Михаил Серегин - Если женщина просит

• Название: Если женщина просит
• Автор: Михаил Серегин
• Жанр: Детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-00021-6

Ее «мечта» исполнилась – она стала валютной проституткой. Красивая жизнь, о которой Аня знала только понаслышке, превратилась в реальность. Но однажды сутенер подложил ее под нужного человека – зятя известного банкира. Да только этого зятя давно киллер поджидал. И замочил его прямо на Аниных глазах. Теперь придется Ане вести собственное расследование и разыскивать убийцу. Ведь все подозревают в убийстве именно ее. А сроку ей отпущено всего два денька, иначе труба…

---

По текстильщицким меркам пить «Баварию» было очень круто.

– Каледина ждешь? – нехорошо осклабился Юрка и зубами открыл пиво. Научился у отца, директора того самого кафе «Кафе».

– А тебе-то чего? – недовольно ответила Аня и отвернулась.

Юрка некоторое время нагло порассматривал ее в упор желтоватыми совиными глазками, а потом сказал:

– Пиво будешь?

– Отстань.

– Ну-ну, – скептически отозвался Кислый и уселся рядом. Аня машинально отодвинулась.

Юрка важно отпил два глотка, а потом придвинулся к девушке и доверительным тоном сообщил:

– Так это ты зря. Зря, в смысле, его ждешь. Он, типа, эта-а-а… не придет. Пацаны сказали. Он тама для храбрости тяпнул бормотухи, которую пацаны у Митрофаныча брали… ну и склеился. Он же полный лох.

– Наоборот, очень даже худой, – попыталась отшутиться Аня, но шутка вышла какая-то… сморщенная, что ли.

Однако Кислый, которому Аня отроду не сказала доброго слова, воспринял эту неудачную шутку как начало заигрывания. И, подумав, что его новые кроссовки, модная прическа, дорогое пиво, стибренное у отца, и масса прочего обаяния, не поименованного в вышеуказанном перечне, сделали свое дело, обнял Аню за плечи одной рукой. Она попыталась было вырваться, но он держал крепко.

– Да харош тебе, Опалева, – тоном милосердного внушения начал он, – че ты крысишься? Да любая телка из школы со мной ходить не западло бы посчитала. Или ты принца ждешь… типа на белом «мерине»? Ты че, Опалева, на крышу больна стала? Да я тебе говорю, любая телка из нашей школы…

– Я не телка, – ответила Аня и оттолкнула Юрку. На этот раз более удачно: Кислый едва не свалился с обрыва и упустил туда недопитую бутылку пива.

Юрка подпрыгнул, как обжегшийся на молоке дикий кот, и зашипел:

– Ах ты сука! Да ты че ж, бля, творишь, падла? Щас ты мне ртом будешь эту бутылку отрабатывать, шалава!

Аня никогда еще не слышала столько оскорблений в свой адрес. Ни от кого. Самым большим оскорблением в ее адрес было – «проститутка». Это когда она пришла домой со школьного вечера за полночь и мать, ждавшая ее в дверях, выругала ее этим поганым словом. Хотя потом пожалела, увидев укоризненный взгляд мужа, школьного учителя литературы.

И неизвестно, что сделал бы дальше разъяренный Юрка, если бы не появился припозднившийся Алешка Каледин. По всей видимости, он спешил, потому что запыхался, а прядь темных волос прилипла к взмокшему лбу.

Увидев его, Юрка выпятил грудь колесом и мгновенно стал похож на «петуха гамбургского». Так его прозвали за непомерное чванство в школе.

Аня вспомнила это прозвище и засмеялась, хотя ситуация, откровенно говоря, к смеху не располагала. Кислый был настроен агрессивно, а Каледин… Ну, откровенно говоря, боец из Алешки никакой.

Аня тревожно взглянула на щуплые плечи Алешки, его длинную, но тощую фигуру, и ей стало не по себе еще больше: по всей видимости, тот просто испугался, увидев Кислого, известного своей задиристостью и хорошо поставленным ударом с правой.

– Иди, иди сюда, – не предвещавшим ничего хорошего голосом сказал ему Юрка, – тут непонятка наклюнулась. Телка твоя… или не твоя, а к которой ты набиваешься… она у меня «Баварию» это… шарахнула. Сечешь поляну, бля?

– Какую «Баварию»? – заморгав длинными, как у девчонки, темными ресницами, недоуменно спросил Алешка, нерешительно передвигаясь в сторону Юрки. – Команду… футбольную?

– Какую, на хер, команду? – повысив голос, проговорил Юрка и надвинулся на Алексея. – Пиво… пиво «Бавария»! Понял, баррран?

Эти зоологические аналогии вызвали у Алексея нехорошее воспоминание о зависшей над ним свирепой морде бабкиного борова Бориса и неожиданный, невесть откуда взявшийся приступ злобы.

Чего этот Кислый бычится? Надо ему показать, что лысая башка и липовый фирмовый прикид – это еще не аргумент, чтобы тут толкаться и наезжать.

Конечно, Алешка не очень ясно представлял себе значение слова «аргумент», но зато… зато он чувствовал на себе тревожный, выжидающий взгляд темно-синих Аниных глаз, и от этого взгляда светлело в раскалывающейся от боли голове, и теплыми волнами бежали по телу будоражащие предчувствия чего-то значительного, что вот-вот должно произойти в его, Алексея, жизни.

Он подошел к Юрке и неожиданно даже для самого себя ударил Кислого. Ударил так, что тот не удержался на ногах и упал.

– Это за телку и за барана, – сказал Алешка. – Учи зоологию, Кислый. Пойдем отсюда, Аня.

Кислый попытался было подняться, но тут же получил еще удар прямо в челюсть, так что уже больше не поднимался, а лежал в траве и тихо скулил, а на костюм, новый костюм псевдо-»Адидас», стекала из разбитого рта тонкая струйка крови…

Уходя, Алексей чувствовал на себе его буравящий, ненавидящий взгляд. И понимал, что нажил врага, такого врага, какого у него никогда еще не было.

* * *

– А я не знала, что ты такой сильный.

Алешка и Аня сидели на самой окраине города, у каменной стелы с выбитым на ней названием – Текстильщик, поросшей зеленым мхом и у самого основания густо залепленной пыльным, разлапистым кустарником. Впрочем, окраина – это громко сказано, потому что весь городок представлял собой вот такую пыльную, беспорядочно поросшую топорщившимся кустарником окраину.

Проще говоря, Аня и Алексей сидели у самого выезда из Текстильщика, на берегу пруда, непрезентабельно названного Вонючка. Мимо проходила дорога, но сейчас она была пустынна: мало кто проезжал в такое время через богом забытый городишко в ста километрах от областного центра.

В руках Аня держала большой букет полевых цветов, который на ее глазах нарвал Алешка. Это были первые цветы в жизни Ани.

Сельская идиллия.

Кислый и ему подобные малолетние ловеласы сподобливались разве что на жвачку с ценным вкладышем, иногда – «Сникерс» или «Марс».

Услышав Анину похвалу, Алексей улыбнулся, показывая удивительно красивые и белые зубы, и ответил:

– А я и сам не знал. Я же никогда в жизни никого не ударил. Я вообще в армию не хочу, – непонятно к чему добавил он. – Я хочу быть журналистом. А тут – сразу Кислого вырубил, – снова перескочив с пятого на десятое, закончил Алешка.

– Да он давно наглеет, – отозвалась девочка. – Правильно ты ему врезал.

Алешка повернулся к ней всем телом и с неожиданно таинственными нотками в голосе спросил:

– Аня, а ты никогда не любила смотреть на закат?

Аня насторожилась: ей приходилось слышать подобные вопросы уже не раз, но немедленно за этим вопросом следовало подкупающее своей «новизной» и «оригинальностью» предложение посмотреть на этот закат откуда-нибудь с сеновала, где наличествует мягкий и в высшей степени удобный для женской спины стог сена. Что-то подобное пытался впарить ей и Юрец Кислый, а вопрос о романтических пристрастиях Анны неизменно завершался коронным: «Ну, бля… типа красиво. Вот».

А Каледина, кажется, в самом деле интересовало, любит ли Аня смотреть на закат, а вовсе не особенности ее анатомии, которые предпочтительно разглядывать на сеновале. И желательно – не только разглядывать.

Аня посмотрела на Алешку чуть искоса и ответила:

– Да… бывает. Когда настроение плохое.

– Нервы успокаиваешь? А я вот не могу на него смотреть, – сказал Алешка. – Мне страшно. Вот… И еще – на реку ночью не могу смотреть. Я, когда маленький был, как-то раз пришел ночью на Волгу и лег на берег. В небо глядел. И так страшно стало, что я с места сдвинуться не мог. Меня бабушка забрала. Полночи искала.

Аня засмеялась и сказала:

– Странный ты какой-то, Алешка. Про закат говоришь. Про то, чего боишься. Юрка Кислый уже бы про дискач зачехлял, да про то, как в кафе, где его отец работает, отвисать круто. А ты – закат…

– Наверно, поэтому со мной и сидишь, а не с Кислым! – выпалил Алексей. – А закат… закат – он красивый, как вот… ты.

Никто не мог бы дать лучшего определения Аниной внешности. Потому что ее нельзя было назвать красавицей во всех смыслах этого слова. Нет, она еще только обещала стать красавицей, как нераспустившийся маленький цветок обещает встать вровень с обогревшим его солнцем и источает пленительный, тонкий аромат.

Аня была таким цветком. Точно таким же цветком, как те, что покоились в ее тонких точеных руках. И в глазах каждого, кто мог оценить тонкий аромат этого цветка еще до того, как он распустился, расцвел во всей красе, – в глазах каждого, кто мог это сделать, Аня была красавицей.

И закат… нет, Алексей все-таки был не прав. Да, сравнение было красивым, но… нет, не на закат. Аня была похожа на рассвет. Такой же пленительный, хрупко-хрустальный, обволакивающий каждое деревце, каждый кустик, высвечивающий до дна тихую речную заводь.

– У тебя есть мечта? – Нет, все-таки не умел Алешка разговаривать с девочками. Тот же Кислый с его постоянными «бля» и «типа» дал бы ему сто очков вперед в налаживании контактов.