Джек Лондон - Спасенный браконьер

• Название: Спасенный браконьер
• Автор: Джек Лондон
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-371-00267-9

Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…

---

А ведь на нем лежала ответственность перед командой. Он не мог, не смел проявлять слабость, ибо его долг — быть твердым и мужественным до конца, чтобы поддержать их в беде. Он уже дал все объяснения лейтенанту и знал, что положение безнадежно. Как сказал Морской Законник, все улики были против него. Итак, он отвернулся и стал шагать взад и вперед по корме шхуны, которой он уже не командовал.

Русский офицер временно взял команду на себя. Он вызвал на борт еще несколько своих матросов и приказал убрать и закрепить все паруса. Когда с этим было покончено, шлюпка успела подплыть к крейсеру и вернуться назад с тяжелым канатом; конец его был прикреплен к большим битенгам на баке шхуны. Пока шла эта работа, угрюмые матросы группами стояли вокруг. Было безумием думать о сопротивлении, когда жерла орудий были так близко, что в них можно было попасть сухарем. Но помогать они отказывались, предпочитая хранить мрачное молчание. Покончив с этим делом, лейтенант отослал всех своих матросов назад в шлюпку, оставив только четверых, затем мичман — мальчик лет шестнадцати, — казавшийся странно взрослым и важным в своем мундире с кортиком, поднялся на борт, чтобы принять командование пленной шхуной. Перед самым уходом взгляд лейтенанта случайно упал на Буба. Не говоря ни слова, он схватил его за руку и спустил через борт в ожидавшую лодку; затем, махнув на прощанье рукой, он последовал за ним.

Вполне естественно, что это неожиданное происшествие должно было перепугать Буба. Все страшные рассказы, какие он слыхал о русских, заставили его бояться их, а теперь они казались ему еще страшнее. Достаточно скверно, что они захватили шхуну, но увозить его от товарищей — такая судьба ему и в голову не приходила.

— Веди себя хорошо, Буб! — крикнул ему шкипер, когда шлюпка отделилась от борта «Мэри Томас». — И говори правду!

— Да, да, сэр, — крикнул тот мужественно в ответ. В нем зашевелилась национальная гордость, он стыдился показать себя трусом перед этими неведомыми врагами, этими дикими русскими медведями.

— И будь вежлив! — добавил немец-рулевой, и его грубый голос, как сирена, пронесся над водой.

Буб замахал на прощанье рукой, а товарищи его, столпившись у перил, ответили ему ободряющими возгласами. Он примостился на корме, откуда стал следить за лейтенантом.

В конце концов лейтенант выглядел совсем не таким уж диким медведем, он очень похож на остальных людей, решил Буб, и матросы точь-в-точь такие, как все матросы с военных судов, виденные им раньше. Тем не менее, когда нога его ступала на стальную палубу крейсера, ему показалось, что он вошел в ворота тюрьмы.

На несколько минут его оставили в покое. Матросы подняли шлюпку и повесили ее на боканцы. Затем густые клубы черного дыма повалили из труб, и они тронулись в путь, в Сибирь, невольно подумал Буб. Он видел, как «Мэри Томас» потащилась за ними на натянутом канате, а ее боковые огни, красный и зеленый, то подымались, то опускались, когда она неслась по волнам.

При этом грустном зрелище глаза Буба затуманились, но… как раз в эту минуту к нему подошел лейтенант, чтобы отвести вниз к капитану, и он выпрямился, крепко сжав губы, словно все это было для него привычным делом и его чуть не каждый день ссылали в Сибирь. Каюта, где сидел капитан, походила на дворец по сравнению со скромной обстановкой «Мэри Томас», а сам капитан — важный, с золотыми нашивками — казался величественной особой, ничуть не напоминавшей простенького шкипера шхуны, охотившейся за тюленями.

Тут Буб сообразил, зачем его взяли на борт, и на все вопросы, какие ему задавали, отвечал одну чистую правду. Правда вреда не причиняла; только ложь могла повредить его делу. Он знал немного; знал, что они охотились за тюленями далеко к югу, в открытых водах, а затем, когда настал штиль и туман спустился на них у запретной зоны, они были в нее отнесены. Снова и снова он настаивал, что за всю неделю плаванья в запретной зоне они ни разу не спускали шлюпки и не пристрелили ни одного тюленя; но капитан видел во всех его словах только ложь и обращался с ним грубо, чтобы запугать мальчика. Он то грозил ему, то пытался подействовать лаской, но ему так и не удалось поколебать твердость Буба; наконец он велел ему убираться. По небрежности, Буба оставили без присмотра и разрешили бродить по палубе. Иногда матросы с любопытством на него поглядывали, но в общем он был предоставлен самому себе. Он не мог привлечь к себе особого внимания, потому что был мал, ночь стояла темная, а вахта на палубе занималась своим делом. Спотыкаясь, он побрел по незнакомой палубе на корму, откуда ему видны были боковые огни «Мэри Томас», неизменно следовавшей за крейсером.

Долго следил он за ней, а затем улегся в темноте, там, где канат пробегал по корме к захваченной шхуне. Только один раз подошел какой-то офицер и посмотрел, не перетирается ли натянутая веревка. Буб отполз в тень и остался незамеченным. И тут у него появилась мысль, которая касалась жизни и свободы двадцати двух человек и должна была отвратить великие бедствия от многих семейств за тысячи миль отсюда.

Во-первых, рассуждал он, команда неповинна ни в каком преступлении, а все же ее безжалостно тащат в тюрьму, в Сибирь, погребут заживо, он слыхал эти россказни и слепо им верил. Во-вторых, он здесь в плену, и у него нет никакой возможности ускользнуть. В-третьих, двадцать два человека на «Мэри Томас» спастись могут. Их удерживает только четырехдюймовый канат. Они не смеют перерезать его у своего конца, так как русские, захватившие шхуну, конечно, поставили там часового, но этот конец… ах, этот конец…

Буб прервал свои рассуждения. Он близко подполз к канату, открыл свой складной нож и принялся за работу. Нож был не очень острый; Буб перепиливал прядь за прядью, и с каждым движением ножа все отчетливее и страшнее вырисовывалась перед ним жуткая картина: Сибирь, одиночество, ссылка. Даже в обществе товарищей такая судьба была довольно-таки плоха, но столкнуться с ней одному казалось ужасным. А кроме того, самый поступок, какой он совершал, конечно, повлечет за собой еще большее наказание.

Эти мрачные мысли были прерваны приближающимися шагами. Он отполз в тень. Какой-то офицер остановился на том самом месте, где он работал, наклонился было, чтобы осмотреть канат, потом передумал и выпрямился. Он простоял тут несколько минут, глядя на огни захваченной шхуны, а затем пошел на нос.

Теперь пора! Буб выполз и продолжал пилить. Он перерезал две пряди каната. Потом еще одну. Оставалась последняя, но она была так сильно натянута, что поддалась легко. Плеск! Обрезанный конец скользнул за борт. Буб лежал тихо и прислушивался. Сердце у него ушло в пятки. Но на крейсере никто ничего не слышал. Он видел, как потускнели красный и зеленый огни «Мэри Томас». Затем над водой пронесся слабый крик русских матросов, оставшихся на призовом судне, но и этого никто не слыхал. Дым по-прежнему валил из труб крейсера, а машины энергично работали.

Что происходило на «Мэри Томас»? Буб мог только делать предположения, но в одном он был уверен: его товарищи захватят власть в свои руки и справятся с четырьмя матросами и мичманом. Спустя несколько минут он увидел маленькую вспышку света, и напряженный слух уловил очень слабый револьверный выстрел. Затем — о, радость! — и красный огонь и зеленый внезапно исчезли. «Мэри Томас» снова была свободна.

На корме показался офицер. Буб пролез вперед и спрятался в одной из шлюпок. Еще момент, и было бы поздно. Забили тревогу. Раздалась громкая команда. Крейсер взял другой курс. Белые лучи электрического прожектора во всех направлениях ударили по морю, но во вспыхивающих полосах света не видно было вздымающейся на волнах шхуны.

После этого Буб скоро заснул и проснулся только на рассвете. Монотонно стучали машины, а по плеску воды он догадался, что команда моет палубу. Окинув взглядом океан, он увидел, что они одни. «Мэри Томас» ускользнула; когда он высунул голову, его встретил громкий хохот матросов. Даже у офицера, приказавшего отправить его вниз и запереть, смеялись глаза. В последующие дни своего заключения Буб частенько думал, что они не так уж рассердились на него за этот поступок.

Он был недалек от истины. В сердцах всех людей заложено некоторое благородство, заставляющее их восхищаться смелым поступком, хотя бы и совершенным врагом. И русские ничуть не отличались от остальных людей. Правда, мальчишка их перехитрил; но бранить его они не могли и были в большом затруднении, как с ним поступить. Совсем не годилось тащить с собой такого малыша, как он, в качестве единственного представителя удравшего судна.

И спустя две недели военное судно Соединенных Штатов, выходившее из Владивостока, было остановлено сигналами с русского крейсера. Шлюпка отошла от крейсера, и маленький мальчик перелез через перила на палубу американского судна. Через неделю его спустили на берег в Хакодате. Произошел обмен телеграммами, и ему выдали проезд до Иокогамы.