Александр Розен - Полк продолжает путь

• Название: Полк продолжает путь
• Автор: Александр Розен
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1961

Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»). В рассказах А. Розена подкупает умение автора с тонкой наблюдательностью подметить в обычном и повседневном — большое и значительное, раскрыть характерные, неповторимые черты жизненных явлений.

---

Ларин был и обрадован и взволнован этим новым оборотом дела. Он сразу же вызвал к себе командиров батарей. Те вынули записные книжки из планшетов, но Ларин сказал:

— Можно не записывать. Дивизион на прямую наводку. Вопросы будут?

У командиров батарей не было вопросов. Только Воробьев, спрятав записную книжку в планшет, сказал Ларину:

— А я полагал стрельбу с открытых позиций только для моей батареи.

— Весь, весь дивизион! — весело крикнул Ларин.

Макарьев сообщил с огневых:

— Выходим побатарейно с интервалом в пять минут.

Ларин представлял себе ясно, что означает для орудийных расчетов переход на открытые позиции. Только половину пути орудия могли двигаться на тягачах. Далее начиналась снежная равнина, по которой прошла пехота. Шум тягачей мог привлечь внимание немцев. Значит, орудия будут вытягивать вручную.

Первым на прямую наводку пришло орудие Новикова. Ларин побежал навстречу. Увидев, что на бойцах гимнастерки в огромных пятнах пота, он крикнул: «Немедленно надеть полушубки!» — и приказал выдать людям водки.

Новиков, с лицом возбужденным и счастливым, говорил:

— Как много мы прошли! Товарищ капитан, как много мы прошли! — И, встретив настороженный взгляд Ларина, пояснил: — Я говорю, немцев как далеко отбросили!

Расстояние, которое Ларину и Сарбяну и всем тем, кто шел вперед эти сутки, казалось нестерпимо малым, Новикову и всем тем, кто эти сутки не отошел от орудий, представлялось огромным. И счастливая интонация Новикова передалась Ларину.

— Маскировать орудия в снегу! — крикнул он.

Пришло второе орудие. За ним третье. Батарея встала на позиции.

Ларин продолжал отдавать приказания, но уже в новом, счастливом настроении.

Макарьев пришел последним, спросил озабоченно:

— Что, молчат немцы?

— Молчат. Боятся обнаружить себя. Однако Богданов кое-что рассмотрел. У немцев здесь артполк стоял. Из группы, которая по Ленинграду стреляла. Ну, полка тут, положим, у них сейчас нет. Подразбили, и с воздуха и с земли подразбили…

Подбегали командиры орудий, докладывали о готовности. Пехота сосредоточивалась для штурма. Ларин вынул секундомер.

Через четыре минуты дивизион открыл огонь.

— По цели, — говорил Воробьев, лежавший рядом с Лариным. — Полетели бревна, камни, металлические части, — продолжал он, не отрываясь от бинокля.

— Огонь! — страшным голосом крикнул Ларин, словно желая заглушить свою мысль, что вот сейчас немцы ответят по его орудиям, стреляющим с открытых позиций.

— Огонь!

Но Ларину только показалось, что он крикнул команду. На самом деле воздушная волна бросила его на землю. Спустя мгновение он это понял. Во что бы то ни стало надо было оторваться от земли.

— Огонь!

Но это был не его голос. Он не понимал, что с ним, хотел спросить у Воробьева: «Воробьев, что со мной?», но тот лежал, уткнувшись лицом в снег.

— Огонь!

Дивизион стрелял. Дивизион стрелял — и это было самое важное. Ларин заставил себя оторваться от земли. Он встал на колени и сразу же увидел, что немцы разбили четвертое орудие. Увидел убитых и раненых и Макарьева, страшным голосом кричавшего команду:

— Огонь!

Ларин встал на ноги. Вынул секундомер. Несколько секунд оставалось до того мгновения, как пехота ворвется в ослепленные немецкие доты.

— Прекратить стрельбу, — сказал Ларин, не зная, услышит ли его Макарьев.

— Прекратить стрельбу! — крикнул Макарьев.

Ларин глубоко вздохнул и вытер с лица густой липкий пот.

Через несколько минут над артиллерийскими дотами противника затрепетали маленькие красные флажки.

Почти одновременно Ларин услышал, как Макарьев крикнул «ура!» и как Елизавета Ивановна сказала наводчику четвертого орудия:

— Обнимите меня за шею, вот так. Я перенесу вас в тыл.

Тыл находился в ста метрах отсюда. Глубокий окопчик, не известно кем и когда вырытый, — там находилась санчасть полка.

— Нахожусь в артиллерийском доте противника, — передал Ларин Макееву. — Пехота ведет бой впереди, метров восемьсот от моего НП.

Ларин устроил свой наблюдательный пункт между камнями, видимо служившими до войны основанием добротной дачи или магазина. Мертвые были убраны. Раненых унесли. Ларин видел, как Макарьев, переходя от орудия к орудию, что-то рассказывал, по-видимому, смешное: бойцы смеялись.

Впервые за этот день Ларин закурил. При первой же затяжке у него закружилась голова. Выругавшись, бросил папиросу.

В это время он увидел бегущего к нему связного.

Связной бежал так быстро, словно снег не был ему помехой, и казалось, что он не подбежал к командному пункту, а слетел сюда сверху.

— Немцы прорвались! — крикнул он. — Танки!

Кровь хлынула у него из носа. Он повалился на снег, стараясь остановить кровотечение.

— Где Сарбян? — спросил Ларин.

— Дерется!

Связной побежал назад, и снова Ларину показалось, что он летит, слегка отталкиваясь от снега.

Через несколько минут положение сарбяновского батальона стало угрожающим. Восемь немецких танков, непрерывно ведя огонь, пробивались к бывшим своим артиллерийским дотам. Вернув этот оборонительный рубеж, немцы могли ударить во фланг нашим частям, еще не овладевшим Красным Селом.

Легкие батальонные пушки и противотанковые ружья не могли долго сдерживать немецкие танки. Сарбян приказал метать гранаты по танкам и сам, связав пять гранат, был готов броситься под передний танк и взорвать его.

Надо было как можно скорее ударить всем дивизионом по танкам, но положение осложнялось тем, что Ларин не видел фашистских танков, в то время как они отлично видели ларинские орудия.

Сарбян уже надел на себя пояс с гранатами, и Ларин подумал: «Он не видит и не слышит меня. Чем я могу остановить его?»

— Новиков, выстрел! — приказал Ларин. Это нарушило его первоначальный план — залпом всего дивизиона ударить по прорвавшимся танкам, но Ларин должен был вернуть Сарбяна к жизни.

Новиковский снаряд разорвался, не долетев до немецкого танка. Бойцы кричали Сарбяну:

— Стой, командир! Наша артиллерия выручает. Бьют по танкам.

Теперь вся первая воробьевская батарея била по немецким танкам. Не прекращая огня, танки двигались на эту батарею.

«Пожалуй, из этой истории мне не вырваться». Мысль эта поразила Ларина своей строгой отчетливостью. Ему вдруг стало легко, словно он уже освободился от неизвестной силы, которую только что вернул Сарбяну.

«Нельзя… — подумал Ларин. — Это опасная легкость».

— Головы береги! — крикнул Ларин батарейцам, которые работали, открыв себя немцам.

И хотя невозможно было беречься здесь — танки били прицельно по открытым орудиям, — приказ Ларина был необходим. Этот приказ разрушал засасывающий сладкий дурман, который иногда чувствуют люди в момент смертельной опасности. Приказ Ларина восстанавливал здесь во всех правах храбрость человека, которую нельзя подменить отчаянием.

Большая полоса снега казалась выжженной кровью. К раненым спешила Елизавета Ивановна. Но Ларин не крикнул ей «ложись!», хотя и она была живой мишенью для немцев. В том, что она спешила к раненым, была необходимость, естественная помощь здорового человека тем, кто уже вышел из строя.

Четыре немецких танка горели. Другие, развернувшись, уходили от нашего огня. Немецкая пехота, ожидавшая лишь сигнала броситься вперед и теперь более не защищенная танковой броней, вынуждена была топтаться на старых позициях.

— Товарищи! — закричал Сарбян. — «Тигров» побили. Неужто вшивую команду не побьем? За мной, товарищи!

Он продолжал кричать, и с разных концов снежного поля вставали люди с черными и окровавленными лицами, собираясь поотделенно и повзводно.

И в это время снова послышалось тяжелое движение танков. Теперь они шли с тыла. Было слышно только монотонное гудение моторов.

Ларин обернулся. С тыла шли танки. Их было не пять, не восемь и не двенадцать. С тыла, вырываясь из снега, шло несколько десятков танков.

Ларин взял бинокль и вдруг с силой отбросил его. Конструкция танка была ему незнакома, но он понял: свои!

— Свои! — громко крикнул Ларин. — Товарищи! Свои!

И хотя никто тут не мог услышать его, люди поняли: свои!

И по тому, что танков было много, и по тому, что они были сильнее немецких, бойцы поняли: свои.

Преследование продолжалось весь день, и только к вечеру батальон расположился на отдых.

Во всей деревне от огня уцелела только одна изба.

— Занимайте скорее, товарищ капитан, — говорил Богданов, стоя на пороге, — а то пехотка набьется.

— Надо надпись прибить: «Мины», тогда отдохнем спокойно, — предложил Семушкин.

— А ну, прекратить болтовню, — сказал Ларин. — Вот этот угол наш — и все. Экое барство!