Наум Синдаловский - Легенды петербургских садов и парков

• Название: Легенды петербургских садов и парков
• Автор: Наум Синдаловский
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-227-03693-3

В новой книге Наума Синдаловского рассказано более чем о восьмидесяти садах и садиках, парках и скверах, бульварах и аллеях Северной столицы и ее пригородов. На самом деле их гораздо больше, но мы были вынуждены ограничиться заявленной темой и рассказали только о тех из них, которых не обошел своим вниманием петербургский городской фольклор. Вас ждут увлекательные, полные тайн и загадок истории. Книга написана легко и читается на одном дыхании, впрочем, как и все предыдущие книги автора.

---

В середине XIX века в Петербурге гремело имя первого иностранного актера-паяца Христиана Лемана, приехавшего в Россию из Франции в 1818 году. Он так долго выступал на праздничных петербургских гуляньях, что со временем его имя стало нарицательным. В Петербурге всех паяцев стали называть «Лейманами».

В XX веке статус Марсова поля резко изменился. В марте 1917 года оно было избрано местом для захоронения погибших во время Февральской революции петроградцев. Среди них были не только погибшие в уличных беспорядках горожане, но и полицейские, которые, выполняя свой долг, стали жертвами разбушевавшиейся толпы. Впоследствии здесь же были погребены павшие в октябрьские погромные дни и во время подавления последовавших затем так называемых контрреволюционных мятежей. Над их общими могилами в 1919 году по проекту архитектора Л.В. Руднева был сооружен монументальный комплекс надгробий из блоков красного гранита. Неожиданное появление погоста в самом центре Петербурга, да еще на одной из его главных площадей, вызвало в городе самые противоречивые толки. По старой христианской традиции хоронить вне церковной или кладбищенской ограды не полагалось. А учитывая, что с началом революции и Гражданской войны уровень жизни в Петербурге стремительно покатился вниз, и в городе началась обыкновенная разруха, заговорили о том, что очень скоро «Петрополь превратится в Некрополь».

В 1923 году на Марсовом поле появился партерный сквер, окончательно преобразивший облик старого военного плаца. Кажется, именно тогда родилась горькая шутка питерских безработных пролетариев. На вопрос: «Где работаешь?» они отвечали: «На Марсовом поле потолки крашу». При этом надо заметить, что парадоксальность этой шутки состояла не только в безжалостной самоиронии: какие уж потолки на Марсовом поле?! — но и в чисто петербургском характере юмора. В городе никогда потолки не красили. Их белили.

В 1957 году к 40-летию Октябрьской революции на Марсовом поле, в центре памятника «Борцам революции», зажгли вечный огонь в память о жертвах всех революций. В народе его прозвали «факелом коммунизма».

Сады и скверы от Адмиралтейства и Сенатской площади — вдоль Невского проспекта до Александро-Невской лавры

Прокладка главной магистрали Петербурга — Невского проспекта — началась в 1711 году. Кроме основной градостроительной задачи Невский проспект должен был выполнить еще и, говоря современным языком, идеологическую роль — связать в одно целое административный центр города — Адмиралтейство, с его духовным центром — Александро-Невской лаврой. Прокладывали одновременно с двух сторон. Пленные шведские солдаты со стороны Адмиралтейства, и монастырские монахи со стороны Лавры. Последние преследовали еще и чисто утилитарные, хозяйственные цели. Лавра особенно остро чувствовала отсутствие удобной транспортной связи с городом. Предполагалось, что и те, и другие строители встретятся у Большой Новгородской дороги, будущей Лиговской улицы. Однако этого не произошло.

Если верить старинному преданию, при прокладке трассы ошиблись как те, так и другие, и Невский проспект, вопреки логике петербургского строительства, предполагавшего открытые прямые перспективы, оказался не прямым, а получил нежелательный излом. Говорят, узнав об этой ошибке, Петр I был так разгневан, что велел уложить всех монахов, а в их вине он ни чуточки не сомневался, на месте образовавшегося излома и примерно высечь. Если верить легенде, царь лично присутствовал при этой экзекуции и старательно следил за точным исполнением своего приговора. Впрочем, истории хорошо известна личная неприязнь царя к «племени монахов».

Строго говоря, ни монахи, ни пленные шведы здесь ни при чем. Существует вполне логичная версия, что излом Невского был заранее предопределен. Задуманное равенство углов между будущими гороховой улицей и Вознесенским проспектом, с одной стороны, и между Невским проспектом и Гороховой улицей — с другой, не позволяло Невскому напрямую выйти к Александро-Невскому монастырю. И поскольку это разрушало одну из главных политических концепций застройки Петербурга, пришлось якобы согласиться на «кривой» Невский проспект. В этой связи, может быть, отнюдь не случайным выглядит появление в петербургской микротопонимике такого названия, как «Старо-Невский», призрачная самостоятельность которого некоторым образом как бы снимала с официального Невского его «вину» за свою кривизну, или, если можно так выразиться, избавляла его от некоего комплекса неполноценности. Да и появление самого топонима «СтароНевский» на самом деле связано не с пресловутым изломом, а с более поздней неудачной попыткой выпрямить Невский проспект. Его продолжением от Лиговского проспекта до Александро-Невской лавры должны были стать Гончарная и Тележная улицы. Этот любопытный замысел осуществлен не был, улицы впоследствии разделили и наглухо перегородили жилые застройки.

Между тем, по общему признанию современников, Невский проспект уже в XIX веке считался красивейшей городской магистралью в Европе. Классическая стройность Невского проспекта вошла в иностранные поговорки. Когда барон Жан Эжен Осман стал префектом Парижского департамента Сены, он предпринял невиданную ранее коренную реконструкцию французской столицы. Но и тогда влюбленные в свой город парижане говорили: «Сколько бы Осман Париж ни ломал, такого Невского не выломал».

Этот почетный статус Невского проспекта поддерживался не только городскими властями. Всякое изменение внешнего облика проспекта вызывало негативную реакцию населения. Особенным внимание фольклора пользовался самый оживленный участок Невского — тротуар вдоль гостиного двора — традиционное место деловых встреч, молодежных свиданий, отдыха и прогулок горожан.

Так случилось, что такие новые для России европейские понятия как «проспект» (от лат. «prospectus» — вид, обзор) и бульвар (от нем. «bollwerk» — аллея посреди улицы) в Петербурге появились одновременно. Вместе с прокладкой Невского проспекта на участке от Адмиралтейства и, по некоторым сведениям, вплоть до Фонтанки, по обеим сторонам были высажены березы. Этот первый петербургский бульвар просуществовал до середины XVIII века. Затем, уже при Павле I, был возобновлен в новых границах — от Мойки до Фонтанки. Бульвар, видимо, представлял собой довольно жалкое зрелище. Во всяком случае в городском фольклоре сохранилась ядовитая эпиграмма и на бульвар, и на самого Павла. Правда, уже после смерти императора:

Поистине был он, покойник, велик,
Поставил на Невском проспекте голик.

Впоследствии границы Невского бульвара менялись, пока наконец не ограничились протяженностью фасада гостиного двора. Здесь то высаживались деревья, то разбивался партерный сквер, то все пространство между тротуаром и галереями гостиного двора просто засеивалось травой. Но всегда это место было вытоптано тысячами ног посетителей гостинодворских лавок и гуляющими горожанами. В городе это место так и называлось «Плешка».

Обычай высаживать вдоль фасада Гостиного двора деревья дожил до наших дней. Может быть, такое бережное отношение к давней традиции не в последнюю очередь связано еще и с тем, что этот зеленый участок является единственным, находящимся буквально рядом с проезжей частью проспекта, и в массовом сознании воспринимается неким подобием городского бульвара. Все остальные сады и скверы Невского проспекта вынесены за красную линию его фасадов, находятся за оградами или на соседних улицах.

Начало и конец Невского проспекта отмечены мощными зелеными парковыми массивами. У стен Адмиралтейства его украшают пышные древесные кроны Александровского сада, замыкает проспект ансамбль Александро-Невской лавры, утопающий в зелени своих знаменитых Некрополей.

«Адмиралтейский променад»

Как мы уже говорили, ко второй половине XVIII века надобность в Адмиралтействе как крепости окончательно отпала. Постепенно эспланада перед ним, которую в народе чаще всего называли «Адмиралтейской степью», теряла свои фортификационные черты. Уничтожались земляные валы с бастионами, засыпались рвы с водой.

Э.Л. Ригель. Сад с тремя фонтанами. Проект. 1872–1874 годы

В 1816 году на месте наружного канала между Адмиралтейством и незастроенным лугом, или эспланадой, был проложен так называемый проезд, который стали называть «Адмиралтейским бульваром», или «Адмиралтейским променадом». Очень скоро бульвар стал одним из любимых мест праздных прогулок петербургской знати. По утверждению многих знатоков старого Петербурга, именно этот бульвар вошел в «энциклопедию русской жизни» — роман Пушкина «Евгений Онегин». Сюда, «надев широкий боливар», выходил на променад ее главный герой. По свидетельству историка М.И. Пыляева, Адмиралтейский бульвар был «центром, из которого распространялись по городу вести и слухи, часто невероятные и нелепые». Тем не менее авторитет сведений, полученных с бульвара, в петербургском обществе оставался непререкаем. «да, где вы это слышали?» — недоверчиво восклицали петербуржцы. «На бульваре», — торжественно отвечал вестовщик, и все сомнения исчезали. Таких распространителей слухов и новостей, услышанных на Адмиралтейском бульваре в Петербурге, называли: «бульварный вестовщик», или «гамбургская газета». Как нам кажется, этимология понятия «бульварный» в значении «газета или литература, рассчитанная на обывательские, мещанские вкусы», — восходит к тому знаменитому Адмиралтейскому бульвару.