Захар Прилепин - К нам едет Пересвет. Отчет за нулевые

• Название: К нам едет Пересвет. Отчет за нулевые
• Автор: Захар Прилепин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-38600-8

Захар Прилепин — самый модный современный прозаик, лауреат литературных премий, среди которых «Национальный бестселлер», «Супернацбест» и «Ясная Поляна», публицист, журналист и телеведущий. В книге «К нам едет Пересвет» собраны лучшие эссе Захара, написанные за десять лет, — как хорошо известные читателю, так и не публиковавшиеся ранее.

---

Когда я учился вождению, мне опытные мужики говорили: «Думай за дурака!» В том смысле, что надо просчитывать ситуацию не только за себя, но и за того парня, что неожиданно захочет дать по газам. Дорога доказывает, что цель эта, в сущности, недостижима. Чудаки на дорогах непредсказуемы, неумолимы и бодры. Их много. Не ездить теперь?

А литература вообще живет на бешеных скоростях, и о дураках там думают только те, кто пишет для дураков. Иначе как бы кудрявый юноша Саша Пушкин вложил в уста симпатичному террористу сказку о том, что жизнь прекрасна, когда хоть раз удается напиться свежей крови?

…Мне некогда было думать об этом в течение дня, я работал. За окном все время насыщалось больной серостью небо, а дождя не было.

По улице тихо бродили или спешили всякие-разные люди.

Те, что бродили, собирали бутылки и потом тихо курили на углу бычки не больше человеческого ногтя величиной. Каждый собиратель посуды был похож на перезревший лесной гриб с налипшей то ли грязцой, то ли овядшей, почерневшей листвой.

Те, что спешили, забирались в маршрутки и, безропотно давясь, ехали домой — к детям, к ужину, к чему там еще.

«Эти люди не читают между строк», — так подумалось мне. В России нынче незачем искать скрытые смыслы. Страна раскрыта подобно свежеубиенному животному на бойне: четыре ноги вверх, внутренности настежь — хоть подходи и руки грей.

Реальность очевидна, она вопиет о себе, ни к чему лезть в книгу, чтобы раскрыть свои светлые очи и познать все. Все видно — иди и смотри.

Страну уже столько раз взрывали — кто только не взрывал, — и вот, надо же, нашелся источник беды! Мне думается, что между строк читали вовсе не виновники взрыва: я не знаю этих людей и считаю их безумцами, кто бы они ни были.

В малое пространство, делящее печатные тексты, забираются, подобно многоногим проворным домашним насекомым, те, кто на грязи и чужой крови немедленно решает свои частные проблемы — к примеру, сохраняют свою власть. Иные просто зарабатывают деньги: им втрое платят за каждое неразумное слово. Питаются они там, одним словом.

Мимо обветшалого трамплина, мимо скромного Оперного театра, мимо тихого рынка я ехал домой. У меня не было никаких новых ощущений. Мое сердце во мне, мой рассудок на месте. Не лезьте ко мне между строк.

2006

Господин Президент, не выбрасывайте блокнот!

В Ново-Огарево было тихо. Нас, молодых и не совсем молодых писателей в количестве тринадцати человек, пропускали по одному за железную дверь с окошком.

Мы оглядывали высокие стены резиденции главы государства.

У ворот стоял улыбчивый матерый милиционер, и если мы пытались с ним пошутить, он весело, в тон отвечал.

Автор отличной книги «Я — чеченец!» Герман Садулаев, букеровский лауреат Денис Гуцко, замечательный прозаик Илья Кочергин — все мы не торопились, давая пройти девушкам и более молодым коллегам.

В шутку я грозил Денису Гуцко, что если он опять поднимет тему национализма в России (как он это уже делал на встречах с Дмитрием Медведевым и Владиславом Сурковым), то я непременно напишу черным мелком на розовых стенах резиденции «Здесь был Гуцко!» и пририсую свастику.

Гуцко смеялся и несогласно крутил лобастой головой.

Садулаев зашел предпоследним, я последним.

«Самые крепкие остались. Наверное, прозаики?» — пошутил милиционер.

«Так точно!» — ответил я.

Меня пропустили, предварительно проверив металлоискателем одежду и предложив вытащить все из карманов. Я и так все вытащил еще в автобусе, на котором нас привезли в Ново-Огарево. Но у меня остались пачка сигарет и зажигалка. В пачку Winston'а заглянули, там было семь штук «синих». Зажигалку повертели в руках и отдали.

На входе в резиденцию Президента РФ стояли рослые охранники в пиджаках. Они не мерзли и даже не поеживались. Вели себя приветливо.

У президента проходило какое-то совещание, и нам пришлось немного подождать в специальной комнате на втором этаже. Мы с Кочергиным пошли покурить, но охранники в холле сказали, что здесь никто не курит.

Мы не уходили, перетаптываясь, и они разрешили нам покурить на улице.

День был хороший, солнечный и бесснежный — ровно такой, чтобы запомниться на всю жизнь.

Мы весело задымили. Потом обнаружили, что вокруг нет ни урн, ни пепельниц, посему Кочергин бросил свой бычок с порога, а я, как более ответственный, спрятал в сугроб, продавив бычок пальцем. Весной он оттает вместе с сугробом.

Когда мы вернулись, Гуцко огорчился, что его не позвали курить. Мы в ответ поведали про сплошь некурящую охрану, но тайно признались, что за пятьдесят рублей охранники выпускают покурить на улицу.

Предложили Гуцко подойти и незаметно сунуть полтинничек охраннику в карман, тот-де не будет против, все сразу поймет и потрафит русскому писателю в желании отравиться никотином.

Денис нам не поверил, он умный.

Наконец нас пригласили в кабинет. Там уже стояли охранники президента, телекамеры, журналисты. Я узнал Андрея Колесникова («КоммерсантЪ»), у него было скучающее и немного презрительное лицо. Что ему, он столько раз Путина видел.

Тут вошел Путин и со всеми поздоровался лично, даже с девушками. У него мягкая спокойная рука, он не стремился сломать все шестнадцать пальцев тому, чью ладонь пожимал. И улыбка у него спокойная и мягкая. По-моему, я тоже улыбнулся в ответ, хотя не настаиваю. Все, кто видели меня по телевизору, утверждали потом, что у меня было хмурое, неприветливое лицо. Видимо, я себя не контролировал.

Мне досталось место прямо напротив президента. Справа от меня сидела критик Валерия Пустовая, а слева поэт Андрей Нитченко. Слева от Путина сидела очаровательная девушка, писатель Анастасия Чеховская, а справа — советник по культуре Юрий Константинович Лаптев (за всю встречу он, по-моему, сказал только три слова; эти слова были «Я не знаю» — и произнес он их, когда президент попросил напомнить отчество какого-то чиновника).

Президент выступил с краткой приветственной речью, в ходе которой сообщил, что книга — это «стабильный носитель информации, над которым не спеша можно посидеть, подумать, можно поразмышлять».

Еще он сказал, что «сто шестьдесят национальностей говорят на русском языке — разных совершенно людей; это значит, что русская литература, русский язык — это государственнообразующий фактор, это совершенно очевидная вещь». И тут я, наконец, совершенно серьезно с президентом согласился.

Молодые литераторы много говорили о необходимости помогать литературе, литераторам и «толстым» журналам. Путин ни с кем не спорил, трижды произнес слово «дотировать» (а также «напрямую дотировать») и не менее десяти раз слово — прошу прощения за случайную рифму — «госзаказ».

При этом я иногда подрагивал плечами, словно вступал в холодную воду. Мне очень сложно представить госзаказ на свои книги, это должно быть очень веселое государство, с такими заказами.

Впрочем, ничего против госзаказа для детской литературы и тем более против детского телеканала я не имею — а об этом тоже шла речь, и Путин сказал, что детское телевидение на отдельной частоте появится уже в этом году.

Тем временем мужчины в пиджаках и в бабочках разносили чай и маленькие пирожки, которые я не решился отведать на виду у президента и только смотрел на них иногда. Позже писательница Ирина Мамаева рассказала, что свои пирожки она все-таки съела, они были с мясом и очень вкусные.

Мамаевой хорошо, она сидела сбоку.

Зато чай был теплый и удивительно прозрачный, как будто зеленый, хотя по вкусу оказался черным.

Президент был демократичен, прост и спокоен, и это все постепенно почувствовали. Анастасия Чеховская несколько раз перебивала президента, подыскивая ему более удачные слова, когда он на малое мгновение замолкал в поисках верной формулировки, и Путин не обижался на свою спонтанную помощницу.

Спустя несколько минут я с ужасом увидел, что Анастасия — мне так показалось — гладит президента по ноге. Нет, саму ее руку из-за стола я не видел, но точно определил по движениям плеча Анастасии, что рука эта делает нежные, гладящие движения. Ситуация усугубилась и тем еще обстоятельством, что президент мельком ласково посмотрел на руку Анастасии, не прекращая, впрочем, свою речь.

Но потом мелькнули из-под стола черные мохнатые уши, и я с облегчением догадался, что это незаметно подошла собака и положила голову ровно между ногой президента и ногой писательницы. Собачью голову гладила Анастасия.

— Ой! — весело сказала критик Валерия Пустовая, тоже заметив собачку и немного испугавшись, хотя, возможно, только для вида.

— Не бойтесь, она не сильно укусит, — пошутил президент.

Потом эта собака пришла к нам с Валерией, и я тоже ее погладил. В руке у меня осталось несколько черных волосков с собачьей головы, и я их положил в свой блокнот на память.