Кен Фоллетт - Гибель гигантов

• Название: Гибель гигантов
• Автор: Кен Фоллетт
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44758-7

Действие романа относится к началу XX века и охватывает события, происходящие в канун Первой мировой войны, а также военное и послевоенное время.

Главные его герои — заводские рабочие и интеллектуалы, шахтеры, политики и аристократы России, Германии, Англии и США, чьи судьбы переплелись в затейливый и непредсказуемый узор. На их глазах рушится старый мир и гибнут империи, а их жизни вмещают в себя и эпохальные события, и неисчислимые беды, и тихие радости.

---

Ключ у него остался, и он вошел.

Поднимаясь по лестнице, почувствовал страх. Он не желал застать ее с мужчиной. Но предупреждать о своем появлении, чтобы она ждала его и никого в этот вечер не приглашала, ему тоже не хотелось.

Он постучал.

— Кто там?

От звука ее голоса у него на глаза не навернулись слезы.

— Свои, — сказал он хрипло и открыл дверь.

Она стояла у плиты с кастрюлькой в руке. Увидев его, выронила кастрюльку — молоко разлилось, — и закрыв рот руками, тихо вскрикнула.

— Это же я, — сказал Григорий.

На полу у ее ног сидел маленький мальчик с оловянной ложкой в руке. По-видимому, он только что стучал ложкой по пустой жестянке. Он посмотрел на Григория долгим испуганным взглядом — и расплакался.

Катерина подхватила его на руки.

— Ну не плачь, Вова, — сказала она, качая его. — Не бойся. Это твой папа.

Григорию не хотелось, чтобы Вовка считал его папой, но сейчас было не лучшее время, чтобы спорить. Он затворил за собой дверь, обнял их и поцеловал: сначала малыша, потом Катерину — в лоб.

Потом отступил на шаг и внимательно на них посмотрел. Она уже не была той круглолицей девочкой, которую он спас от внимания околоточного Пинского. Она похудела, и у нее был усталый, напряженный взгляд.

Как ни странно, ребенок был не очень похож на Левку. Не было у него Левкиной красоты, его обаятельной улыбки. Если уж говорить о сходстве, то Григорий видел такой же внимательный взгляд, когда смотрелся в зеркало.

— Какой красавец! — сказал Григорий, улыбаясь.

— Что у тебя с ухом? — воскликнула Катерина.

Григорий коснулся того, что осталось от правого уха.

— Потерял в сражении под Танненбергом.

— А зуб?

— Вызвал неудовольствие старшего офицера. Но его уже нет в живых, так что в конце концов я остался в выигрыше.

— Теперь ты не так красив.

Никогда раньше она не называла его красивым.

— Да это мелочи. Мне повезло, что жив остался.

Григорий оглядел свою старую комнату. В ней что-то неуловимо изменилось. На полке, где они с Левкой хранили табак и спички, Катерина поместила цветок в горшке, куклу и фотографию Мэри Пикфорд. На окне была занавеска. Она была сшита из обрезков, но у Григория прежде вообще занавески не было. И еще он заметил запах — вернее, его отсутствие — и понял, что обычно в комнате сильно пахло табаком, вареной капустой и мужским потом. Сейчас воздух был свежим.

Катерина вытерла пролитое молоко.

— Теперь Вовка без ужина, — сказала она. — Не представляю, чем его накормить. У меня нет молока.

— Не волнуйся, — Григорий достал из вещмешка колбасу, капусту и банку варенья. Катерина смотрела, не веря своим глазам. — С солдатской кухни, — объяснил он.

Она открыла варенье и дала немного Вовке на ложечке. Он съел и сказал:

— Еще!

Катерина тоже съела ложку и дала еще варенья ребенку.

— Как в сказке, — сказала она. — Столько еды! Сегодня не придется ночевать у булочной.

— Что это значит? — нахмурился Григорий.

— Хлеба всегда не хватает. Как только булочная утром открывается — вскоре все уже продано. Единственный способ купить хлеба — занять очередь с ночи. Если не встанешь в очередь до полуночи — хлеб кончится раньше, чем подойдет твоя очередь.

— О господи… — думать о том, что она спит, сидя на тротуаре, было невыносимо. — А как же Вовка?

— Одна из девчонок-соседок слушает, не проснется ли он, пока меня нет. Но он сейчас спит крепко всю ночь.

Неудивительно, что хозяйка обувного магазина согласилась переспать с ним за хлеб. Пожалуй, он переплатил…

— Тебе удается сводить концы с концами?

— Я на заводе получаю двенадцать рублей в неделю.

Он опешил.

— Но это в два раза больше, чем когда я уезжал!

— Вот только за комнату раньше приходилось платить четыре рубля в неделю, а теперь — восемь. И на все остальное у меня остается четыре рубля. А мешок картошки, который раньше стоил рубль, теперь стоит семь!

— Семь рублей за мешок картошки?! — воскликнул Григорий. — Как же люди живут?

— Голодают. Дети и старики болеют и умирают. С каждым днем становится все хуже, и никто ничего не может поделать.

У Григория заныло сердце. В армии он утешал себя мыслью, что Катерина с ребенком живут получше — у них есть теплый ночлег и достаточно денег на еду. Но оказалось, он обманывал себя. Мысль о том, что она оставляла Вовку одного, а сама сидела ночью у булочной, приводила его в бешенство.

Они сели за стол, Григорий своим ножом порезал колбасу.

— Чайку бы сейчас, — сказал он.

Катерина улыбнулась.

— Я уже с год не пила чаю…

— Я принесу из столовой.

Катерина ела колбасу, и Григорий видел, что ей стоит немалых усилий не набрасываться на нее. Он взял на руки Вовку и дал ему еще немножко варенья. Колбасу такому маленькому давать еще не стоило.

Григорий почувствовал легкость и покой. На фронте эта картина представлялась ему в мечтах: маленькая комнатка, еда на столе, малыш, Катерина. И все сбылось.

— Не так уж трудно этого добиться, — сказал он задумчиво.

— Ты о чем?

— Мы с тобой оба сильные, здоровые, работящие. И мне нужно только вот это: комната, какая-нибудь еда, отдых после рабочего дня. Уж это у нас должно получиться — чтобы так было каждый день!

— Нас предали сторонники Германии при дворе.

— Да ну? Как это?

— Ну, ты же знаешь, что царица — немка?

— Да… — Царь был женат на немецкой принцессе Алисе Гессенской.

— А Штюрмер уж точно немец.

Григорий пожал плечами. У многих русских были немецкие имена, и наоборот: жители обеих стран на протяжении веков постоянно пересекали границы то в одну сторону, то в другую.

— И Распутин тоже стремится к победе Германии.

— Разве? — Григорий подозревал, что этот «старец» в основном стремится очаровывать придворных дам и расширять свое влияние и власть.

— Они там все заодно. Штюрмеру немцы заплатили, чтобы он заморил крестьян. Царь звонит кайзеру Вильгельму — а ведь это его двоюродный брат — и сообщает, куда направятся наши войска. Распутин хочет, чтобы мы капитулировали. А царица со своей фрейлиной Анной Вырубовой — обе они спят с Распутиным одновременно…

Большинство этих сплетен Григорий слышал. Он не верил, что при дворе желают победы Германии. Но многие солдаты таким слухам верили, и судя по Катерине — штатские тоже. А объяснить настоящие причины, почему русские проигрывают войну и умирают от голода, было делом большевиков.

Но сегодня об этом говорить не стоило. Вовка зевнул, и Григорий поднялся на ноги и стал его укачивать, носить взад-вперед по комнате, а Катерина говорила. Она рассказывала ему про заводскую жизнь, про других квартирантов и прочих людей, которых он знал. Околоточный Пинский был теперь сотрудником секретной полиции и выискивал опасных революционеров. Тысячи осиротевших детей жили на улице, занимались воровством или проституцией — и умирали от голода и холода. Константин, лучший друг Григория на Путиловском заводе, был сейчас членом Петроградского комитета большевиков. Только семейство Вяловых продолжало богатеть: как бы ни было плохо с продовольствием, у них всегда можно было купить и водку, и икру, и сигареты, и шоколад. Катерина рассказывала, а Григорий смотрел на ее большой красиво очерченный рот. Какое счастье — любоваться ею, когда она говорит. У нее решительный подбородок и смелые голубые глаза, но ему она всегда казалась такой беззащитной…

Вовка наконец заснул. Григорий аккуратно уложил его в постель, которую Катерина соорудила в углу. Это был просто мешок тряпья, накрытый одеялом, но малыш уютно свернулся на нем калачиком и сунул в рот большой палец.

Вдалеке часы пробили девять.

— К которому часу тебе надо вернуться? — спросила Катерина.

— К десяти, — сказал Григорий. — Пожалуй, я пойду.

— Побудь еще немного! — Она обняла его за шею и поцеловала.

Это был сладкий миг. Ее губы прикоснулись к его губам нежно и страстно. Он закрыл глаза и вдохнул аромат ее тела. И отстранился.

— Так нельзя, — сказал он.

— Не говори глупости!

— Ты же любишь Левку.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я была двадцатилетней деревенской девчонкой, только что попала в город. Мне нравилось, как он одевается, нравилось пить с ним водку и курить сигареты, нравилось, что он легко расстается с деньгами. Он был такой обаятельный, красивый, веселый… Но сейчас мне двадцать три, у меня ребенок на руках, и где этот Левка?

— Ну, мало ли… — пожал плечами Григорий.

— А ты — здесь. — Она погладила его по щеке. Он понимал, что надо убрать ее руку, но не мог. — Ты даешь мне деньги, приносишь еду моему ребенку. Неужели ты думаешь, я не понимаю, какой дурой была, когда влюбилась в Левку, а не в тебя? Неужели не видишь, что я поумнела? Неужели не понимаешь, что я люблю тебя?