Вадим Сухачевский - Загадка Отца Сонье

• Название: Загадка Отца Сонье
• Автор: Вадим Сухачевский
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Мистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-8189-0276-5

Роман основан на реальных событиях, которые лет сто назад взбудоражили многих. Рядовой сельский священник из Южной Франции вдруг обнаружил некие древние свитки и попал в центр сверхзагадочных событий. Сильно изменилась вся его судьба. И умер он так же необычно, как жил. Другой герой романа, пройдя сквозь череду страшных испытаний, в конце концов сумеет разгадать тайну сельского кюре.

---

Бумажное эхо

(из документов, доставших меня спустя много лет, воистину неисповедимыми путями)

Из отчета жандарма деревни Ренн-лё-Шато капрала *** шефу жандармов Каркассона

капитану *** 

…также сообщить Вам о потраве угодий крестьянина Реми свиньей, принадлежащей крестьянину Валансье, вследствие чего между названными крестьянами произошла драка с нанесением увечья (перелом носа) крестьянину Валансье, который, в свою очередь, выкрикивал непотребное, призывая вернуть Францию ко временам Коммуны…

…Также, по сведениям, получившим широкое хождение во вверенной под мой надзор Ренн-лё-Шато, здешний кюре Беренжер Сонье, прихватив с собою мальчика Дидье Риве… 

(Ах, про ослика, про ослика вы еще забыли, господин капрал! Не полон Ваш отчет без ослика-то!)

…и орудия для раскопок, вечером *** числа отправился в храм Марии Магдалины, что на холме, и, как мне стало известно из тех же слухов, раскопал там немалый клад…

…сообщаю, что оба крестьянина, участвовавшие в бесчинстве, взяты мною под арест.

Что касается упомянутого отца Сонье, не отдавшего, согласно закону, должную долю Французской республике, то никаких мер по отношению к нему я покуда не принимал, ибо к лицам духовным едва ли применимы меры, которые обычно…

…ввиду чего жду Ваших дальнейших указаний.

…Прошу также рассмотреть мою повторную просьбу о переводе меня для продолжения службы в Каркассон.

* * *

В Ренн-лё-Шато, капралу *** 

…крестьянина Реми подержать взаперти два дня и отпустить; крестьянина же Валансье за недопустимые высказывания направить в Каркассон в ручных кандалах…

…касательно кюре Сонье имел вчера беседу с епископом. Его совет: преподобного покамест не трогать и слухи о его находке, бродящие по деревне, насколько это возможно, пригасить…

…также напомнить Вам, что о переводе Вас в Каркассон пока не может быть и речи ввиду отсутствия у меня в отделении вакантных мест…

Капитан жандармов *** * * *

В Париж,

его преосвященству кардиналу де *** 

…что находка названного кюре Беренжера Сонье представляет собой собрание древних свитков, относящихся к эпохе богопроклятых тамплиеров, а также, быть может, к более древней эпохе Меровингов, с содержанием коих свитков отец Сонье пока не знакомил никого из иерархов Церкви…

…если Ваше Преосвященство разделяет мои опасения, касающиеся этих свитков, кои вполне могут содержать в себе сведения, противные принятой Церковью точке зрения…

…со своей стороны, готов в любую минуту призвать к себе отца Беренжера Сонье для ответа и ознакомиться с содержанием его свитков, чего, впрочем, пока не осмеливаюсь сделать, мой покровитель, без Вашей высокий санкции.

…с чем и остаюсь…

Епископ Каркассонский де *** * * *

Каркассон, епископу де ***

…с радостью сообщить Вам, сын мой, что мои хлопоты увенчались успехом, и Вы в ближайшие дни переводитесь из своей каркассонской дыры в Марсель…

…Что касается этого кюре, отца Беренжера, то мой Вам совет – не предпринимайте на сей счет никаких действий и отпустите его с миром в Париж, куда он, не сомневаюсь, уже навострился, и посоветуйте там со временем непременно посетить меня.

В этой связи добавлю, что существуют вещи, коих не стоит касаться даже иерархам Вашего сана, во избежание греха. Вспомните о печальной судьбе епископа де ***, также однажды прикоснувшегося к чему-то подобному, и, главное, вспомните, чем это закончилось для него.

Следующих Ваших писем жду уже из Марселя.

Мои поздравления!

Ваш кардинал де ***

II Париж

6

Что есть время? Что мы знаем о нем? И кто мы сами, в нем плывущие, как, не видя самого потока, плывут осенние листья по реке?

Скользя по времени, не ведая своей судьбы, все мы – рабы каждого мгновения, в коем сейчас живы, и каждое из них исполнено для нас не большего смысла, нежели одна дождинка, хлестнувшая по лицу. После, в памяти своей соединив дождинки воедино, быть может, скажем: был дождь. И точно так же, озирая некогда прожитые нами мгновения, быть может, скажем: вела судьба. Однако это – потум, потум! По нашему тщеславию нам тогда, возможно, покажется, что мы что-то видим.

Самонадеянные слепцы! Мы и видимого, того, что у нас под самым носом, не видим подчас!

Вот, например, Париж… Чем он был для меня, Париж, в первые дни по приезде туда?

n

Комната близ Монмартра. Еще несколько слов о новых сапогах господина кюре

Чем же он был для меня, Париж?

Спросите о том же у муравья, ползущего по парижской улице – и не многим вразумительнее будет ответ.

Знаете притчу о трех слепцах, пожелавших наощупь узнать, что такое слон?

"Это – толстая колонна", — сказал тот, что ощупывал слоновью ногу.

"Да нет, это такая шершавая труба", — возразил державшийся за хобот.

Ну а третий (он взялся за кончик хвоста) молвил: "Не говорите вздор! Ибо ясно, что слон – это всего лишь маленькая, мягкая кисточка!"

Подобным слепцом был и ваш покорный слуга, попавший в Париж двенадцатилетним сельским мальчуганом.

Мы с отцом Беренжером сняли мебелированную комнату за (Бог ты мой!) целых три франка в неделю на четвертом этаже самого обшарпанного из домов, что стояли в нескольких кварталах от Монмартра. Так вот, Париж в те первые дни был для меня:

— грязной, мрачной лестницей, пахнущей бедностью и луковым супом;

— рыбной лавкой на углу с непостижимыми по меркам нашей Ренн-лё-Шато ценами;

— ажаном на другом углу, всегда взиравшим на меня с подозрением, как на какого-нибудь воришку;

— кучей оборвышей, моих ровесников, отвратительных созданий, обитателей соседних домов, которые, будучи грязнулями, непотребными сквернословами и всамделишными воришками, тем не менее, из-за моего лангедокского выговора, из-за сшитой моей матушкой куртейки довольно-таки деревенского вида, наконец, из-за тех самых сапог моего преподобного (о которых еще предстоит добавить) считали себя несравнимо выше меня. Они чувствовали себя настоящими, отважными парижскими говньюками, безраздельными хозяевами города, поэтому то и дело надо мной подтрунивали, а при случае, когда ажан смотрел в другую сторону, не упускали удовольствия отвесить мне тумака.

Ну, а теперь – о сапогах. Конечено же, весьма основательной частью моего Парижа были новые сапоги господина кюре.

Ох уж эти сапоги! Как я их чистил, как я над ними каждый день колдовал! В точности как наставляла матушка… Но, увы, они же и стали предметом едва ли не главного моего разочарования. Еще когда мы добирались с вокзала к этому дому близ Монмартра, я заметил, что прохожие больно уж насмешливо пялятся на чудо-сапоги отца Беренжера. Поогляделся вокруг – и вмиг понял: никто здесь, в Париже, не носит подобных сапог. Не знаю как господину кюре, а мне тут же стало ясно, что сапоги эти давным-давно вышли из моды. Ясное дело, Париж – это вам не Ренн-лё-Шато, время здесь не стоит на месте, и за двадцать лет, минувших с тех пор, как их сшил по тогдашней парижской моде наш сапожник Вато, тут, верно уж, кое-что переменилось. Так что мой господин кюре в щегольских этих сапогах выглядел, пожалуй, таким же деревенщиной, как я в своей куртейке матушкиной работы. С какой досадой я теперь смотрел на отца Беренжера, когда он выходил из дома этих начищенных мною же до блеска сапогах! Из предмета гордости они в один миг сделались предметом моего презрения. И чистил я их уже не с благоговением, а со стыдом, даже, пожалуй, с ненавистью. И, ей-Богу, жаль было тех тридцати франков, что он заплатил сапожнику Вато. В тех своих старых, изношенных опорках он здесь, наверняка, привлекал бы к себе меньше насмешливых взглядов, когда вышагивал по парижским улицам.

Но не таков был мой преподобный, чтобы обращать внимание на ротозействующих парижан. Совсем иные, неведомые мне заботы целиком захватили здесь его уже на другой день после нашего прибытия. Он теперь вставал до рассвета, в шесть часов утра, — мне же приходилось аж в пять вскакивать, чтобы согреть ему воду для мытья и бритья, — меня он тоже заставлял ежедневно обливаться водой, причем холодной, ибо на подогрев не хватало угля, — приготовить нехитрый завтрак (благо, сапоги эти чертовы я накануне вечером вычищал), — и уже в семь отправлялся из дому невесть куда, прихватив купленный здесь небольшой баул. А вечером, после сумерок, я с содроганием слышал за окном выкрики уличных оборвышей – что-нибудь вроде: "Кюре прёт!" – "Кюре в сапогах!" – "Господин кот в сапогах, започем такие сапожки-то покупали?!.." Это означало, что мне пора браться за приготовление ужина, состоящего из дешевого сыра и рогаликов с маком, — жарить рыбу и для себя, и для него отец Беренжер запрещал, страшась ее смрадного запаха, а ни на что другое отпускаемых им денег не хватало, — и вскоре доставать из моего ящика ваксу, щетки и бархотки для чистки этих черт-бы-их-побрал.