Юрий Козлов - Ночная охота

• Название: Ночная охота
• Автор: Юрий Козлов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Что произойдет в мире, когда денежное обращение расстроится до крайности; роль твердой руки, «наводящей порядок» в государстве, возьмет на себя карающий воин неведомой неземной армии; инопланетяне прилетят на Землю получать дивиденды по акциям прогоревших банков; сосланные в Антарктиду коммунисты, реализовав лучшие идеи гениальных умов, создадут сверхцивилизацию и отгородятся от остального мира зоной смертельного излучения; на одном конце Земли люди станут практически бессмертными, на другом — будут решать «продовольственную программу» посредством выведения мясной породы… людей…

Безумные, фантастические ситуации произведений Ю. Козлова могут оказаться в любой момент реальностью в стране, переживающей наиболее сложный и драматический момент собственной истории.

Динамичное повествование, затрагивающее самые разные стороны человеческого бытия, держит читателя в постоянном напряжении, создавая магический эффект прозы Юрия Козлова.

---

Антон едва поспевал за ним с сырой дубиной на плече.

— Вот он, красавец! — кивнул Гриша на черный столб посреди когда-то бетонированной, а теперь затянутой цветущим вьюнком, протараненной снизу стрелами одуванчиков вертолетной площадки. — Проходил в школе?

— Дозиметрический столб, — затосковал Антон. Не то чтобы он сильно дорожил своей жизнью, но чтобы вот так быстро, на третий день после побега… Теперь он понял, почему никто за ним не гнался, почему все дороги были пусты, почему здесь ни баб, ни банды.

— Гляди, воришка, — Гриша нажал кнопку.

На высветившемся экранчике замигали красный череп в перекрестье костей и надпись: «Радиация! Смертельно!»

2

Антон сложил печь за неделю. Помогало ему одноглазое, однорукое, полутороногое существо по имени Теллер. В основном советами, в которых Антон не нуждался. Да и не очень-то он понимал эти, даваемые на североевропейском — немецком, что ли, — диалекте советы. В школе Антона готовили к свободной жизни через трудфро — трудовой фронт. Он имел представление о том, как сложить печь.

Для начала пришлось разбить стену в разрушенном, заглатываемом дикой природой крыле, перевезти на тачке обломки кирпичей. Отыскалась у запасливых инвалидов и такая редчайшая по нынешним временам вещь, как цемент. Гриша выделил Антону целых три мешка. Печь получилась корявая, широкая, как присевшая по нужде баба, но добротная и крепкая. Когда ее затопили после просушки, труба загудела, поленья вспыхнули как порох, по комнате поползло тепло. Выдержала печь и испытание на угар — не было никакого угара.

Инвалиды вели животный образ жизни — ели, пили, спали, испражнялись. Антону было невыносимо унизительно работать на них. Он как будто наступал на горло закону природы, согласно которому сильному позволялось все, а слабому ничего. Но были и утешающие моменты: никто — инвалиды не в счет — не видел, что сильный Антон трудится на слабых; он был свободен от забот о хлебе насущном; ему представилась редкая, почти невозможная в его обстоятельствах, возможность оглядеться, освоиться в новых условиях. А уж потом действовать во имя торжества законов природы.

Антон довольно быстро догадался, что с дозиметрическим столбом какая-то туфта. Гриша — волосатый, упитанный, помышляющий о бабе — решительно не походил на радиационного доходягу. Не производили впечатления доходяг и остальные инвалиды. Один руками рвал проволоку, другой — безрукий — выдирал зубами из досок гвозди. Его так и звали — Клещенко.

Дозиметрические столбы были стопроцентно невосприимчивы к любому воздействию извне. Они изготавливались на неведомых заводах с запасом прочности на ядерный взрыв. Были даже такие поговорки: «Вечен, как дозиметрический столб» и: «Не врет только дозиметрический столб». Антон поинтересовался у Теллера, почему столб показывает «смертельно», когда определенно не смертельно. Тот пробормотал что-то на диалекте.

За все время трудового общения с Теллером Антону удалось лишь выяснить, что тут Южная Европа, но что до моря далеко. Не ведал Теллер и как называется ближайший крупный город. Хотя его симпатии к Антону росли по мере складывания печи. «Сколько лет ты здесь?» — поинтересовался Антон. «Цен», — Теллер для верности два раза выбросил пятерню. «И все цен лет на столбе… «мортлих»? — «Яа…» — подтвердил Теллер. Антон подумал, что если было бы действительно «мортлих» — или как там сказать на диалекте? — Теллер умер бы, по меньшей мере, хундерт раз. И окончательно успокоился насчет радиации. По всей видимости, он угодил в местечко, где законы природы ничего не значили, вернее, превращались в собственную противоположность.

В конце каждого дня работу проверял Гриша. Радио и телевизора у инвалидов не было, как, впрочем, не было и газет.

— Расскажи, воришка, что там делается? — С помощью Теллера Гриша выбирался из коляски, устраивался в виде буквы «Ф» на топчане.

— Где именно? — уточнял Антон.

— В стране и мире, — усмехался Гриша.

Антон понятия не имел. Хотя радио в школе горлопанило с утра до ночи. В последние дни оно горлопанило о мыле «Омега» — «Омега» моет чисто, «Омега» моет быстро, — об очередном переселении народов, о новой религии, когда обожествлялось оружие — от маленьких домашних божков-пистолетиков до солидных богов-громовержцев — танков и ракетоносителей. Новая религия набирала силу в Австралии и, кажется, в Африке. Радио пока лишь бесстрастно информировало о ней, однако в любой момент новая религия могла быть объявлена не имеющей места быть, а исповедующие ее — отступниками от фундаментальных ценностей бытия. Как недавно ими были объявлены поклонники отравляющих веществ и нервно-паралитических газов, уничтожившие население нескольких городов где-то в Калифорнии.

Вместо «в стране и мире» Антону послышалось «в стране и мыле».

— В мое время белые ехали в Аравию, а негры в Европу. Теперь, значит, индейцы в Китай, — задумчиво произнес Гриша. — Раньше почитали стиральные машины. «Доказательство бытия Божия в том, что грязное становится чистым». Оружие, оно, конечно, более логично.

Антон пытался вспомнить, о чем читал в газетах, но не мог. Говорили, что раньше, когда в газетах писали о реальных людях и действительных событиях, из них что-то можно было узнать. Сейчас, после разгадки кроссвордов и проверки номеров лотерейных билетов, газеты главным образом использовались в уборных.

Антону показалось обидным, что он — только что из мира — и Гриша, десять лет просидевший в вонючей, псевдорадиационной яме, знают о мире одинаково мало. Мир обнаруживал сходство с дозиметрическим столбом. Поколения людей летели вдоль него, как пыль, не оставляя следа.

— Я не воришка! — свирепел на мир и на Гришу Антон.

— Воришка, дезертир, какая разница? — добродушно возражал Гриша. — Документа нет — значит, труп. В лучшем случае тюрьма. Тюрьму-то еще не отменили? Есть у нас преступники?

— Очень мало, — ответил Антон. — Максимальный срок теперь — три года.

— Ну, тебе-то, — оценивающе посмотрел на него Гриша, — там и месяца не продержаться.

— Поможешь мне туда попасть? — подмигнул Антон.

В чем-чем, а в этом он не сомневался. Пока он не знал, как сносится Гриша с внешним миром. Но если сносится — вполне может выдать Антона властям. Не сейчас, а когда тот сделает работу. Что у самого Гриши, по всей видимости, рыло в пуху — было слабым утешением. Линии рыл в пуху и наказания тянулись в жизни параллельно, как следы инвалидных колясок, не обнаруживая склонности к пересечению. Конечно, им случалось пересекаться, но как большинству линий в мире — хаотично и бессмысленно. Антон пока не знал подлинного Гришиного места в мире, не знал, чего от него ждать. Это угнетало.

— Кто нынче нами правит, воришка? — продолжал забавляться Гриша.

— Народное правительство, — отвечал Антон, как в школе на экзамене. — Страной правит законно избранное народное правительство, членом которого может сделаться любой гражданин.

— В мое время, — вспоминал Гриша, — оно называлось великое народное правительство. И насчет любого гражданина не было.

— А теперь есть. Мы живем в условиях непрерывно совершенствующейся демократии, — опять как на уроке ответил Антон.

Едва ли в мире существовало что-то, что интересовало его меньше. Антону ни при каком раскладе не светило сделаться ни членом великого народного правительства, ни просто законно избранного народного правительства. Молиться пистолету, лучше, конечно, автомату, еще туда-сюда. Членом правительства — нет. Хотя, по слухам, там заседал пятнадцатилетний индеец из племени сиу.

Осмотрев печь, Гриша поманил Антона в зарешеченную комнатку, примыкающую к подвалу. Здесь билось продуктовое сердце инвалидного рая. Ключи от комнатки и подвала Гриша прятал под рубашкой в складках волосатого брюха.

— Молодец, воришка! — похвалил Гриша. — Может, и крышу починишь? Шифер есть.

— А если нет — сдашь властям?

В ответ Гриша продемонстрировал наивысшую степень доверия: бесшумно скользнул на колесах по специальным желобкам в подвал, вернулся с запыленной, по-старинному засургученной бутылью.

— Первый раз в жизни вижу, чтобы самогон пылился! — обрадовался Антон. Он уже успел заскучать от неестественно затянувшейся трезвой жизни. Последний раз Антон отмечал окончание школы вонючей свекольной брагой со структурированным химическим привкусом.

— Самогон, — ухмыльнулся Гриша, выказав себя человеком, которому нравится приятно удивлять. — Слыхал ли ты чего-нибудь про спирт, воришка? — Он зубами разгрыз сургуч, сплюнул на пол коричневую труху. — Грешен, — обеими ноздрями втянул ни с чем не сравнимый запах спирта, — но великому народному правительству покуда ни единой живой души не сдал.