услышала дробный галоп невидимого коня; бешеный грохот его копыт сотрясал и землю, и даже стены замка. Едва затихнув, он возник вновь, еще более мощный, еще более стремительный, заключив нас в свой заколдованный круг. Слышали ли его другие? Нет, как будто не слышали, но я… о, как жадно я вслушивалась в него!

Именно в эту минуту новый свет залил Овальный салон, где по забывчивости не были задернуты шторы на широких окнах. Это встала полная луна.

Гости тоже встали, собираясь выйти в парк, теперь освещенный лучше, чем в сумерках. Вековые деревья отбрасывали к подножиям тени, лежавшие вокруг них озерцами черных трав; листва их ослепительно сияла под луною. Я с удивлением слушала ворчание, шорохи и призывные крики, несущиеся из чащи. Мимо нас промчались великолепный горный баран и пантера. За ними следом прыгал белый кролик.

Я вернулась было в салон, но из дверей выскочили, едва не опрокинув меня, пара молодых серн и антилопа; мне послышался смех Карик. Козел попытался нагнать антилопу, но она ускользнула от него в заросли. Тогда он бросился к пантере; та выпустила когти, не желая подпускать его к себе, но внезапно издала похотливый крик и задрожала, изнемогая от наслаждения. Они соединились прямо под нашими испуганными взглядами.

Потом из Овального салона выступила павлиниха. Сперва мне показалось, что это павлин, но нет — длинный радужный хвост, мерцавший золотыми глазками, был всего лишь привязан к ее собственным скромным перьям узкими цветными ленточками. Этот шлейф подобострастно несла за нею обезьяна. Она-то откуда взялась?! Прошмыгнули мимо барсук и крупная лисица. «Верно, Кристина, — сказала я себе, — но кто же барсук?» Странная пара, — уж не произведет ли она на свет новую породу — черно-белых полосатых лисят?

— Идем, — сказал мне возлюбленный. — Последуем примеру остальных.

Но мне хотелось бросить последний взгляд на Овальный салон, где должны были еще оставаться герцогиня и несколько гостей. Однако мы нашли там лишь старую сову с одним закрытым и одним бодрствующим глазом. А в большой чаше с рубиновым напитком плавала серебристая рыбка; крошечная гитара колыхалась на поверхности, среди вишен и клубники.

— Да выживет ли она в такой жидкости? — спросила я.

Пронзительное кукареканье заставило нас вздрогнуть. На верхней перекладине лесенки, под старинными часами, восседал итальянский петух, он с криком хлопал бронзово-зелеными крыльями.

— Молчи! До зари еще далеко!

И мы на цыпочках вышли из салона.

— Я предпочитаю спальню ночной сырости лугов или зарослям ивняка, — сказал мне возлюбленный.

Нас одних не постигла волшебная метаморфоза. И мы радостно поднялись в замок, миновали, одну за другой, пустые залы и, наконец, обнаружили комнату с альковом, который нам понравился. Я ощутила на коже прохладу его губ, сладость этого поцелуя, данного через столько лет! Его спутанная цыганская прядь упала на лицо, он говорил со мною уже во сне — ведь я всегда живой проникала в его ночные грезы.

— Ах, наши кони, — бормотал он, — они не хотят идти вброд, что мы будем делать?

— Не бойся, мы перейдем реку по мосту из ветвей, выше по течению.

Но он все метался, все шептал что-то, как бывало прежде, и, убаюканная этими невнятными речами, я заснула.

Поздно, среди ночи, нас разбудили громкие голоса. В комнате над нами послышалось топанье, удары об стену и, наконец, падение тяжелого тела. До нас доносился мужской голос, хриплый и разъяренный, осыпавший грубыми ругательствами и нежными словечками ту, что была, верно, предметом его домогательств. Она не отвечала.

— Смотри-ка, эти тоже не превратились в зверей, — наивно сказала я.

— Это ужасно, невыносимо, я не могу…

И любовник мой испуганно задрожал.

Однако мы встали и поднялись на верхний этаж. На лестнице исступленно гарцевали обе серны, молотя копытами по гранитным ступеням. У каждой на шее болталась косичка.

В коридоре, выложенном каменными плитами, возле одной из дверей пищала серая мышь:

— Никогда в жизни не слыхала ничего подобного!

Забыв даже удивиться при виде говорящего зверька, мы рванули дверную ручку с неожиданной для нас силой. Сзади возникли Полетта и ее муж. Они собрались было вскрикнуть, но внезапно, у меня на глазах, съежились, превратились в кошек и прыгнули на мышь.

Мы остановились на пороге. В этой мансарде — каморке прислуги, безжалостно освещенной голой электрической лампочкой, — находился один лишь огромный кабан, пожиравший остатки чьего-то тела.

В оконное стекло забарабанил птичий клюв. Мы повернули головы к окну. Там сидела горлица.

Кабан закончил свою диковинную трапезу. Больше ничего в комнате не было — только лужа крови на полу, в которой блестел маленький золотой крестик.

Вдали послышалось ржание, горлица вспорхнула и улетела. Мы спустились в одну из гостиных. Там мы увидели герцога, он как раз запирал в клетку бежевую горлицу, несомненно посчитав ее одною из своих птиц. Мне захотелось спросить у него, куда подевались арфистка с флейтисткой, но он предварил мой вопрос:

— Тоже улетели, но ведь это всего лишь попугаихи.

И он погрозил пальцем своему коту и кошке, злобно сцепившимся в корзине. Кошка перевернулась на спину, выставив напоказ, с чисто материнским сладострастием, три пары своих крошечных розовых грудей. Меня ничуть не удивил вид качавшейся на люстре белки, которая предпочла бронзовые ветви и матовые цветы-абажуры кедрам в парке, и недаром: на головке ее красовались малюсенькие очки в черепаховой оправе; она грызла орешек.

— Вы все ужасно ведете себя нынешней ночью! — проворчал герцог.

— Сходите-ка лучше взгляните наверху! — сказал кто-то.

На пороге стояла антилопа. Я тотчас признала упрямый лоб и капризную стать Карик; чувствовалось, что она готова распороть живот каждому, кто посмеет ей противоречить.

— Вы увидите, — добавила она, — что осталось от вашей Марьетты.

Ужасающее ржание разнеслось по парку. В лунном свете возник белый жеребец: подняв голову и глядя в нашу сторону, он тряс своей длинной косматой гривой. Звонко проржав напоследок, он галопом умчался прочь. Герцог спустился вниз, куда более заинтересованный конем, чем исчезновением своей служанки. Горлица билась в клетке, рискуя пораниться о прутья; я открыла дверцу и выпустила ее на волю, в окно. Она описала несколько широких кругов в воздухе, а вернувшийся конь стоял и ждал ее.

Наконец она опустилась к нему на круп, и они исчезли в лесу.

Зеркало вернуло нам оба наших лица. И я увидела, что во мне тоже появилось сходство с моим любовником: тот же острый, как лезвие копья, патетический лик с узкими прорезями глаз, те же безвольные губы.

— О! — воскликнула я. — Раз уж мы стали такими, как на заре нашей любви, пойдем туда, в полумрак алькова; там ты будешь целовать мои груди, как прежде, и возьмешь меня всю!

Но он хранил молчание. И я увидела, что тело его тает, растворяется в мрачно-сером тумане. Я хотела дотронуться до него, но что встретили мои пальцы? Лишь холодную темную шерсть. И, взбежав по его странно удлинившемуся лицу, они нащупали там, среди волос, пару ослиных ушей.

Медленно, очень медленно опустила я глаза к своим ногам, боясь увидеть на них перепонки или раздвоенные копыта. О, какими недостижимо далекими показались они мне! И я с ужасом вскричала: «Где они, где мои ноги?»

Так во что же я превратилась?!

Старое кресло