Борис Пшеничный - Коридоры сознания

• Название: Коридоры сознания
• Автор: Борис Пшеничный
• Жанр: Научная Фантастика

Опубликовано в журнале «Памир», 1992, № 7-8, стр. 3-84

---

Выбор, как видишь, у меня был небольшой. Предпочел репутацию молодого нахала. Отстегнув манжетку, спустил ноги кровати — и вперед.

Продвигался на ощупь. Проходя мимо брата, прислушался — на месте ли? Он спал. Для маскировки я зашел в туалет, пошумел водой. Потом вроде бы заблудился, свернул в гостиную. Был уверен, что Ольга там. На диване.

Темень полная, иду вслепую. Где диван, примерно представляю, иду по прямой. Был уже почти у цели и вдруг... как в бездарном водевиле. Напоролся на стул, опрокинул. Грохот, треск. Пока укрощал стул, пришлепал Долин, включил свет. Смотрю — диван пуст. Значит, и криминала с моей стороны никакого. Случайно здесь оказался, заблудился... По-моему, старик не догадался, чего я забыл в гостиной.

Зато Ольга, узнав утром о ночных похождениях, мгновенно сообразила, что к чему. Понимающее улыбнулась, но и только. Ее интересовало другое. Стала расспрашивать о токах, о моем общении с манжеткой. Меня тоже распирало от любопытства: сам я настроился на мужской подвиг или она все же меня воодушевляла? Не ответила, не захотела, И где спала, тоже не сказала. «А то, — засмеялась, — всю мебель переломаешь».

И пошла у нас с того дня игра. Пока телячья, невинная. Я приставал к ней с намеками: не пора ли нам ломать мебель? Она отшучивалась, отбивалась: мол, бедная мебель, чем она виновата? Со временем намеки становились все прозрачнее, сопротивление все ленивее. По всему чувствовалось: вот-вот перейдем на поддавки.

Папаша — осел! На что он надеялся, оставляя нас вдвоем? Мы же не чурки какие-нибудь. Ольга уже чуть ли не умоляла меня: «Не дури, нам же нельзя, иначе сорвется с Федором». Лишь это и удерживало. До поры, до времени.

Сейчас ты поймешь, чего мне стоило «не дурить».

Заниматься мы начинали сразу после ухода Долина и Федора. Сидим с ней, в разных комнатах, и надо угадать, кто о чем думает. Вернее, один думает, другой угадывает. По очереди.

Тут главное — хотеть, чтобы тебя поняли. Допустим, внушать себе: ты дьявольски голоден и мечтаешь о куске жареного мяса. Причем расстарайся, чтобы в тебе проснулся троглодит, и перед глазами замаячило жаркое на сковороде — с луком, на оливковом масле, скворчит и в нос шибает, от одного запаха с ума сойти можно. И надо ещё поверить, что ты получишь эту вкуснятину, если сумеешь без слов сказать, а тебя за стеной «услышат».

Я оказался способным. Даже очень. Доводил себя до голодного обморока. При моем аппетите это проще пареной репы.

Ольга угадывала с ходу. Потом ей надоели мои обжорные позывы. Примитив, мол, изобрази что-нибудь поинтересней.

Ладно, думаю, будет тебе поинтересней — и взгляд на пианино. Вспомнил, как она развлекала нас с Федором в день знакомства. Брата с папашей из кадра вырезал, остались на картинке вдвоем: она за инструментом, играет, я у нее за спиной. Прижух, боюсь шелохнуться. Только сил нет удержаться. Тянет к подобранным на затылке волосам, к обнаженным плечам. Обнял, раздеваю потихоньку... Так увлекся, что не заметил, когда она вошла в комнату. Во плоти и злая.

— Не надо этого! — сказала строго-строго. Угадала, значит.

Я стушевался, будто и в самом деле распустил руки. Потом спохватился: ничего ведь не было, одни фантазии. Так зачем же, спрашивается, меня одергивать? Выходит, теперь и подумать ни о чем таком нельзя?

А она мне на это:

— Нельзя! Что подумать, что сделать — разница небольшая. Для нас, — подчеркнула, — вообще никакой разницы.

— Шутишь, — говорю.

Она покачала головой:

— Скоро сам убедишься.

— И как скоро?

— Теперь уже очень скоро. Не отвлекайся, давай еще поработаем.

Но я работать уже не мог. То, что она сказала, было слишком экстравагантно, чтобы думать о чем-то другом. Если я правильно понял — а как еще прикажешь понимать? — меня ждала веселенькая перспектива: настанет день, когда я настолько чокнусь, что перестану различать, где бублик, а где дырка от бублика. Не надо будет ничего делать, достаточно лишь представить, что делаешь, — результат тот же. Захотел, к примеру, заиметь в квартире крокодила — вообразил — и, пожалуйста, он уже из-под кровати выглядывает, челюстями приветливо клацает, во всю пасть улыбается.

Раз так, развиваю мысль уже применительно к Ольге, то зачем нам в кошки-мышки играть. Пока я еще не совсем спятил, давай проверим, есть ли разница между бубликом и дыркой от бублика. Сегодня же ночью я подлезу к тебе под одеяло, погреемся до утра, а там думай, как хочешь — было или не было, в мыслях или наяву. Тебе ведь, говоришь, все равно.

Оставалось выяснить, где она все-таки ночует. Решил выследить.

А под вечер Ольга пропала. Была, была и куда-то делась.

Пришел с работы Долин, бородой в меня: где? Через час прикатил Федор и тоже стал подозрительно коситься в мою сторону, будто я ее спрятал или съел. Потом оба пристали с ножом к горлу: куда дел? Сказать мне нечего, лишь отбиваюсь — не причастен, не ссорились, ничем не обидел. Сам уже встревожился: что если в самом деле из-за меня? Напугал своими поползновениями, вот она, как те рыбки в аквариуме, и легла со страху на дно. Впрочем, такую не напугаешь. Скорее всего, догадываюсь, очередной эксперимент. Затеяла что-то, а папашу не предупредила, поэтому он и мечется.

Через какое-то время обнаруживаю — нет Долина. Исчез так же внезапно, как и она. Только что шастал по дому, подавал голос — и разом испарился. Я кинулся искать. Обошел комнаты, веранду, во дворе проверил, забрался на чердак. Как сквозь землю.

Правда, отсутствовал он минут двадцать. Федор и не заметил, что его не было. Но я-то обыскался! Не мог он — не таракан — шмыгнуть в какую-нибудь щель.

Старик объявился на кухне, позвал ужинать. Физиономия кислая, словно натощак лимон проглотил. На нас не глядит, бычится. Мы стали было протестовать: как же без Ольги? Он оборвал:

— Не всем же помирать с голоду.

Мы с Федором невольно переглянулись: что он этим хочет сказать?

— Она там? — спросил я.

Старик встрепенулся:

— Где там?

— Куда вы ходили.

— Разве я куда ходил?

Соврал в глаза. Но я не стал докапываться. Федор просигналил взглядом: отстань, мол, от него, не цепляйся.

После унылого ужина, когда Долин, убрав со стола, ушел к себе, я накинулся на брата: говори, если что знаешь. Он не знал. Догадывался. Судя по всему, Ольга умышленно спряталась от нас. Затаилась где-то в доме или поблизости, а может, на другом конце города, и будет сидеть, пока мы ее не обнаружим. Но просто так искать, рыская по всем мыслимым и немыслимым местам, бесполезно, не найдешь. Надо увидеть. В этом гвоздь программы — чтобы мы увидели, где она.

Предположения брата показались мне не совсем убедительными.

— А если не увидим?

—Увидим. Никуда нам не деться. Иначе не вызволим.

— Почему «вызволим»? Она что, под арестом, взаперти?

— Вроде того. Ты же слышал, что сказал папаша: «Не всем же помирать с голоду». Наверняка она без пищи, без воды.

— Голод не тетка. Приспичит — выползет.

Я все еще не хотел верить в серьезность Ольгиного плана. Федор был другого мнения.

— Если выползет, то все — конец всей затее, разбежимся по своим квартирам. Она же понимает это и будет держаться до конца...

Ольга знала, на что она шла.

Ночью я не сомкнул глаз. Утром мне не полез кусок в горло. Весь день вздрагивал при каждом шорохе. Через сутки от меня можно было зажигать спички.

Дальше — больше. Федор стал раздражать. Долина возненавидел. Едва они в дверь, я скрывался в своей комнате. Но и в одиночестве было не легче. Сам себе опротивел. Готов был головой о стену биться. Заговариваться стал.

И знаешь, сколько это длилось? Трое суток! И все это время — каждый час, каждую минуту — не переставал думать: она ж без пищи, без воды. Все мозги прожгло. Настал момент, когда почувствовал — невмоготу больше. Спекся. И вот тогда я и увидел.

Было это так. Где-то около вечера горбился я на своей кровати, скулил от тоски. Каково, терзаюсь, ей там? Одна, в глухом подвале. Исхудала, извелась, вон какие круги под глазами. Сидит, бедняжка, в драной качалке. Колени к подбородку подвела, сжалась комочком и ждет, ждет...

Рисую себе эту картинку и, представь, даже не удивляюсь откуда мне известно — и про подвал, и про качалку, и что сидит в ней Ольга, поджав колени. Оказывается, я знаю, и где подвал. Да в доме же!

Лечу через гостиную в кабинет. Тот, что весь в приборах больше на лабораторию смахивает. Там перед дверью коврик, я его еще раньше приметил, он показался мне чужаком среди проводов и ящиков. Откидываю коврик ногой — под ним крышка с ручкой, утопленной в гнезде. Тут уж я не стал раздумывать открыл, полез.

Не просто подвал — бункер. С освещением, вентиляцией. Обустроено на совесть, капитально. Двери со звукоизоляцией. Одна дверь, вторая. Толкаюсь в ту, куда ноги сами ведут, и первое, что вижу, — Ольга в кресле-качалке. Я только глянул — от жалости у меня дыхалку закупорило: что с ней сталось. Почернела, осунулась. Глаза — одни зрачки, как у ночного зверька. Смотрит потерявшимся и счастливо найденным ребенком. Слез еще нет, но губы подрагивают.