Юрий Козлов - sВОбоДА

• Название: sВОбоДА
• Автор: Юрий Козлов
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-373-04935-1

«sВОбоДА» — попытка символического осмысления жизни поколения «последних из могикан» Советского Союза. Искрометный взгляд на российскую жизнь из глубины ее часового механизма или, если использовать язык символов этого текста, — общественно-политической канализации…

«Момент обретения рая всегда (как выключатель, одновременно одну лампочку включающий, а другую — выключающий) совпадает с моментом начала изгнания из рая…» — размышляет герой книги «sВОбоДА» Вергильев. Эта формула действует одинаково для кого угодно: от дворника до президента, даже если они об этом забывают. А потому роман Козлова сверхактуален для современной России.

---

Пешеходы на Тверской улице опрокинули металлические ограждения. Вокруг площади сомкнулось мокрое, не знающее как разогнуться, где укрыться от дождя, многотысячное живое кольцо. Охрана обступила президента, но пробиться к кортежу сквозь хаотично перемещающихся в потоках воды, не реагирующих на указания, скользящих и падающих на землю соотечественников было невозможно.

Тем временем оперный рев оснастился набатным звоном, словно на уши невидимой орущей голове, видимо той, с какой сражался пушкинский — вдруг на Пушкинской же площади? — Руслан, повесили серьги-колокола.

Сквозь плотный занавес дождя с бульвара на площадь, опережая колокольный звон, катилась волна срывающих с себя одежду, частично раздетых и совершенно голых молодых людей. Внезапно обострившимся зрением (свойства перископа приобрели его глаза) новоявленный подводник-Вергильев разглядывал сквозь хлещущие с неба потоки прыгающие груди, бритые, подстриженные и лохматые лобки, разноцветные татуировки на девичьих плечах, животах и ягодицах. В поле зрения перископа вынужденно попадали и мужские тела — мускулистые и дряблые, с восставшим, полувосставшим и совершенно не восставшим, можно сказать, позорно рабствующим достоинством. Не очень понятно было, зачем, вообще, его демонстрировать революционному миру?

На бегу составлялись пары, тройки и более многочисленные эротические коллективы. Они тут же — на площади — бросив на асфальт остатки одежды, или стоя, сидя, боком, в самых фантастических, невозможных в обыденной жизни позициях, совокуплялись, сплетались вокруг деревьев и фонарей в вакхические, дионисийские венки.

Вергильев решил держаться поближе к начальству, справедливо рассудив, что президента уведут с площади в первую очередь. А он вместе с членами отставленного правительства следом, следом…

Президент, надо отдать ему должное, вел себя совершенно спокойно. Охранник пытался раскрыть над ним зонт, но вода с неба била с такой силой, что раскрыть зонт не удавалось. Можно сказать, в шланг превратился зонт, из которого охранник поливал президента, словно тот был цветком или овощем. Президенту это надоело, и он отодвинул охранника. «Не будем отрываться от народа, — расслышал Вергильев слова президента. — Аки посуху, не получится». Потом он поманил к себе другого охранника — с кейсом. Тот извлек из кейса бинокль, протянул президенту.

Некоторое время президент рассматривал в бинокль, что происходит на площади.

— Не думал, — передал он бинокль жене шефа, — что молодежь воспримет мои слова о пользе водных процедур столь буквально. Кто тут намекает, — строго обратился к протиснувшейся к нему, перепуганной и ни на что не намекающей, съемочной группе Би-би-си, — что наша молодежь утратила пассионарность? Разве у вас… в Гайд-парке такое возможно?

Охрана оттерла корреспондентов, пытаясь расчистить дорогу к президентскому кортежу. В открывшейся на мгновение перспективе возник огромный негр, занимавшийся любовью с девушкой у фонарного столба. Девушку, однако, если, конечно, это была девушка, за широким стилизованным столбом было не разглядеть, и казалось, что негр выдалбливает членом, как отбойным молотком, в чугунном фонаре дыру.

Но недолго президент, жена шефа и члены отставленного правительства смотрели на стахановца-негра. Кольцо вокруг сцены вновь свернулось удавом. Дождь ударил с новой силой.

У Вергильева мелькнула мысль, что больше всего на свете президенту сейчас хочется, чтобы вокруг не было ни охраны, ни отправленных в отставку министров. Даже против распоясавшегося (в прямом и переносном смысле слова) проходчика-негра не возражал бы президент. Пусть себе рубает любовный уголек. Президент бы с удовольствием избавился от промокшего до нитки костюма и присоединился к молодым людям с бульвара.

Но не один.

Он бы бежал и бежал, пока не догнал бы жену шефа. А той предстояло сделать выбор — остаться с президентом, сбросив сплетенное из нитей дождя платье, или — раствориться в дожде, прежде чем президент ее настигнет.

Толпы напирали со всех сторон, словно тиски сжимались вокруг сцены.

Со стороны бульвара накатывались голыши.

С Тверской — одетые, но ищущие защиты от ливня, граждане.

От Малой Дмитровки — рявкающие в мегафоны демонстранты с изжеванными в лохмотья, как если бы дождь был огромной ненасытной пастью, транспарантами. Пасть еще и оказалась с юмором, сократив на одном из уцелевших транспарантов святое слово «свобода» в… «во…ода». С другого — видимо, напоминавшего о выдающемся борце за демократию академике Сахарове, пасть слизнула все буквы, издевательски оставив только «Сахар».

От недавно установленного на другой стороне бульвара храма-новодела — неотвратимо надвигалась колонна верующих с хоругвями, во главе с бородатым батюшкой в черной рясе и с посохом. Батюшка прыгал по асфальту, как намокший, а потому не могущий взлететь, ворон, преследуя… обезьяну?

Нет…

Вергильев разглядел, что не обезьяну преследует колонна верующих во главе с грозно размахивающим посохом… отцом Драконием, вспомнил Вергильев имя батюшки — бывшего прокурора, а ныне депутата Государственной Думы. Они преследовали артиста, точнее статиста оперы, одетого в оранжевый с хвостом костюм не то фавна, не то черта. Со стороны все выглядело так, словно несчастный этот кордебалетный фавн или черт пытается укрыться, спастись среди голых, совокупляющихся фактически на бегу людей, как в аду (где еще возможна такая мерзость?), а отец Драконий ведет свое воинство на сокрушение вместилища зла. Не упуская из вида оранжевое отродье, отец Драконий не забывал вразумлять посохом попадавшихся под руку голышей.

Видя такое дело, некоторые охранники достали пистолеты.

— Убрать оружие! Уходим! — принял решение президент. — Спускаемся в этот… как его… аква-комплекс! Открывайте!

Отставленные члены правительства, примкнувшие к ним прокурор с судейскими, какие-то еще не в добрый час приехавшие на площадь государственные люди потянулись за президентом к спуску в аква-комплекс.

— А он там… действительно есть, этот аква-комплекс? — на всякий случай поинтересовался Вергильев у оказавшегося поблизости Славы.

— Обижаешь, — сказал Слава. — Бассейн наполнен, сауна нагрета, хамам… под паром, аромотерапия. Или бассейн сейчас не катит? Нас-то хоть пустят?

— Не знаю, — честно ответил Вергильев. — Когда охрана нервничает, ни в чем нельзя быть уверенным…

И как в воду (хотя, почему как?) смотрел.

— Все, хватит! Набились! — оттолкнул от двери какого-то, явно не по чину лезущего в аква-комплекс, то ли заместителя министра, то ли председателя думского комитета, начальник президентской охраны. — Я закрываю! — обратился к оставшимся снаружи подчиненным. — Кортеж сюда! Немедленно! Да хоть по головам! На связи!

Дверь закрылась.

— Остаемся на линии воды? — услышал Вергильев за спиной голос шефа.

— Вы… здесь? — удивился он.

— Да поссать за трибуну отошел, — объяснил шеф.

— А где ваша жена? — повертел головой по сторонам Вергильев.

— Не знаю, — мрачно ответил шеф. — Все по пословице: жену отдай дяде, а сам ступай к… Ну что? — увидел Славу. — Так и будем здесь протекать?

— Давайте в будку! — быстро сориентировался Слава. — Ничего, поместимся!

Без помощи охраны добраться до кабины оказалось не так-то просто. Толпа на площади то сжималась, и тогда не то что идти, а дышать становилось трудно, то разжималась, как кулак, и тогда можно было сделать несколько шагов.

Слава шел первым.

Следом — шеф, ухвативший его за брючный ремень.

Замыкал шествие Вергильев, мертвой хваткой вцепившийся в ремень шефа.

Оцепление, похоже, сняли. Народ ломанулся на проезжую часть перекрытой Тверской.

Ходынки удалось избежать.

Осталось только переждать потоп.

Наконец, они втиснулись в кабину. Но дверь закрыть не удалось, потому что в проеме застряло лохматое рыжее существо, говорящее не по-русски. Вергильев с изумлением узнал того самого, преследуемого отцом Драконием, оперного то ли фавна, то ли черта.

— Кто это? Чего ему надо? Почему он… матерится? — спросил шеф.

Черт и впрямь обильно уснащал свою нерусскую речь звуками типа «хуэ», «хюи» и «хюю».

— Он не матерится, — объяснил Слава. — Он разговаривает с нами по-фламандски. У них там все — сплошной х… Такой язык.

— Вот как? — удивился шеф. — А почему он разговаривает с нами по-фламандски? Он что, Тиль Уленшпигель? Я не знаю ни одного фламандца, который не мог бы разговаривать по-английски…

— Он волнуется, — сказал Слава, — потому что не знает, зачем за ним гонится сумасшедший старик.

— Ладно, — пожал плечами шеф, отодвинулся от двери. — Пусть заходит. Где этот сумасшедший старик?