Дональд Винникотт - Семья и развитие личности. Мать и дитя.

• Название: Семья и развитие личности. Мать и дитя.
• Автор: Дональд Винникотт
• Издательство: ЛИТУР
• Жанр: Психология
• Год: 2004
• ISBN: 5-89648-174-8

Современный психоанализ невозможно представить без творчества «доктора Винникота» — известного английского педиатра и психоаналитика. Его труды переведены на многие языки, в том числе и на русский. Книги «Семья и развитие личности», «Мать и дитя» переведены на русский язык впервые. Они адресованы всем, кому небезразличен процесс развития личности ребенка с момента рождения до подростковых лет.

---

Таким образом, здоровые дети вырабатывают достаточно сильную веру в себя и в других людей, чтобы ненавидеть внешний контроль любой разновидности; но этот внешний контроль сменяется самоконтролем. В самоконтроле этот конфликт был заранее разрешен внутри личности. Я вижу это так: хорошие условия на начальных этапах жизни ведут к ощущению безопасности, а ощущение безопасности ведет к самоконтролю, и когда самоконтроль становится фактом, навязанная безопасность становится оскорбительной.

5. Пятилетний ребенок

Говорят, что один ученый судья, рассматривая в суде дело, связанное с разводом родителей пятилетнего ребенка, сказал: «Дети в этом возрасте удивительно эластичны (быстро оправляются от неприятностей, имеют большой запас жизненных сил)». Не хочу критиковать данное высказывание, но позволительно обсудить вопрос: действительно ли пятилетние дети удивительно эластичны. Способность быстро восстанавливаться, как мне кажется, приходит лишь с возрастом и зрелостью, и можно высказать мнение, что в жизни ребенка не бывает периода, о котором можно было бы сказать, что в этом периоде ребенок эластичен. Эластичность означала бы, что мы ожидаем неизменную послушность ребенка без опасности для роста его личности и для становления и укрепления его характера.

Можно доказать, что в пятилетнем ребенке есть такие особенности, которые заставляют нас не ослаблять постоянной заботы о надежности окружения. Именно эти особенности я и хотел бы здесь обсудить.

Родители наблюдают за ростом своих детей и поражаются. Этот рост такой медленный, и в то же время все происходит мгновенно. В этом самое удивительное. Несколько недель назад беспомощный младенец; сегодня — ребенок уже ходит; а вот ему уже пять лет, а завтра он пойдет в школу. А еще несколько недель спустя он окунется в долгий «школьный труд».

Это очень любопытное противоречие. Время одновременно идет быстро и медленно. Или, если выразиться по-другому, когда родители рассматривают происходящее с точки зрения ребенка, время практически останавливается. Или оно только что началось и движется очень медленно. Идея вечности у каждого из нас связана с тем периодом младенчества, когда время еще не началось. Но как только мы переходим к взрослому восприятию, мы осознаем, что пять лет промелькнули мгновенно.

Любопытные последствия на отношения накладывает то, что помнят родители, и то, что помнит ребенок. Сами родители прекрасно помнят, что происходило месяц назад, но неожиданно обнаруживают, что их пятилетний ребенок не помнит недавнего посещения тети или появления щенка. Он помнит кое-что, даже очень давнее, особенно если об этом говорили, и использует семейную сагу так, словно она о ком-то другом, постороннем, о герое книги. Он больше осознает себя и настоящее время и при этом нередко забывает недавнее. У него теперь есть и прошлое, и в его сознании существуют полузабытые воспоминания. Его плюшевый мишка лежит в ящике шкафа, и он забыл, как необходим когда-то был ему этот мишка; лишь иногда он может снова испытать в нем необходимость.

Можно сказать, что ребенок выходит из своего укрытия; в стенах укрытия появляются щели, толщина ограды становится неровной; и смотрите — ребенок уже снаружи. Ему нелегко теперь вернуться внутрь или ощутить себя внутри, если только он не болен и не устал; в таком случае прежнее укрытие способно предоставить ему безопасность.

Укрытие было создано матерью и отцом, всей семьей, домом и двором, знакомыми зрелищами, звуками и запахами. Оно связано с его собственным состоянием незрелости, с опорой на надежность родителей и с субъективной природой мира ребенка. Укрытие естественно берет свое начало от материнских рук, которыми мать обнимала его, когда он был младенцем. Она самым интимным образом адаптировалась к потребностям младенца, но постепенно ослабляла эту адаптацию в соответствии со степенью готовности ребенка к встречам с неожиданным и новым. И поскольку нет одинаковых детей, мать обнаруживает, что для каждого своего ребенка она готовит особое убежище, в котором он может жить; и вот из этого убежища теперь выходит ее сын или дочь, они готовы к другим видам групп, к новым типам укрытий — по крайней мере на несколько часов ежедневно. Иными словами, ребенок идет в школу.

В своей «Оде бессмертию» Водсворт имел в виду эту перемену:

В младенчестве нас окружает небо,
Но вокруг растущего мальчика
Постепенно сдвигаются тени тюрьмы…

Здесь поэт чувствует осознание ребенком нового укрытия — по контрасту с тем, как младенец не подозревает о своей зависимости.

Конечно, родители уже начали этот процесс, отдав ребенка в детский сад, который оказался поблизости от их дома. В хорошем детском саду группа только что начавших ходить детей получает возможность играть, им дают хорошие игрушки и создают условия, даже лучше, чем дома; и при этом всегда кто-нибудь присутствует, чтобы присматривать за проявлениями возбуждения детей при первых опытах социальной жизни, таких, как битье соседа по голове лопаткой.

Начальная школа в пять лет

Но детский сад не очень отличается от дома; это все же «продленный дом». Школа, о которой мы сейчас говорим, нечто совершенно иное. Начальная школа может быть хорошей или плохой, но она не приспосабливается к потребностям ребенка, как детский сад, и не специализируется, по крайней мере с самого начала. Иными словами, теперь адаптироваться приходится ребенку, ему нужно приспособиться к толпе возбужденных детей, которую он встречает в школе. И если он к этому готов, то может очень многое почерпнуть из этого нового опыта.

Родители много думают об этой решительной перемене в жизни ребенка. Они заранее говорят о школе, а ребенок играет в школу и с нетерпением ждет расширения возможностей знакомства с миром, которые до сих пор ему представляли только мать, отец и другие близкие люди.

Трудности на этой стадии связаны с тем, что перемены в окружении должны соответствовать тому, что происходит с ребенком в результате его роста. Мне не раз приходилось иметь дело с трудностями детей этого возраста, и я сказал бы, что в большинстве случаев здесь нет ни глубоко укоренившихся отклонений, ни болезненности. Напряжение связано с тем, что одному ребенку нужно действовать быстрее, а другому медленней. Причем разница в возрасте в несколько месяцев имеет очень большое значение. Ребенок, родившийся в ноябре, может с нетерпением ждать отправки в школу, в то время как августовского ребенка отдают в школу на месяц или два преждевременно. В любом случае один ребенок с готовностью погружается в глубокие воды, а другой лежит на краю воды и боится войти в нее. И, кстати, некоторые «смельчаки», окунув пальцы в воду, тут же на дни, недели или больший срок бросаются к знакомой безопасности рядом с матерью. Родители знают, какие именно у них дети, и потому предварительно разговаривают с учителями, которые вполне привыкли к таким проблемам, а потом просто ждут и «водят рыбу на длинной леске». Главное понять, что выход из укрытия — событие возбуждающее и страшное; что ребенок очень боится, выйдя, не иметь возможности вернуться; и что жизнь — это длинная последовательность выходов из укрытий, принятия новых рисков и встречи с новыми возбуждающими вызовами.

Некоторые дети сталкиваются с особыми трудностями, которые мешают им делать новые шаги, и если с ходом времени эти трудности не преодолеваются, нужна помощь родителей или специальных учреждений.

Но, возможно, что-то неладно с матерью, с очень хорошей матерью, когда ее ребенок стремится вернуться назад, в укрытие. Некоторые матери мыслят как бы на двух уровнях. На одном уровне (можно ли назвать его верхним?) они хотят только одного: чтобы их ребенок вырос, выбрался из укрытия, пошел в школу, встретился с миром. Но на другом уровне, более глубоком, полагаю, и. не вполне осознанном, они не могут представить себе, что их ребенок уйдет от них. На этом глубоком уровне, где логика не играет существенной роли, мать не может отказаться от своего самого дорогого — от материнской функции; она чувствует, что легче выполняет свои материнские обязанности, когда ребенок зависит от нее, чем когда он вырастает и начинает наслаждаться своей отдельностью, независимостью и способностью отвечать на вызовы жизни.

И ребенок тоже ощущает это. Как бы ни нравилось ему в школе, он, задыхаясь, бежит домой; каждое утро он начинает кричать, что не хочет идти в школу. Ему жаль маму, потому что он чувствует: она не может его отпустить, не может пойти против своей природы. Ребенку было бы легче, если бы мать радовалась и его уходу, и его возвращению.

Очень многие люди, включая самых лучших, часто или почти все время испытывают депрессию. У них смутное ощущение вины перед чем-то, либо их тревожат обязанности. Энергичный и деятельный ребенок в доме такого человека служил постоянным тонизирующим средством. Детские крики и шум, даже плач были признаками жизни и придавали уверенность. Люди, подверженные депрессии, все время чувствуют, что могут утратить что-то необыкновенно ценное и существенное. Приходит пора ребенку отправляться в школу, и мать ощущает пустоту в доме и в самой себе, нечто вроде ощущения внутренней личной неудачи, которая может заставить ее искать новую увлеченность. И когда ребенок приходит домой, а мать уже увлечена чем-то другим, для него не оказывается места или ему приходится бороться за право снова быть в центре материнского внимания. И эта борьба за право вернуться становится для него важнее школы. Обычный результат — ребенок отказывается ходить в школу. В то же время ему хочется быть в школе, а матери хочется, чтобы он был таким же, как другие дети.