Алла Дымовская - Наледь

• Название: Наледь
• Автор: Алла Дымовская
• Издательство: АСТ: Астрель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-069372-6, 978-5-271-29967-4

Как выглядели бы общеупотребляемые понятия, если бы предстали перед нами во плоти? Что, если бы государство, закон, смерть и время явились в человеческом облике? Смогли бы мы понять друг друга? Может, да, может, нет! Но рано или поздно все кончилось бы катастрофой, которую человек невольно устроил бы посредством своих желаний и мыслей. В любом случае всех нас ждал бы непредсказуемый исход.

---

Эффект получился подобен внезапному разрыву емкости с перестоявшей брагой. Одновременно мгновенный испуг и непонимание свершившегося события, сменяющиеся секунду спустя досадой на напрасный расход драгоценной жидкости и невольным восхищением от ее бесспорного хмельного качества.

— Что вы? Зачем вы? Отчего вы? — Отрывистые эти вопросы вылетали очередью из уст Месопотамского, будто свинцовые пули на скором расстреле без приговора. — Как же это? Почему же это? Из-за чего же это?

— В каком направлении изволите отбывать? — нарочито спокойно спросил господина сторожа Митенька, видно было — с трудом сдерживаясь, чтобы не предаться вслед за приятелем бессмысленной череде выкриков. Тем не менее в любопытстве его как раз содержался самый важный для Яромира смысл.

— В Армавир. Зачем и для чего — догадайтесь сами, — коротко ответил господин сторож, сочтя подробности излишними.

— И гадать нечего. В этом направлении путешествуют по единственной нужде. Вам понадобился Игорь Иванович Канцуров, — категоричным тоном произнес Митенька.

Опять всполошился утихомирившийся было редактор Месопотамский:

— Как Канцуров? Зачем Канцуров? Откуда Канцуров?

— Вы, уважаемый Евграф Павлович, погодите, — осадил его, впрочем вежливо, Ермолаев-Белецкий. — Господин сторож не просто так сюда пришел. И явно не за советом. Правильно я представляю обстоятельства вашего дела?

— Правильно. Я самостоятельно все решил. А к вам, Дмитрий Федорович, есть у меня просьба. Странная, и может случиться, что и небезопасная. Но более обратиться мне не к кому. Не к кому, в том смысле, что единственно вам я доверяю. — Яромир хотел уже изложить существо прошения, но его вновь перебил главный редактор и ответственный секретарь.

— Отчего же другие-прочие не удостоились вашего доверия? — с едкой обидой скривился Месопотамский, демонстративно отодвинув от себя портвейн.

— Оттого, что сами вы первый от моего доверия и откажетесь, когда услышите, в чем конкретно оно заключается, — без всякого неудовольствия отозвался Яромир, придвинув обратно к редактору распечатанную бутылку. — Просьба моя такова: присмотреть за вверенным мне заводом, в частности за его обитателями — Хануманом и… еще кое за кем. Или за чем.

Евграф Павлович, едва прозвучали последние слова, сразу неловко съежился на стуле и попытался отодвинуться подальше от Яромира, на всякий случай ухватив со стола тараканьими ручонками пустую водочную бутыль, как некий оборонительный предмет:

— Чур меня, чур! Увольте, я лично на завод более ни ногой! Ох, что же я такое говорю?! Вы же не меня просите! Слава богу! — Месопотамский перекрестился бутылью на пыльный дальний угол, спустя мгновение одумался, отечные щеки его зарделись пунцовой краской стыда. — Поймите правильно старика. Я как представлю, что вновь под черную эту арку… Дрожь берет.

— Прощать мне вам нечего. Совершенно, — успокоил страдальца Яромир и тотчас вновь обратился к Митеньке: — Каков же будет ваш ответ? Ввиду экстренности ситуации, лишнего времени на раздумье дать не могу, за что и приношу извинения. Хотя требовать от вас решения с моей стороны наглость неслыханная.

Ермолаев-Белецкий глядел угрюмо в пол. Усы его, знатные и чувственные, более не шевелились, напротив, застыли грозовой массой, будто у каменного изваяния. В кухне повисла прозрачная, пустая тишина вселенской бездны, лишь громко и настойчиво тикал старенький будильник, словно отсчитывал секунды, оставшиеся до сотворения вещественного мира. Наконец, спустя черт его знает сколько мгновений, почтмейстер произнес слова:

— В одном я с вами согласен — наглость и в самом деле неслыханная. В данном случае оттого, что вы создали для меня неумышленно этакие моральные «вилы». Отказаться с любым мотивом — непримиримо для моего достоинства. Согласиться — значит пойти на поводу обстоятельств, к коим я твердо предопределил себе не иметь ни малейшего отношения. С детства ненавижу ходить в псевдогероях, и тем более в подручных у оных.

— И все же. Каков ваш ответ? — несколько смущенно, но и настойчиво повторил господин сторож.

— Да. Разумеется, да! — в сердцах резко бросил ему Митенька, машинально поднес к пересохшим в волнении губам пустой стакан. Ничего оттуда не перелилось, Ермолаев-Белецкий мрачно чертыхнулся, потянулся к портвейну: — Не вздумайте вообразить за мной души прекрасный порыв! И вообще. За всю мою жизнь я не смог возбудить в себе ненависти ни к одному человеческому существу. Вам же удалось вызвать ныне во мне это заповедное переживание. За что век вам буду впредь обязан! — не без сарказма воскликнул почтмейстер, наливая себе из бутылки так, чтобы краев не было видно.

Яромир счел за лучшее немедленно убраться восвояси, пока Ермолаев-Белецкий не передумал:

— Тогда, Дмитрий Федорович, буду ожидать вас у муниципальной оранжереи ровно в девять часов вечера. За сим позвольте откланяться, — и в самом деле склонил голову.

Из настроений, высказанных Ермолаевым-Белецким, господин сторож ничего не понял. Особенно, за что вдруг почтмейстер, в чьих привычках не наблюдалось разбрасывание сильными чувствами, столь стремительно его возненавидел. Но главное было достигнуто — Митенька согласился и, если неожиданного не произойдет, станет дожидаться господина сторожа сегодняшним вечером у погибающей в снегах оранжереи.

Черная гранитная арка вставала в свете набухающей злобой луны, как не ведающий жалости пограничный страж на входе в ирреальный, полный жутких воплощений мир беспомощных человеческих снов. Всю дорогу, пока ковыляли среди мерцавших зеркальной пылью сугробов, Ермолаев-Белецкий молчал. И лишь достигнув зияющего мертвого провала арки, почтмейстер впервые заговорил. Впрочем, не с господином сторожем, а скорее с гранитом и его подругой луной, с гнойной свирепостью низко нависшей над их головами.

— «Кирпичный завод», — прочитал он надпись и спросил: — Вот так просто?

Гранитная арка и лунный лик остались безмолвно равнодушными. Кажется, Митеньку это несколько обескуражило.

— Так просто, — ответил вместо них Яромир, хотя его и не спрашивали. — Здесь все просто. Все. Кроме смерти.

— Неудивительно, — буркнул в усы почтмейстер, таким образом как бы давая понять Яромиру, что еще помнит о его существовании. Лед не был сломан, но в его толще явно возникла некая трещина.

Если бы только Яромир мог знать причину! Вдвоем, плечом к плечу, вступили они на заводской двор. Не нарочно, а так вышло — словно бы парящая в ночном безжизненном воздухе строгая гранитная арка, разрезающая пространство небес подобно занесенному ятагану, заставила их держаться тепла друг друга.

В подсобке было светло и как-то по-обывательски уютно, Царь Обезьян дрых безмятежно на кровати, из-под которой высовывался толстый, в человечью руку, рыжий тигриный хвост, чуть вздрагивавший пушистым с кисточкой кончиком. На неубранном полу рассыпаны были во множестве смятые конфетные фантики, валялась пара дочиста обглоданных костей и зачем-то привязанный за веревку игрушечный зеленый заяц с пестрым, в горошек бантом. «Не иначе как Хануман смастерил кошачьему сыну на потеху», — подумалось со смешком Яромиру, немедленно игривое воображение нарисовало ему чудную картину, как огромная полосатая тигра подпрыгивает за дразнилкой, урча от удовольствия.

— Вставайте, Царь, вас ждут великие дела! — крикнул господин сторож из озорства Хануману прямо в ухо и быстро отскочил в сторону, зная его коварный нрав. — Точнее, перемены, — несколько поскучнев лицом, добавил он.

Царь Обезьян тотчас взвился над подушками, будто и не спал ни секундочки, а только притворялся нарочно. Одновременно под кроватью вспыхнули два любопытных желтых глаза, а хвост, напротив, втянулся внутрь.

— Стесняется, — прокомментировал поведение тигры Хануман. — Поскольку ты явился не один, с тобой пришел наш новый властелин. — Царь Обезьян глумливо поклонился в сторону почтмейстера. Но тут же капризно обратился к господину заводскому сторожу: — Молоко принес?

— Принес. Опять козье. — И Яромир, заметив недовольное выражение обезьянего лица, задал давно интересовавший его вопрос, до которого за все время его пребывания в должности дело отчего-то так и не дошло: — На кой тебе сдался этот «пармалат»? Гадость порошковая и больше ничего.

— Нравится, — коротко бросил ему Хануман и состроил невообразимую гримасу, это уже в адрес Ермолаева-Белецкого.

— Что нравится? — с некоторой долей насмешки попросил уточнения Яромир.

— Название нравится. — Хануман, подпрыгнув на перине, сделал двойное сальто в воздухе. — Кто суть свою словесностью питает, тот страсть мою изрядно понимает. — И заговорщицки подмигнул почтмейстеру.

Митенька на удивление нисколько не обиделся, напротив, вежливо ответил: