Ромэн Сарду - Далекие берега. Навстречу судьбе

• Название: Далекие берега. Навстречу судьбе
• Автор: Ромэн Сарду
• Издательство: Книжный клуб "Клуб семейного досуга"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9910-1951-4

История любви и коварства, героизма и предательства — история покорения Америки! Когда поток переселенцев хлынул в Новый Свет, на корабль, идущий к этим щедрым и опасным берегам, взошли двое. Гарри и Лили Бэтманы не вольны распоряжаться своим настоящим — их обвенчали без их согласия, — но они верят, что их будущее в их руках… и ошибаются? Вновь и вновь судьба сталкивает Бэтманов с родом Муиров, поклявшихся завладеть делом всей их жизни… Чем закончится многолетняя война?

1691 год. Судно с беженцами-ирландцами устремляется к далеким берегам Нового Света. На борту юные супруги Гарри и Лили Бэтманы. Сын проститутки и внебрачная дочь благородного отца, они едва знакомы, но верят, что плывут навстречу светлому будущему.

В молодой колонии Нью-Йорк они сталкиваются с семейством Муиров, которыми движет лишь одна любовь— любовь к деньгам. Между чистыми сердцем Бэтманами и алчными Муирами разгорелась неистребимая ненависть. Их потомки впитают ее с молоком своих матерей — и да свершится месть!

---

Вождь йео повел Томаса и Китги к священному болоту, чтобы там провести брачную церемонию.

Робкий молодой бледнолицый заика уверенно повторил слова и жесты вслед за Сквамбо. Китги была одета в белое платье из луба шелковицы, а ее руки и груди были натерты душистой сытью. Чтобы показать, что она будет хорошей женой, Китги преподнесла Томасу чашку вареной молотой кукурузы, которую приготовила сама. Томас не был охотником и поэтому не мог подарить Китги убитого кугуара, что свидетельствовало бы о его отваге. Но вождь разрешил ему подарить Китги английскую монету. Такое подношение доказывало, что он в состоянии удовлетворять потребности своей жены. Сквамбо заметил, что лицо юноши светится от счастья, и с удовольствием благословил новобрачных.

В это время в деревне индейцы развлекались, играя в раскрашенные камешки и стебли тростника, которые заменяли им карты и кости. Проиграв в чанки и бонто, Джон Ламар решил показать свою силу и ловкость. Он вскинул один из мушкетов, подаренных им йео, и принялся демонстрировать меткость стрельбы и скорость перезарядки. Он прицелился и выстрелил в шкуру животного, висевшую в пятидесяти метрах. Пять раз попав в цель, он, сияя от гордости, предложил индейцам полюбоваться шкурой, в которой появилось пять маленьких дырочек.

— Вам с вашими луками никогда не удастся сделать нечто подобное!

Таори, племянник Сквамбо и его законный правопреемник, высокий, мускулистый индеец, весь покрытый татуировками, взял в руки свой лук-фетиш — огромный лук, сделанный из древесины гвоздичного дерева. Он встал на то же место, что и Джон Ламар, направил лук на натянутую шкуру и выпустил пять больших стрел с медными наконечниками. Белый человек не поверил своим глазам: индеец стрелял так быстро, что все пять стрел оказались в воздухе одновременно! И все пять достигли цели, разорвав шкуру в тех местах, где свинцовые пули Ламара пробили лишь маленькие дырочки.

Когда Томас и Китги вернулись с болота, племя йео продолжало дерзко насмехаться над Ламаром. Уязвленный Ламар воскликнул:

— Ты женился? Тогда уходим! Я больше не могу выносить общество этой своры аборигенов!

Юная Китги успела шепнуть своим родным и друзьям, что испытывает огромное облегчение, поскольку ей удалось избежать замужества с этим несносным Ламаром и сочетаться браком с его сыном, конечно, еще неотесанным, но, судя по всему, добрым и ласковым.

Томас Ламар был на седьмом небе от счастья: эта поездка к йео оказалась более плодотворной и приятной, чем он ожидал.

— Если вы хотите, я научу вашу жену говорить по-английски, — предложил Колволлейдер.

— Нет, — пробормотал Томас, — лучше научите меня говорить на ее наречии.

В полдень трое белых и индианка покинули деревню, увозя с собой подарки йео. Они переправились через Саванваки и двинулись в сторону английской колонии Каролины. Джон Ламар был доволен тем, что сделал более надежными южные границы своих владений; Томми радовался тому, что приобрел юную супругу, а Колволлейдер, довольный тем, что остался в живых после убийства Томогучи, клялся никогда больше не иметь дела с этим охотником за черепами Ламаром.

После их ухода в деревне йео собрался Совет. Те, кто до этого момента воздерживались критиковать решение Сквамбо, теперь заявляли во всеуслышание:

— Этот бледнолицый — коварный мошенник. Мы ни за что не должны были соглашаться заключать с ним договор.

— Он убил Томогучи, а мы должны считать его своим союзником?!

— Сквамбо, Великий Дух хотел, чтобы ты их сжег перед телом твоего сына!

Вождь подождал, пока не установилось продолжительное молчание. Соплеменники испытывали к своему вождю огромное уважение. Все хвалили его за мудрость, за то, что его взгляды были, как они говорили, «выше любых заблуждений». Сквамбо не был ни лжецом, ни жестоким человеком, ни деспотом. Когда он впадал в гнев, его без труда удавалось урезонить. Он всегда мирился с теми, кого обидел. Во время его правления главным принципом стало равенство, и он никогда не пренебрегал мнением самою последнего из своих собратьев.

Отвечая своим хулителям, Сквамбо напомнил им о достопочтенном Пасакованаи, индейском вожде, который удостоился небывалой чести быть одновременно вождем племени и его духовным лидером. Наделенный волшебной силой — Пасакованаи мог поджечь воду, заставить деревья танцевать, передвигать горы на расстоянии, превращаться в языки пламени, — он был вынужден признаться соплеменникам, что его таланты не помогли ему сдержать все возраставший приток бледнолицых в провинцию Массачусетс. «Когда появились англичане, я был самым лютым их врагом и я использовал все возможности, чтобы уничтожить их, но мне это не удалось. И я советую вам: никогда больше не убивайте их и не ведите с ними войну», — говорил он.

— Пасакованаи дал мудрый совет, — продолжал Сквамбо. — Мы, йео, последуем ему, чего бы нам это ни стоило. Нас слишком мало, чтобы противостоять белому землевладельцу. Убить и сжечь Джона Ламара? Как вы думаете, что тогда с нами стало бы?

Сквамбо набил свою глиняную трубку табаком.

— Бледнолицые подобны детям. Они невежественные. Любой пустяк возбуждает их, любой пустяк пугает их. Когда мы имеем с ними дело, нам следует проявлять такое же терпение, с каким мы относимся к детям. Напрасно негодует тот, кто слишком близко к сердцу воспринимает промахи и ошибки, допущенные детьми. Точно так же дело обстоит и при общении с бледнолицыми.

— А когда они «вырастут», — возразил Таори, племянник Сквамбо, — не станут ли они более опасными? Единственное, что я охотно приемлю в детях, — так это то, что они безобидные. Но останутся ли безобидными бледнолицые?

Сквамбо улыбнулся:

— С возрастом чувства притупляются, кровь остывает, человек становится менее воинственным. Однажды мы станем свидетелями того, как к нам придет один из таких «повзрослевших» бледнолицых. Ошибки, допущенные в прошлом, будут похоронены глубоко в памяти, и начнется эра доброго согласия. Никто не заинтересован связывать нас со своими причудливыми выходками и грехами.

Сквамбо заговорил о мико Авдуста, который в свое время встретил идеального белого человека. Этот индейский вождь хранил столь добрую память об их беседах, что приказал похоронить себя на месте их первой встречи.

— Придут другие белые люди, похожие на того, кого встретил Авдуста.

— Сквамбо, ты уверен в этом?

Вождь кивнул и даже рискнул предположить, что золотой век наступит еще при его жизни. Затем он подвел итог:

— Утешьтесь. У нас есть оружие против этого Джона Ламара. Великий Дух любит мою дочь Китги, как прежде он любил ее мать и бабушку. Я видел, как горели глаза молодого бледнолицего. Китги сумеет передать ему свои прекрасные чувства, и этим она защитит йео лучше, чем наши воины. Нежность тоже может передвигать горы.

Члены Совета сделали вид, будто удовлетворены его объяснениями, но Сквамбо не питал на этот счет заблуждений. Он знал, что йео, воодушевляемые Таори, хотят подражать своим горным соседям и стать деревней воинов. Он закончил собрание мудрецов, чтобы нанести визит своей второй жене, матери Томогучи. Несчастная женщина собрала в горшок еще не остывший прах их юного сына. Сквамбо осыпал ее словами любви и утешения, потом взял горшок и вышел из вигвама.

Сквамбо покинул пределы деревни и спустился к реке Он сел в небольшую пирогу и поплыл по Саванваки в сторону острова, где англичане, как они утверждали, нашли тело Томогучи.

Вождь индейцев узнал колчан со стрелами и большой лук, которые его сын прислонил к можжевельнику.

На песчаном берегу острова еще сохранились следы его юного сына.

Томогучи обошел весь остров. Что он искал?

На земле Сквамбо заметил черное пятно.

Это была кровь Томогучи.

И отпечатки подошв белых людей, которые топтались вокруг, что, по его мнению, было непристойно.

Открыв погребальный горшок, Сквамбо развеял прах своего сына по пустынному острову. На веки вечные этот клочок земли, омываемый водами Саванваки, стал островом Томогучи.

Прежде чем сесть в пирогу, старый индеец немного постоял на восточном мысе острова, вглядываясь в горизонт.

В детстве он видел, как в широком устье Саванваки появился первый корабль европейцев. Он и его братья приняли тот корабль за «двигающийся остров». Для них мачта была деревом, паруса — белыми облаками, а пушечные выстрелы — раскатами грома.

Это был французский корабль, который потом потопили два испанских галеона. Сквамбо до сих пор помнил, какое волнение его тогда охватило. Он не терял надежду когда-нибудь увидеть, как с востока появится посланный провидением белый человек с открытым сердцем и дружески протянутой рукой.

На огромном чистом голубом небе солнце перекатилось через зенит. Животные спрятались, чтобы отдохнуть от летнего зноя, аллигаторы погрузились в илистые воды. На поверхности остались лишь их ничего не выражающие глаза, внимательно наблюдавшие за происходящим. Огромное дикое пространство между рекой Саванваки, рекой Алтамаха и горами Аппалачи сбросит с себя оцепенение лишь при наступлении вечера. Старый вождь индейцев чувствовал, что рядом витает дух его мальчика. Усиливалось ощущение его присутствия, которое становилось почти осязаемым, словно Томогучи обрел форму в обжигающем воздухе.