Владимир Орлов - Нравится всем - выживают единицы

• Название: Нравится всем - выживают единицы
• Автор: Владимир Орлов
• Жанр: Русская классическая проза

---

32.

Я стоял у входа в небольшой зал. Многие кресла были поломаны, но это не нарушало общего вида, - вида пустоты, неубранности и какой-то неопределенности. На клубной сцене что-то монтировали, что-то вроде строительных лесов, хотя я догадываюсь - то была подготовка к спектаклю. Тут в открытые врата этой храмины грузно в?ехал Мишка Лукин.

- Михал Саныч, полная разруха, - сказал я.

- Так не знаю, кто проектировал декорации? - Широко развел он руки.

- Ты, - ответил я, смеясь. Он фыркнул, как мультяшный персонаж.

- Я ведь не так их хотел ставить! - воскликнул он, утюжа ладонью воздух.

Я тихонько высморкался или просто хмыкнул и сказал:

- Да делать это надо было в другом месте. Тут Лукин стал жестким и пронзительным, как маршал Жуков.

- Меня пока что стены берегут, родные, - произнес он, но я не понял, о чем он говорит. Тут внезапно сцена расцветилась ярким красным светом. Красными стали и без того уже красные лица рабочих, деревянные сооружения, похожие на леса, а так же боковая кулиса. Я почувствовал некоторое расслабление, словно подвергся гипнотической релаксии. Мне стало хорошо.

- Что это, Лукин? - спросил я и дыхание у меня перехватило.

- Это моя рождественская постановка, - ответил он, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Я, разомлевший, закрыл глаза и произнес:

- Хорошо... Но тут же крепко зажмурился и стал упорно тереть виски. "Где-то это уже было, - подумал я. - Где я мог это видеть?" Лукин с трудом карабкался вдоль среднего ряда, и я заметил некоторую странность в его одежде: под костюмом, вместо привычной водолазки, сиял невероятно пестрый жилет, а от часового кармашка свисала желтая цепочка.

- Лукин, ты это спиздил! - закричал я.

- Что именно, коллега? - засмеялся он.

- Я имею ввиду вот это красное, - заикаясь и краснея, кивнул я в сторону сцены.

- Полноте! - Снова рассмеялся он. - Это не я. Это уже давно без меня спиздили. Правое вертикальное сооружение вдруг резко накренилось со страшным треском. Рабочие с криками "еб твою мать" попрыгали со сцены. Однако конструкция дальше не стала двигаться. Все переполошились. Из боковых дверей выбежал кое-кто из персонала. Показался дежурный пожарный. Лукин же в это время как ни в чем не бывало заправлялся. Он медленно расстегнул ремень, подтянул брюки, затянулся потуже, застегнул ремень. И все это лицом к залу, в полной невозмутимости. Я подождал, пока он взглянет на меня, и махнул ему рукой, чтобы вместе вернуться в вестибюль и продолжить беседу. Теперь я снова уважал его.

33.

На работе, куда я устроился, приходилось проводить часов по семь. Это при том, что я еще продолжал оставаться неуспевающим студентом! Всю эту контору я хорошо исследовал. Здесь керосиновое пятно во всю улицу, за той дверью - гора картонных коробок из-под мониторов. Иногда мальчик с тележкой врезается в нее задом, и мы слышим этот грохот немного неправдоподобный здесь под часами в тишине, в пространстве необ?ятной комнаты, в которой располагается наш отдел. Мы сидим так, как будто там внизу ничего не происходит, мы задумчиво созерцаем развернутые бумаги, автоматически стучим по клавишам - делаем вид, что работаем. И у нас едва хватает времени для этого. Но краем глаза я замечаю легкую волну изменений. Кто-то слишком растягивается на стуле, кто-то зачем-то оборачивается по сторонам и оглядывает нас всех. Менеджер Петров встал и подошел к огромному окну, заложив руки за спину. Что это была за спина! Вся ее поверхность была в буграх и рытвинах.

- Видите, - сказал он, чувствуя, что я его разглядываю. - Все это последствия оспы. Я вам еще не рассказывал? В детстве, когда мне было года четыре, я ею заразился. Родители даже не хотели забирать меня из больницы. Но потом кое-как, скрипя сердцем, брезгливо морщась и зажимая платком свои носы, взяли меня обратно. Это было тяжелое время для меня. Я очень хотел общаться. Родители всячески избегали меня: то гостили у соседей, то работали по целым неделям. Но однажды в летнее воскресенье они вдвоем постучали в мою комнату. Я лежал в постели и мастурбировал - мне уже почти минуло тринадцать, и организм требовал новых впечатлений. Родители были очень ласковы в тот день. Отец посадил меня к себе на колени, гладил по голове, а мать тщательно перестелила мою постель, убралась, принесла свежую пару белья. Больше я их с тех пор не видел. Я хорошо запомнил этот день, он врезался у меня в памяти, как яркий кинофрагмент. Ну, конечно, потом я уже понял, что случилось, напялил пижаму и отправился в таком виде на улицу...

- Вы хотите сказать, что воспитывались без родителей? - спросил я, ничего не понимая.

- Конечно, - ответил он. - И это тоже. Петров расправил плечи и сел на свое рабочее место.

34.

Я знаю, что мне не надо туда смотреть, иначе в следующую же минуту со мной может случится припадок (или что-то вроде того). Окно, которое немного медленно поднимается с пола, уходит куда-то в небо, в зенит, и я начинаю думать, что это не оно, а я немного задремал и позволил себе и своей кровати выползать и делать крутые повороты посреди комнаты, там, где обычно половик оставляет мало места для игры, но заходит довольно глубоко под столы, стулья и шкафы, упираясь в последнюю очередь в плинтус, который давно уже покоробился от желания быть подлиннее. Я выпрямляюсь и понимаю, что я не один, что в соседней комнате есть еще какой-то человек чужого цвета. Я напрягаюсь, чтобы его увидеть через стену, и он, к сожалению, исчезает, как это обычно и бывает от напряжения. Я вхожу в перегородку - как хороша моя квартира с множеством ответвлений, с тысячью и одной половицей! Я жду и наконец ощущаю, как он оказывается где-то у меня внутри.

35.

Когда я потягивался с правой руки на левую, меня вдруг одолела немочь. Я слегка невзмог, когда Лацман вытянул руки и сказал:

- Меня смущает твое присутствие. Не мог бы ты немного отстраниться от меня? Я отстранился, но в ту же самую минуту подумал: "Нет, ничего глупее, чем просто пропускать человека, когда он этого просит. Надо обязательно сделать вид, что мне этого сильно не хочется". Я отвалился с дрожащим ртом и вывороченными руками навзничь, и Лацман перешагнул через меня, сотрясая штанинами воздух надо мной. Я подумал, что такой момент следует запомнить, потому что иначе он будет снова и снова повторяться. "Лацман поднимает ногу, штанина вспархивает, как птица, он заносит ногу надо мной и вторая штанина вздрагивает от напряжения. В этом месте, где они сходятся, тоже что-то бьется и болтается... " Я мысленно закрываю глаза, не в силах видеть этой порноты.

36.

Лукин бережно и невесомо опустил свои руки на спинку кожаного кресла, в котором я сидел, и проговорил: - Меня совершенно не заботит как ты ко мне будешь относиться, но одно меня волнует... попробуй угадать что? Я привстал в кресле, чтобы повернуться к нему и разглядеть его повнимательнее. - Ни за что не угадаю, - ответил я с вызовом. Лукин криво улыбнулся. - Попробуй поставить себя на мое место, - сказал он. Я принял глубокомысленное выражение. - Ну, что получается? -Ты немного выше меня, - ответил я. - И кроме того ты невозможно замкнутый тип, субтильный, не мужественный. Ты еще хуже меня. - Ну, о сходстве речи не идет, - холодно заметил он. - А о чем же еще? - удивился я. - О том, что мне стыдно тебе об?яснять, - проговорил он, подавшись вперед. - А-а, - пропел я с интонацией некой птицы в человеческом образе.

37.

Дождь поливал землю. Он шел где-то в стороне, притворяясь одиноким и вездесущим. Я с тревогой подумал, а не сделать ли мне что-нибудь подобное? Ведь по идее я был из того же теста, я был таким же временным и приходящим как он, таким же гармоничным и умиротворяющим. Другое дело, что у меня не было воды в достаточном количестве, что бы существовать подобным образом. Не смотря на все эти странности, мне поминутно приходится низвергаться вниз, обращать свое настоящее в нечто неподдающееся осмыслению. Правда ли, что я обретаюсь между землей и небом? Или это лишь моя первоначальная уверенность в том, что я не остаюсь где-то в другом месте. Теперь от дождя всех клонит в сон, я же созрел для деятельности, которой предназначен. Но дождь это не только несущиеся к земле капли, это не только его небесная ипостась, отрыва-вздоха, куда вернее предположить, что это: шум листьев, непрекращающееся движение по водостокам, утилитарное пополнение сосудов, вроде канав и водоемов. Все здесь призрачно связано с подземными реками, о которых многие даже не догадываются. И большая часть воды уходит под землю, чтобы скопиться там в ожидании своего часа.

38.

Марат в привычном положении, с?ежившись на стуле, сидел у стола и созерцал свои внутренние функции. Комната соотносилась с внешней вибрацией и наполнялась то отдаленным металлическим звоном, то лязгом столовых приборов. Мог ли он вдруг выпрямиться и взглянуть в окно? Можно допустить. Но решающим в его положении был все-таки холод. Его он и пытался преодолеть своим термоемким загривком. Как будто здесь, в нем и содержалась некая передача, некий крестец бытия. Я упруго натянул безымянный палец и вонзил его в воздух, который к этому времени был уже несвежим, и сухой скрежет пролился двумя струями, запирая в рогатку теплоемкость Марата. Ничего не произошло в следующую секунду. Марат сжал кулаки и еще туже натужился. Повергнуть такого врага нельзя. Можно только немного уступить ему места.