Дмитрий Винтер - 1612. Все было не так!

• Название: 1612. Все было не так!
• Автор: Дмитрий Винтер
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59577-8

К 400-летию окончания Великой Смуты! Вся правда о 1612 годе. Опровержение центрального мифа нового исторического официоза, которому так и не удалось превратить День Национального Единства в общенародный праздник. Вопреки кремлевской версии прошлого, представляющей изгнание поляков из Москвы как победу над Западом – извечным врагом Руси, который спит и видит, как бы нас извести, – эта сенсационная книга доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

«В 1610 году под ударами польского оружия рухнул созданный Иваном Грозным опрично-золотоордынский монстр, дружественный Габсбургам и папскому престолу и враждебный нарождавшейся Западной цивилизации. Два года спустя возродилась совсем другая, ЕВРОПЕЙСКАЯ РОССИЯ, перешедшая на сторону Запада и вернувшаяся к нормальному развитию. Поэтому 4 ноября – день Великой Анти-опричной Революции, праздник всех свободных людей мира. Западная цивилизация была спасена потому, что после 1612 года Россия не стала источником «пушечного мяса» для деспотов. По-хорошему, Нью-Йорку и Лондону надо бы отлить по копии памятника Минину и Пожарскому. Из чистого золота!..»

---

Принято считать первый подход «восточным», второй – «европейским» или «западным», но на самом деле это не так или по крайней мере не совсем так. Оба этих подхода – европейские, только первый из них – европейско-патерналистский, по марксистской терминологии, его можно назвать «феодальным», тогда как второй – по марксистской же терминологии – можно именовать «буржуазным».

«Азиатский» же подход соединяет в себе худшее из этих двух европейских и может быть выражен так: «барин» отберет все заработанное, но если ты ничего не заработал – подыхай с голоду! Здесь уместно в качестве иллюстрации такого подхода привести характеристику К. Маркса индийской системы «райятвари» – крестьянского землепользования при господстве английской Ост-Индской компании (которую Маркс уподобляет восточным деспотиям; и действительно, европейское влияние в Индии началось только после перехода ее в 1858 г. под управление британской короны): «Мы имеем французского крестьянина… который в то же время является крепостным и арендатором-издольщиком государства. Недостатки всех этих… систем… грудой ложатся на плечи индийского крестьянина, но при этом он не пользуется ни одной из их положительных сторон. Подобно французскому крестьянину, райят является жертвой вымогательства частных ростовщиков, но у него нет никаких… прав (собственности. – Д.В.) на землю, в отличие от французского крестьянина. Подобно крепостному, он должен обрабатывать землю в принудительном порядке, но в отличие от крепостного он не обеспечен в случае крайней нужды. Подобно издольщику, он должен делить свой продукт с государством, но государство не обязано авансировать его средствами и инвентарем, как оно обязано это делать по отношению к издольщику»[177].

Так вот, именно такой подход реализовался в Московии в годы Великого голода 1601–1603 гг.: помещики выгоняли от себя голодающих холопов, отказываясь их кормить, в то же время не давая им отпускных, тем самым оставляя за собой право вернуть их, когда пожелают. Есть сведения, что аналогичным образом помещики поступали и во времена Ивана Грозного, когда при страшном голоде 1569–1571 гг. погибли сотни тысяч человек[178].

Однако теперь, в первые годы XVII века, голод принял такие размеры, что терпеть подобную ситуацию стало невозможно: в результате такого поведения помещиков страна буквально кишела «разбоями», которые в скором будущем стали огромным резервом для пополнения войска Самозванца.

Понятно, что Годунов, умный и дальновидный политик, понимал грозящую опасность и старался принимать меры для борьбы с ней. Поэтому еще указом 28 ноября 1601 г. крестьянам был разрешен «выход» от помещиков, если последним трудно было их прокормить. При этом, однако, приходилось считаться с противодействием помещиков, недовольных, естественно, таким положением дел. Поэтому «выход» должен был ограничиваться одной-двумя семьями в год, а кроме того, указ не распространялся на Московский уезд, в котором мелких служилых дворян, чьи крестьяне как раз не прочь были бы уйти к боярам, было больше всего[179].

В результате «разбои» постепенно перекинулись именно в центр, где скопился наибольший резерв для их отрядов, и в 1603 г. их, как сказали бы сейчас, незаконные бандформирования, большие и маленькие, буквально обложили Москву; особенно опасен был некий атаман Хлопко, разбитый войском Ивана Басманова осенью 1603 г.[180] По некоторым сведениям, отряд Хлопко насчитывал до 8000 человек.

Помимо голода, ряды «разбоев» пополняли и упоминавшиеся репрессии против бояр, которые, как и при Иване Грозном, сплошь и рядом распространялись на их слуг и холопов. Мы уже видели это на примере Григория Отрепьева. Так, например, всю родню репрессированных Романовых и всех их слуг попросту выгнали на улицу, и никто не смел принимать их на службу – это грозило принявшему серьезными проблемами с властью[181]; впрочем, по другой версии, причиной был не страх перед «тяжелой рукой Годунова» у потенциальных новых работодателей этих бедняг или по крайней мере не только он, а еще и то обстоятельство, что обычай запрещал дворне поступать на службу к другим владельцам[182]. Но как бы то ни было, им пришлось идти в «разбои», чтобы не умереть с голоду.

Вот и причина поддержки Самозванца, а не то, что, как утверждает Р.Г. Скрынников, «бедствия, обрушившиеся на страну при Годунове… придавали особую прелесть воспоминаниям о благоденствии России при «хорошем царе» Иване Васильевиче»[183]: мы уже видели (в том числе и несколькими абзацами выше), что это было за «благоденствие». Впрочем, русские люди могли хорошо вспоминать доопричные времена. По крайней мере, еще и тридцать лет спустя после окончания Смуты, в 1642 г., «посадские» вспоминали, что в те времена («при прежних государях») в городах воевод не было (кроме «украинных городов», где они имелись для «бережения» от внешнего врага), а всем ведали губные старосты, и посадские люди тогда «судились промеж себя»[184].

Борис Годунов продолжал попытки бороться с причинами, порождавшими массовые «разбои»: помимо репрессий против повстанцев, 16 августа 1603 г. он издал новый, более универсальный и на сей раз не допускавший каких-то территориальных или любых других исключений указ о предоставлении свободы тем холопам, чьи господа отказывались их кормить[185]. Но было поздно…

К тому же многие воеводы, ранее сосланные Годуновым в сибирские города, теперь выступали против него. Такими стали В.М. Рубец-Мосальский (в Путивле), Л.О. Щербатый и т. д. Первый, например, был послан воеводой в самый отдаленный угол тогдашней России – в Мангазею (северо-восток нынешней Тюменской области) только за дальнее родство с Романовыми («член семьи врагов народа»)[186]. Но и тех воевод, которые хранили ему верность, Борис ухитрился обидеть – например, раненного в бою с войсками Самозванца Ф.И. Мстиславского он отказался отпустить домой на лечение[187].

Вообще, Годунов в это время стал другим – подозрительным и жестоким даже по отношению к верным людям. Народу он теперь вообще не показывался. Просителей отгоняли от дворцового крыльца пинками и толчками, а начальные люди, зная, что до царя не дойдут их жалобы, безнаказанно совершали разные насильства и увеличивали вражду народа к власти[188].

При этом Борис, беспощадно казня (в том числе и очень жестокими способами) сторонников Лжедмитрия, так что всякий, кто осмеливался неосторожно говорить о спасшемся царевиче, подвергался жестоким пыткам и обрекался на мучительную смерть[189], в то же время проявлял нестойкость в борьбе идеологической: так, отправляя войска против Самозванца, Годунов официально объявил, что направляет их против… крымского хана, причем делалось это из опасений того, что многие ратные люди не захотят воевать с «Дмитрием». И в самом деле, на пирах в Москве уже пили за здоровье последнего, а воеводы П. Шереметев и М. Салтыков, действовавшие под Ливнами, якобы говорили, что «мудрено воевать с истинным государем»[190].

Кроме того, похоже на то, что и сам Годунов до конца не верил, что «царевич – ненастоящий». Это при том, что подавляющее большинство историков убеждены: сам Лжедмитрий свято верил в то, что он – истинный царевич. Так, после смерти Бориса в текст присяги его сыну Федору (составленный отцом еще при жизни) было вписано обязательство: «К вору, который называет себя князем Дмитрием (а не к «Гришке» или не к «Самозванцу». – Д.В.) не приставать»[191]. Ранее в письме к польскому правительству о Самозванце Борис пишет: «Хотя бы… был и подлинный князь Дмитрий Углицкий (т. е. Годунов допускает это. – Д.В.)… то он не от законной, от шестой жены»[192]. Однако мы уже выяснили, что и такой сын Ивана Грозного имел куда больше прав на трон, чем сам Борис. Кроме того, по мнению Л.Е. Морозовой, Годунов совершил ошибку, не уехав из Москвы на северо-запад (в Новгород, например) и не попросив помощи у шведского короля[193].

Как бы то ни было, через восемь месяцев после перехода русской границы, 20 июня 1605 г., Самозванец торжественно вступил в Москву. Борис Годунов умер еще 13 апреля, а царствование его сына Федора продолжалось лишь семь недель – 1 июня он был убит. К. Валишевский называет восстание против Годуновых «всенародным восстанием против Опричнины, внушенным отвращением и ненавистью»[194], и он во многом прав. Вместо зятя Малюты Скуратова на престоле сидел теперь его внук. Добавим, что, как мы уже говорили, Лжедмитрий в угоду москвичам отправил в почетную ссылку (воеводой в Новгород) племянника Малюты Скуратова Богдана Бельского, которого Федор вернул было в Москву[195].

Что касается Федора и его матери, то они были убиты не народом, а во время народного восстания против Годуновых кучкой заговорщиков, желавших выслужиться перед новым царем. С.М. Соловьев, опуская физиологические подробности (опустим их и мы), отмечает только, что Федора Годунова «убили самым отвратительным образом»[196].