Ури Шахар - Мессианский Квадрат

• Название: Мессианский Квадрат
• Автор: Ури Шахар
• Жанр: Детектив
• Год: 2012

Вышел в свет роман Ури Шахара «Мессианский квадрат», подкидывающий христианству еще одну, еврейскую, версию евангельских событий. Соблазнительная мысль – найти старинную рукопись? «Второзаконие» («Дварим»), «Зоар», «Аналитики» Аристотеля были найдены случайно. Не найдись эти книги, европейская философия и теология стали бы развиваться совсем иначе.

Так же случайно были обнаружены кумранские рукописи, пролежавшие в пещере две тысячи лет. А когда бедуины обнаружили свитки, некому было их всучить. Никто не хотел покупать старую рухлядь. Потом наконец нашелся специалист, профессор Иерусалимского университета. Он купил четыре свитка – и сразу всё понял. А потом еще много лет Ватикан прятал эти рукописи и дрожал над ними, боясь, очевидно, что обнародование свитков переиначит самое христианство... Как говорит один из персонажей романа «Мессианский квадрат», «судьбу рукописи предопределяют духовные запросы людей. Если рукопись не найдется, ее придумают».

Ури Шахар взял да и придумал такую рукопись. Она объясняет все нестыковки священных текстов и соотносит между собой всех Иисусов, живших 2000 лет назад: дает разгадку личности Учителя Праведности из кумранской общины, а также объясняет, кто был Йешу из Нацрата, описанный в Талмуде.

…

---

Ури Шахар МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ

1989

Все началось именно там и тогда – в канун нового 5750 года, на перекрестке Адам в Иорданской долине, куда меня вместе со случайной попутчицей забросил тремп[1].

Автобусы здесь не останавливались. Место было безлюдное. За какими-то садами и посевами виднелось небольшое арабское село.

Уже чувствовалась осень. Изнуряющая жара ушла. Я огляделся, пытаясь рассмотреть мост через Иордан. Судя по его названию  – Адам, — это должно было быть как раз то место, где «встали воды», когда сыны Израиля входили в свою землю. Но с дороги ничего толком нельзя было разглядеть.

  

                        Тремпиада на перекрестке Адам

Попутчица, девочка лет шестнадцати — миниатюрная сефардка, скорее всего йеменка[2], большеротая и большеглазая, с круглым  кукольным личиком — с любопытством поглядывала на меня. Я на нее старался не смотреть и все же не мог не заметить, какое живописное рванье болталось на ее худеньком тельце: джинсы и майка были определенно с помойки, но особенно меня поразили cандали, они буквально таяли на глазах и держались на ноге исключительно благодаря чуду. «Ну и дрань, –   подумал я. – Вот к чему приводит светское воспитание... Уже до сефардов это дошло…» Я вытащил книгу псалмов и стал читать, предоставив голосовать йеменке-хиппуше. Лучше молоденькой девушки с этим заданием все равно никто не справится.

Машин не было.

Прошло минут двадцать, я уже стал немного беспокоиться и иногда поглядывал на дорогу и на часы... Когда я оторвался от книги в очередной раз, прямо на меня смотрел молодой араб.

Я не понял, откуда и когда он появился... Вынырнул откуда-то сзади. Видимо, пришел из той деревни неподалеку.

Нет, я не испугался, но все же немного занервничал. После того как два года назад началась интифада,  то и дело какой-нибудь палестинский патриот бросался с ножом на еврея. Я быстро оценил внешний вид нового персонажа и слегка успокоился, серьезных опасений он не вызывал: без вещей, в облегающих джинсах и в выгоревшей до неопределенного цвета футболке.

Я продолжил чтение, изредка поглядывая на араба, который время от времени голосовал проезжавшим палестинским машинам.

Минут через десять со стороны перекрестка подошел долговязый и лохматый светловолосый парень. Несмотря на потрепанный вид, он вызывал полное доверие: глаза у него были какие-то хорошие —     живые, внимательные, трогательные очки с толстыми линзами в крупной роговой оправе сидели на носу кривовато. Точно такие же много лет назад носил мой отец. Парень сбросил со спины внушительного размера рюкзак и молча на него уселся.

Уже через несколько минут он задремал и — внезапно свалился с  рюкзака. Отряхнувшись и оглядевшись, парень направился прямо ко мне.

– Слиха, ата йодеа… – начал он с чудовищным русским акцентом и запнулся, не зная, что говорить дальше.

– Вы можете говорить по-русски, – успокоил его я.

Парень заметно оживился.

– Я хотел спросить, далеко ли отсюда до «горы Искушения»?

– Не слышал о такой горе.

– Это гора, на которой сорок дней постился Иисус Христос  и где ему являлся дьявол.

«Да он не еврей», – подумал я, пристально оглядев собеседника.

– Я русский, – сказал парень, заметив мой оценивающий взгляд. – Христианин. Евангельский. Как турист сюда приехал. Меня Андрей зовут.

– Ури, – представился я.

«Турист? Из России? Странно: только приоткрылся „железный занавес“ — и вот человек первым делом направился не в Париж, не в Нью-Йорк, а в Иерусалим! Бывают же такие», – подумал я и снова углубился в чтение.

Мы располагались на тремпиаде в следующем – шахматном – порядке: слева от меня, выступив к самой дороге, стоял араб, за ним, прислонясь к металлическому ограждению, располагался я, чуть правее от  меня, ближе к дороге, расхаживал Андрей, и опять же у самого ограждения (от которого она периодически отбегала, чтобы помахать проезжавшим машинам) грустила беспризорная йеменка.

Я читал 76-й псалом: «Охватила одурь храбрых сердцем, заснули сном своим, и не нашли рук своих все воины. От окрика Твоего, Бог Йакова, заснули и колесницы,  и конь..»

На словах: «колесницы и конь» я явственно услышал шум. Шум все нарастал. Я поднял глаза и увидел, как во сне, мчащуюся красную машину: я видел, как она съезжает на обочину и, не снижая скорость, несется прямо на нас.

И это был не сон.

Я не успел сообразить, что происходит, как машина, скользнув в метре от меня, сбила Андрея — я услышал глухой и мощный удар — и, отбросив его метра на два, пронеслась дальше, выруливая на шоссе.

-     Он же нарочно! – вырвалось у меня. А в следующий миг, сообразив, что на отъезжающей машине были синиепалестинские номера, я закричал:  – Это теракт!

– Это теракт! – бессмысленно кричал я вслед стремительно удаляющейся машине. Наконец я очнулся и побежал к Андрею, над которым уже склонились йеменка и араб. Тот лежал на земле без сознания: правый бок в крови, ноги как-то нелепо разбросаны.

– Ты живой? Слышишь меня? – пыталась докричаться до него  йеменка, смачивая лицо Андрея водой из своей бутылки и дрожащими руками ища пульс, — и до меня вдруг дошло, что она говорит по-русски.

Я опешил от неожиданности, но было не до выяснений – Андрей не приходил в себя.

***

Я бросился на дорогу, пытаясь остановить машину. Через три минуты затормозила старая «субару», переполненная пассажирами. Водитель ничем помочь не мог, но пообещал, что вызовет скорую и полицию, как только доберется до ближайшего телефона.

Действительно, уже через 10 минут темно-синий полицейский джип был на месте. Один офицер быстро осмотрел Андрея — он был жив, но все еще не приходил в себя — и изучал теперь место наезда; второй задал мне пару вопросов и сообщил по рации:

– Наезд. «Мерседес» красного цвета... Движение в сторону Иерихона.

– Это теракт. Нет никакого сомнения, – сказал я.

– Не волнуйся, мы все проверим, – полицейский похлопал меня по плечу и направился к арабу. Я совершенно уже забыл про него и теперь только заметил, что араб вел себя как-то странно. Он был явно растерян, все время как-то ерзал, зачем-то отряхивался, вытаскивал и убирал бумажник. Теперь я внимательно следил за ним: полицейский изучал его документы — обложка удостоверения личности была оранжевой – араб не был гражданином Израиля.

Еще через пару минут послышалась сирена скорой помощи. Медики уложили Андрея на носилки и внесли в салон скорой.

– Как он? – спросил я у медбрата.

– Серьезных травм не вижу, но плохо, что он до сих пор без сознания. После обследования все будет ясно.

Мы с русской йеменкой тоже залезли в скорую, чтобы не оставлять Андрея, но полицейские пересадили нас к себе:

– Поедете с нами, мы должны снять показания.

Андрея увезли, и я понятия не имел, чем закончится для него эта история. Но все были возбуждены и не могли сосредоточиться на чем-то одном. Меня в тот момент больше всего волновал сидевший напротив мой попутчик — араб.

Минут через двадцать мы оказались в полицейском участке в Эфраиме.

Араба пригласили в один из кабинетов на первом этаже, и он исчез из моего поля зрения, а нас с девушкой, которую, как выяснилось, звали Сарит, отправили на второй этаж и развели по разным комнатам. Я честно признался, что видел немного, так как читал псалмы.

– Куда направили пострадавшего? – спросил я, подписав протокол.

Полицейский куда-то позвонил и ответил:

– Он в иерусалимской больнице «Хар-Хацофим». Если хотите, джип вернет вас на шоссе.

Мы, конечно, хотели, и джип, спустив нас в Иорданскую долину, высадил на перекрестке Пецаэль. Тут обнаружилось, что авария, ожидания и дознания заняли массу времени — было уже полчетвертого. Я немного забеспокоился: до начала Нового года оставалось меньше трех часов.

– Зря мы не попросили добросить нас до автобусной остановки, – сказал я Сарит. – С тремпами всегда рискуешь… Тебе куда вообще?

– В Иерусалим. А тебе?

– Вообще-то я из Маале-Адумим, но еду в Иерусалим, в йешиву. Я Новый год всегда в йешиве встречаю.

– А родители как к этому относятся?

Я пожал плечами. Что она, за школьника меня принимает?! Родители!..

Но если честно, родители относились к этому без восторга. И даже сильно обижались, что на некоторые праздники и субботы я был не с ними. Это было постоянным предметом наших споров и причиной взаимных обид.

Мои занятия в йешиве, которые начались, когда я и правда был школьником, стоили им немалых нервов. В те редкие субботы, когда я наконец являлся домой,  я начинал с того, что отчитывал родителей за радио, которое они включают, а потом переходил к совершенно лишним спорам на тему «иудаизму все это было известно три тысячи лет назад».