Владимир Чернов - Искушения и искусители. Притчи о великих

• Название: Искушения и искусители. Притчи о великих
• Автор: Владимир Чернов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-37274-2

Владимиру Чернову, главному редактору журнала Story, много лет подряд непрерывно шлют письма с просьбой написать книгу.

Что в конце концов, он и сделал. Чернов рассказывает о великих так необычно и неожиданно, что сперва полностью обескураживает читателя. Дягилев, Сальвадор Дали, Ростропович… Чернов жонглирует фактами, домыслам. Слухами и откровенными сплетнями с ловкостью опытного фокусника. Получается иногда безумное смешные, иногда до слез печальные, но всегда очень интересные истории о Великих.

---

Никогда он ее не добивался. Хотя предлагавшие ему поруководить всякий раз понимали, что как вождь он ну не очень. У него было другое свойство. Он был компанейский парень. За компанию портянку съест. Где он только и чем не командовал и никогда не устраивал там никаких крутых перемен. Он все делал для товарищей, которыми сразу же обрастал и сразу же соглашался с тем, что товарищи ему предлагали. Товарищам это очень нравилось. Вот они его и выдвигали. Хотя сам он даже несколько сопротивлялся. Очень не любил лишних телодвижений. Ему и так было хорошо. Но товарищи сразу же говорили хором: да ты вообще только сиди и надувай щеки. Мы все за тебя сделаем! Ну, он и уступал.

История о том, как он подсидел и свалил Хрущева, сочинена политологами, которые в любой карьере подразумевают как обязательное условие: подсидку, подрезку и кидалово. А ничего подобного в нашем случае.

Когда один из секретарей ЦК КПСС, некто Козлов, был сражен инсультом, Хрущев начал думать, кого взять вместо него. Смотрит: Брежнев, мужчина видный, безотказный, с Украины и полностью безопасный. В то время как вокруг такие волчары! Никита Сергеевич намеревался еще сам долго командовать, ему не преемники были нужны, а хорошие исполнительные ребята. Но Брежнев вместо того, чтобы обрадоваться: «В Москву! В Москву!» — жутко напрягся. Ему уже жилось хорошо. Вовсе не хотел он на это новое поприще, где сплошная нервотряска.

Нет, не Брежнев придумал смещать Хрущева, хотя и знал о приготовлениях и помалкивал, чтобы не высовываться из среды товарищей. Волчары же никак не могли договориться, что делать, когда съедят пахана. И тут кто-то умный говорит: а пока не придем к консенсусу, давай Брежнева. Мужчина видный, ну, и так далее. На время, пока не разберемся. И наш милый Леонид Ильич согласился потерпеть. А потом оказалось, что при таком раскладе жизнь у всех вокруг стала — просто малина.

Трудоголик Хрущев напрягал их безмерно. Он все реформировал, улучшал, ухудшал, посылал к кузькиной матери, всех тряс, привилегий лишал, ботинком по трибуне стучал, все носились как угорелые. Ну очень все уморились, прямо неизвестно, что завтра с тобой случится, нельзя же так. Всем хотелось пожить жируя. Все хотели стабильности. И уверенности в завтрашнем дне. А Хрущев на завтра обещал всем полный коммунизм. Ну-у, ребята! Но на кого менять? На Шелепина, что ли, которого Микоян сразу определил: «Этот молодой человек может доставить нам слишком много хлопот». На Суслова? Ужас какой! Вот и выходило, что кроме Брежнева — нет никого.

А он вообще-то собирался быть землемером. И мелиоратором. Даже обучался этим непростым специальностям в техникуме. Потому, кстати, хрущевский проект поворота сибирских рек задом наперед вовсе не показался ему странным. Ну, и мелиорируем, в чем вопрос? Проект так и разрабатывался все 18 лет, что Брежнев был у власти. Это ж только через четыре года после его смерти обнаружили, что там, в институтах, чего-то втихаря все чертят. Очень удивились: оказывается, это мы реки собираемся заворачивать. Батюшки! Ну, тут, правда, интеллигенция подсуетилась, она-то помнила все. И засветила проект. Ну, и закрыли его к чертовой матери. Но это так, к слову.

Обучившись землеустройству, он в конце двадцатых годов им и занялся, высвобождая несчастную советскую землю из-под гнета кулаков и подкулачников, отправляя их куда подальше, а особо цеплявшихся за свои бугорки — расстреливая, чтобы передать ее безземельным беднякам, которых, чтоб не разбежались, собирал в колхозы.

Грубо говоря, всем сразу стало видно, что такому человеку не специалистом быть, а государственным и партийным работником. Тем более такая внешность. Его и назначили заведовать районным земельным отделом, потом райисполкомом, потом — в облисполком.

Распределив землю на Урале, он отправился на родную Украину, поднимать и ставить на ноги металлургию. Партийный работник чем хорош — его куда ни кинь, он везде управится. Леонид Ильич тут еще и институт нечувственно, между делом закончил, ну, как положено, и стал уже полный молодец. Назначили секретарем обкома. А тут война, дали ему звание, и стал он политработником, начал учить людей воевать.

Было непросто. Вначале даже тяжело. Вот какую характеристику написали на нового политработника тамошние военные начальники: «Черновой работы чурается. Военные знания весьма слабые. К людям относится не одинаково ровно. Склонен иметь любимчиков». Ну, правдоискатели! Если б они знали, кем он станет!

Потом-то спохватились, стали собирать боевую биографию по зернышку. Хотя сначала никак это ни у кого не складывалось. Поскольку политработник Брежнев, увы, ни в каких крупных и решающих сражениях участия не принимал. Было, конечно, одно, ну, не решающее, помельче, это когда 18-я армия удерживала чуть ли не целый 1943 год некий плацдарм под Новороссийском, который в оперативных сводках называли «Малая земля». Собственно говоря, на Малой земле воевала вовсе не армия, а лишь некоторые ее части. А штаб армии, как и политотдел, располагались, естественно, на Большой земле, от боев далеко.

Но полковник Брежнев бывал на Малой земле. Бывал. Два раза. Один раз с бригадой ЦК партии, показывал, как тут все устроились, второй — для вручения партийных билетов и наград солдатам и офицерам. Незадача.

Нет-нет, стоп! Однажды наш полковник, уже теплый, вышел на палубу, поскользнулся и упал с сейнера в море, откуда его в бессознательном состоянии выловили матросы. Ну!

Тут же свистнули журналистов. Такой был в «Известиях» знаменитый Сахнин, он тут же приступил к работе над книгой «Малая земля». Так! — сказал Сахнин. На самом деле сброшенный взрывной волной в море полковник Брежнев сам влез на борт корабля. Нормально! Не-ет, — подумав, сказал Сахнин, — мало. Он влез сам, и помог выбраться из воды контуженному матросу. Грубо говоря, спас человека. Круто! И все равно еще — нет! Он прыгнул в море, чтобы спасти матроса! Вот!

И понеслось. Знаменитый Анатолий Аграновский сочинил книгу «Возрождение», знаменитый Мурзин из «Правды» — «Целину», образовалась трилогия. Леониду Ильичу тут же вручили Ленинскую премию. «За выдающиеся достижения в литературе».

После войны на груди генерал-майора Брежнева светилось четыре ордена и две медали. А к концу жизни ему было вручено орденов и медалей больше, чем Сталину и Хрущеву, вместе взятым. А за спасение матроса ему четыре раза присвоили звание Героя Советского Союза. По правилам, правда, присваивать можно было лишь три раза, но разве спасение матроса того не стоило?

Кстати, когда о подвиге, совершенном Леонидом Ильичом, узнал весь прогрессивный мир, то награды пошли со всех сторон. Он все получал и получал звания Героя и прочие высшие ордена всех социалистических стран. Его награждали орденами даже страны Латинской Америки и Африки. А как организатор и вдохновитель нашей Победы он был награжден высшим советским боевым орденом «Победа», который вручался лишь крупнейшим полководцам и лишь за выдающиеся победы в масштабах фронтов или групп фронтов.

Всего получилось больше двухсот орденов и медалей! И все надо было цеплять на парадный китель. Беда! Хоть на спину вешай!

При таком количестве высших боевых наград Леонида Ильича нельзя было оставлять в звании генерал-лейтенанта. Надо было привести положение в соответствие с действительностью. И в 1976 году, запоздало, конечно, но что уж тут, Брежневу было присвоено звание маршала СССР.

На встречу с ветеранами 18-й армии (а они ничего еще не знали) Брежнев вошел в плаще, войдя, скомандовал: «Внимание! Идет маршал!» И вдруг как скинет плащ, а под ним полный маршальский мундир. Среди ветеранов произошла немая сцена. А Леонид Ильич объяснил им застенчиво: «Дослужился!»

Простой он был и незатейливый человек и любил незатейливых людей, ими себя всегда окружал. И, став генсеком, все равно ими себя окружал. Например, был у него парикмахер Толя. Приходить должен был дважды в день: брить и укладывать прическу, у Леонида Ильича волосы росли хорошо. Это все из воспоминаний охранника. Но Толя часто запаздывал, а то и вообще не приходил, потому что все свободное время пил водку. Леонид Ильич волновался, вскипал: «Если еще раз повторится, сейчас же позвоню, чтоб выгнали!» Но когда Толя являлся, сизый от похмелья, Леонид Ильич спрашивал его лукаво: «Ну, стаканчик опрокинул?» — «Да побольше», — отвечал Толя мрачно, берясь за опасную бритву и принимаясь скрести щеки генеральному секретарю ядерной державы. И когда доходил до шеи, охрана каменела и отводила глаза.

Говорил Леонид Ильич на суржике, но это его не беспокоило, потому что суржик был, так сказать, языком элиты. Поскольку практически вся элита была с Украины. Ученым филологам приходилось объяснять народу, что имел в виду руководитель, сказавший некое неожиданное правительственное словцо, и тогда оно уже входило в обиход. Однажды Леонид Ильич зачитывал подготовленную ему бумагу про новую находку ученых-социалистов, которую они называли «развитый социализм». Он же произносил, естественно, «развитой». Среди профессоров произошла некоторая пауза, а потом в «Правде» появилась статья академика от марксизма-филологизма, где академик объяснил народу, что Леонид Ильич вовсе не случайно так говорит. Просто помимо «рАзвитого» социализма существует еще и «развитОй», это разные социализмы. Второй вид — круче. К нему стремимся. Еще бы они с ним спорили, если Леонид Ильич был уже награжден Золотой медалью Карла Маркса от АН СССР как классик марксизма-ленинизма.