Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]

• Название: Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]
• Автор: Алексей Нагорный
• Издательство: «Мишель и К°»
• Жанр: Детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-85692-009-0

Читатели хорошо знакомы с персонажами этой повести по многосерийному телевизионному фильму «Рожденная революцией». Судьба главного героя Николая Кондратьева убедительно показывает, как из храброго, но неопытного и наивного мальчишки, пришедшего в уголовный розыск в 1918 году, вырастает умудренный знаниями профессионал, генерал МВД. Используя богатый документальный материал, авторы рассказывают о шестидесятилетней истории советской милиции, о сложной работе по раскрытию многих опасных преступлений.

---

Бушмакин задумчиво смотрел на Колю, слушал и думал про себя: неглуп был этот Чинуша, ох, неглуп. Тоже смотрел в корень. И сколько еще вреда принесут молодой Советской власти такие вот горлопаны-провокаторы. И какие же точные слова нужно найти, чтобы разом рассеять Колины сомнения… А как, если грамота – три класса реального, да два года рабочих марксистских кружков? Но отыскать эти слова надо, потому что парень сейчас как посредине доски-качалки: на какую сторону ступит, – туда и опустится. Что же сказать?

– Задал ты мне вопрос, – Бушмакин покрутил головой и усмехнулся. – Я вот что скажу: сейчас таких фактов нет. У Советской власти сейчас все – от товарища Ленина до последнего солдата – не то что селедке, корке черствой рады. Потому что разруха, голод. Если сейчас кто и жрет, как ты говоришь, осетрину, тот контра и с ним разговор один – к стенке.

Бушмакин перевел дух и продолжал:

– Я и прадеды мои, и деды, и родители в подвале жили. А мне на второй день революции дали вот эту комнату! Это тебе как?

– Я так этого… Арсения понял, что он больше про будущее намекал, – сказал Коля. – Говорит: все равно у них ничего не выйдет. Мое, говорит, – оно сильнее смерти. А уж это точно. У нас в деревне мое – выше бога…

– Царская власть – от века, – тихо сказал Бушмакин. – Она, брат, так души людей испоганила, что нам, тебе и детям твоим, мыть, мыть и дай бог отмыть! Одно утверждаю: никогда у Советской власти не будет так, чтобы одни осетрину ели, а другие – селедку ржавую. Потому что власть наша – не против народа, а для народа. И ты в это верь!

На следующее утро Коля проснулся от резкого звонка, вскочил с койки, встретил улыбчивый взгляд Бушмакина:

– Будильник это. Вставай, поедим и шагом марш на завод – смена через двадцать минут.

Коля потянулся, напялил рубашку, придвинул к столу грубо сколоченный табурет. На столе лежала ржавая селедка, кусок ржаного хлеба, попыхивал паром закопченный чайник.

– Ешь, – пригласил Бушмакин, с хрустом раздирая селедку.

– Чего я буду вас объедать. – Коля проглотил густо подступившую слюну и отвернулся.

– Совестливый? – улыбнулся Бушмакин. – Хвалю. А все же ты ешь, не стесняйся. Мы ведь с тобой теперь товарищи? А?

– Какой там… – вздохнул Коля. – Скажете тоже.

– Рабочий крестьянину – первый товарищ и друг, – строго сказал Бушмакин. – Ешь больше, разговаривай меньше, опаздываем…

Он с сомнением оглядел стираную-перестираную, всю в заплатах Колину рубаху, потрогал Колин зипун, который висел на гвозде. Потом решительно подошел к платяному шкафу, открыл его и положил на Колину шконку костюм в полоску, рубашку и фуражку. Снял с гвоздя зипун, швырнул его в угол и аккуратно повесил на его место черное пальто.

Коля следил за Бушмакиным, открыв рот.

– Одевайся.

– Не-е… – Коля даже зажмурился. – Нельзя. Не наше.

– Наше, – тихо сказал Бушмакин. – И впредь запомни: если я тебе что советую – ты меня слушай, понял? Бери, не сомневайся.

Коля схватил одежду, неумело надел пиджак, потом брюки, посмотрел на Бушмакина и, радостно улыбнувшись, напялил пальто.

– Фуражку забыл, – Бушмакин, придирчиво осматривал Колю. – Ничего. Годится. Пошли.

– Откуда это у вас? – спросил Коля, спускаясь вслед за Бушмакиным по лестнице.

Бушмакин промолчал, а когда вышли на Сергиевскую и зашагали в сторону Артиллерийского собора, вдруг остановился:

– Церковь видишь? Наискосок от нее… шел мой Витька… Налетела казачья сотня… Все.

– Что все? – не понял Коля.

– Лозунг Витька нес… – с трудом сказал Бушмакин. – «Долой самодержавие!». Казак его шашкой и потянул…

– Так это, значит… – Коля тронул рукав своего пальто и окончательно все понял.

Напротив «Старого Арсенала» чернели обгорелые стены Санкт-Петербургского окружного суда. Зацепившись за карниз, покачивался золоченый двуглавый орел – головами вниз. Бушмакин перехватил изумленный Колин взгляд:

– Отсюда нашего брата-рабочего, ну и вообще – всех, кто за революцию, на каторгу гнали. Суд это. Накипело у людей, вот и сожгли.

– И власть дозволила? – искренне удивился Коля? – Допустила?

– Революция, брат, позволения не спрашивает. Хлестнет у народа через край – он любую власть наизнанку вывернет. Особливо, если во главе народа умные люди. Такие, как товарищ Ленин. У него в этом суде, между прочим, старшего брата к смерти приговорили.

– А потом? – спросил Коля.

– Повесили потом, – коротко бросил Бушмакин. – Вот проходная, не зевай.

У дверей стояли рабочие. Один из них, парень лет восемнадцати, худой, чернявый, остроносый, махнул рукой, приветствуя Бушмакина, хмуро сказал:

– Стоим, брат. Угля нет, электричество отключили… А это кто с тобой?

– Пополнение.

Вошли в цех. Сквозь грязные, тусклые, во многих местах забитые фанерой оконца слабо проникал дневной свет. От махового колеса через все помещение тянулся набор шкивов, соединенных приводными ремнями со станками.

– Старое все, – сказал Бушмакин. – Однако дай срок. Переделаем. Любой цех чище больницы станет. А пока – гляди: это вот мой станок. Чем он знаменит? А на нем сам Михаил Иванович Калинин работал. Кто он такой? Он теперь член ЦК нашей партии и комиссар городского хозяйства Петрограда. Руки! – вдруг крикнул Бушмакин.

Коля, млея от любопытства и восторга, гладил зубчатую передачу.

– Оторвет – мигнуть не успеешь.

У конторки мастера толпились рабочие. Сам мастер, сдвинув очки на лоб, старательно читал газету.

– А товарищ Ленин царя приказал убить? – вдруг спросил Коля.

– Ты… с чего взял? – Бушмакин даже поперхнулся от удивления.

– А как же? – солидно возразил Коля. – Царь его старшего брата повесил, а в писании сказано: око за око, зуб за зуб.

– Царь не только старшего Ульянова повесил. Девятого января пятого года сколько народа расстрелял! А в Москве, во время коронации, еще больше людей погибло. Только смысл нашей работы не в том, чтобы мстить, а в том, чтобы мир переделать до основания, понял?

– Не понял, – упрямо сказал Коля. – Я бы за своего брательника кого хошь повесил.

– Ну и дурак! – в сердцах отрезал Бушмакин. – Иди лучше послушай, что умные люди говорят.

Коля подошел вплотную к конторке. Мастер перевернул страницу и прочитал:

– «Переговоры о перемирии на всех фронтах. Представители немецкого командования согласились встретиться с представителями русского командования».

– Согласились? – восторженно выкрикнул кто-то рядом с Колей. Коля повернулся и узнал чернявого парня.

– Давайте, братцы, немчуре в ноги за это упадем! Он испокон веку русскому человеку учитель, благодетель и образец для подражания! А когда ест, тут же шептунов пускает, – сам слыхал! Я с немцами раз обедал.

– Нюхал, а не слыхал, – бросил Бушмакин. – Остер ты, Василий, на язык, гляди, укоротят.

– А по мне – хоть сейчас! – весело улыбнулся чернявый. – Я, товарищ Бушмакин, сам страдаю! Я вынужден язык пополам складывать, когда рот закрываю. Как собака!

Все засмеялись, а мастер продолжал:

– Самое интересное, товарищи, слушайте! Начиная с четверга, на каждый талон будут нам отпускать по полфунта мяса. Это вам не рубец или там кишки бараньи. Верно я говорю?

– Верно! – снова выкрикнул Вася. – Мясо, конечно, завезут, в магазины… – он сделал ударение на втором слоге. – А вот дадут ли нам, – это еще вопрос!

– А куда же оно, по-твоему, денется? – улыбнулся Бушмакин.

– А его приказчики по карманам рассуют! – зло сказал Вася. – В первый раз, что ли?

– Не в первый! – загудели рабочие. – Воруют в магазинах! Известное дело!

– Нужен рабочий контроль! – крикнул Бушмакин.

– Спекулянтов нужно ловить и к стенке ставить! – поддержал его Вася. – Предлагаю резолюцию нашего цеха! Которые уличены в воровстве или спекуляции, тех безоговорочно в расход!

– Согласны! – дружно ухнул цех.

– Бушмакин, давай лист, подписи собирать начну! – потребовал Вася.

– Вот тебе ключ, – сказал Бушмакин Коле. – Вали домой, отдыхай. Все равно сегодня работы не будет. А я через час-другой приду. И еще вот что. Соседка есть у меня, Маруськой звать, девка бойкая, но ты и думать не смей о ней, понял? Она сегодня из деревни приехать должна.

Коля вышел на Литейный. Короткий северный день угасал, заходящее солнце выкрасило стены сгоревшего суда в грязный серо-бурый цвет. Коля поежился от пронизывающего ветра с Невы и, подняв воротник пальто, зашагал по Шпалерной. Прохожих почти не было, только один раз навстречу попался патруль: солдаты подозрительно оглядели Колю, но не остановили. На углу Гагаринской, на другой стороне улицы, Коля увидел пожилую пару: чиновника в форменной фуражке с кокардой и седую даму в шляпке с вуалеткой и длиннополом салопе. В руках дама несла замысловатую сумочку. Коля засмотрелся и вдруг его обогнали двое: мордастый тип в котелке, с кокетливо переброшенным через правое плечо шарфом и низкорослый, похожий на обезьяну человек неопределенного возраста в солдатской шинели без хлястика.