Чарльз А. Капхен - Закат Америки. Уже скоро

• Название: Закат Америки. Уже скоро
• Автор: Чарльз А. Капхен
• Издательство: АСТ, Люкс
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-024219-0, 5-9660-0142-1

История учит, что великие державы не вечны — рано или поздно любая из них, сколь бы ни была она могущественна, оказывается на грани коллапса и уступает свое место на «мировой шахматной доске» новым амбициозным игрокам. Так было и с первой «евроатлантической» империей — македонским царством Александра Великого, так было и с Римской империей, и с империей Британской, над которой «никогда не заходило солнце». Схожая участь, по мнению Чарльза Капхена, профессора Школы международных отношений при Джорджтаунском университете и директора Европейского отдела в Совете по международным отношениям, ожидает и нынешнего «мирового гегемона» — Соединенные Штаты Америки.

---

Когда цены на акции взлетели над номинальной стоимостью, а кредитование покупок акций превзо шло все разумные пределы, Федеральная резервная комиссия оправданно забеспокоилось. Даже перед летним скачком Комиссия предупреждала, что коммерческие банки не должны брать кредиты из федерального резерва, «чтобы осуществлять спекулятивные займы или обеспечивать гарантии этих займов».[113] Рынок временно приостановился на пике роста весной 1929 года. Впрочем, дальнейшее невмешательство Комиссии вкупе с брокерскими займами банков не позволили этой «созерцательной паузе» затянуться. Даже рыночные эксперты отказались от привычной осторожности в прогнозах. Ирвинг Фишер известный экономист из Йеля заявил осенью 1929 года, что «цены на акции достигли, скажем так, плато, которое тянется вдаль, насколько хватает глаз».[114] Гарвардское экономическое общество, клуб профессоров-экономистов из Гарварда, заверяло инвесторов, что «жестокая депрессия, как в 1920–1921 годах, сегодня находится за пределами возможного. Кризис ликвидности нам не угрожает».[115]

Спекулятивный «пузырь» лопнул в октябре. Потребовалось всего несколько дней, чтобы бесконечная уверенность сменилась неконтролируемой паникой. Рынок начал ослабевать в субботнюю торговую сессию, 19 октября, и в понедельник 21 октября. Понижение было результатом изъятия зарубежных денег, сужения рынка кредитов, первых требований о возврате брокерских займов и первых разговоров на Уолл-стрит о возможном резком падении цен на акции. Затем в течение недели рынок временно стабилизировался, отчасти вследствие скоординированных усилий главных нью-йоркских банков по закупке акций с целью восстановления доверия.

Неконтролируемая продажа началась снова утром в понедельник 28 октября. На сей раз банки решили не вмешиваться. На следующий день объемы продаж увеличились. Многие акции не находили покупателей даже при том, что их цена составляла менее одного доллара. Объемы и темпы продаж были столь высоки, что тикер перестал действовать почти мгновенно; инвесторы могли только догадываться, насколько упали их акции. Даже акции столпов экономики наподобие «Westinghouse» не устояли, закончив день с ценой в 126 долларов — после 286 долларов в сентябре. Акции «Goldman Sachs Trading Corporation», инвестиционного фонда наподобие современных взаимных фондов, достигли цены в 220 долларов за штуку перед обвалом; к окончанию торгов их цена составляла 35 долларов. Долги по займам, подогревавшим спекулятивным бумом, были предъявлены к погашению. Рынок развалился, как карточный домик.

Хотя в 1929 году сравнительно немногие американцы владели акциями (около полутора миллионов человек из 120 миллионов населения страны),[116] последствия падения рынка вскоре ощутила вся страна. Еще до «черных дней» октября, американская экономика страдала от излишков производственных мощностей и перепроизводства продукции; заработки и цены не соответствовали уровню предложения товаров. В такой обстановке дефляционное воздействие кризиса на Уолл-стрит быстро распространилось на реальную экономику. Условия кредитования в одночасье сделались чрезвычайно суровыми, что лишило кредиты доступности. Только в 1930 году разорились 1352 банка. Бизнес сокращал производство, расходы, резервы, увольнял миллионы рабочих. К 1932 году почти А населения не имела постоянных доходов.[117] Те счастливчики, у которых была работа, сталкивались с регулярным уменьшением заработной платы. Американская экономика постоянно сокращалась, валовой национальный продукт уменьшился на треть за период между 1929 и 1933 годами. Лишь к 1941 году валовой продукт достиг того же уровня, на котором находился в 1920-х годах.

Кризис на Уолл-стрит ускорил процесс падения Америки в Великую Депрессию. И Америка потянула за собой весь остальной мир. Кредитный рынок Европы устоял, однако банкам и инвесторам, пострадавшим от катастрофы в Нью-Йорке, требовалось срочно отыскать надежных заемщиков. Еще до падении рынка акций в Нью-Йорке, международная экономика пыталась справиться со снижением цен на сельскохозяйственную продукцию, с недостатком капитала в экономике развивающихся стран и с вялым ростом европейской экономики. Едва к этим факторам добавился американский кризис, как международная торговля вошла в пике, сократившись в период между 1929 и 1932 годами более чем на 60 %.[118] Мировая экономика устремилась «по спирали вниз».

Ситуация усугублялась ориентацией на собственные интересы, преобладавшей в национальных столицах. Вместо того чтобы прилагать совместные усилия по сдерживанию кризиса, отдельные страны попытались отгородиться от международного рынка, чем только ускорили нарастание общего кризиса. И первыми здесь оказались Соединенные Штаты. Конгресс в 1930 году одобрил тарифы Смута — Холи, что привело к потоку карательных тарифов в других странах. На протяжении 1930-х годов международная экономика разделилась на соперничающие торговые блоки, укрывшиеся за протекционистскими барьерами. Эти барьеры, возможно, принесли временную передышку политикам, «домашним» производителям и профсоюзам, но оказали разрушающее действие на международную экономику, вступившую в фазу распада.

В то время как Соединенные Штаты первыми отделились от мировой торговой системы, тем самым подорвав ее, Британия возглавила движение за развал денежной системы. Она отказалась от золотого стандарта в сентябре 1931 года, заверив, что вводит эту меру всего на несколько месяцев, — срок достаточно долгий, чтобы обеспечить умеренную девальвацию фунта для оживления торговли и стимулирования экономического роста. Однако фунт девальвировался в общей сложности на 30 %, что и разрушило мировую финансовую систему. Япония отказалась от золотого стандарта в том же году, и йена вскоре потеряла 40 % своей стоимости. Последовавшее удорожание доллара и неблагоприятное воздействие этого обстоятельства на американский платежный баланс помогли убедить Вашингтон последовать примеру Великобритании и Японии; Соединенные Штаты отказались от золота в 1933 году. Когда три главных мировых державы объявили об отказе от золотого стандарта, международная экономика осталась практически без управления. Была созвана Всемирная экономическая конференция, чтобы определить контуры новой денежной системы и разработать новый обменный курс, но Соединенные Штаты отказались войти в договор, поскольку преследовали исключительно собственные интересы, в ущерб стабильности мировой экономики.

Девиз «каждый сам за себя», характерный для международной экономики тех лет, очень скоро был подхвачен политической системой. В столь ответственный момент «близорукие» национальные приоритеты возобладали над долгосрочным сотрудниче ством не только в экономике, но и в сфере безопасности. Как заметил один историк того периода, протекционистские тарифы были «экономическим двойником политического изоляционизма».[119] Сосредоточенность сугубо на собственных интересах оказалась тем более опасной, что привела к поистине ужасным последствиям в ряде стран — прежде всего в Германии и Японии.

Экономика Германии находилась до кризиса 1929 года в крайне стесненном положении. Разрушения, причиненные Первой мировой войной, и репарации, наложенные на побежденную Германию Версальской мирной конференцией, затрудняли столь желанное скорое восстановление и делали его практически невозможным. Бурно росла в начале 1920-х годов инфляция. В период между январем и ноябрем 1923 года, например, отношение марки к доллару выросло приблизительно с 18 000 до более чем 4 триллионов. Банковские клерки заявляли, что платежи производятся взвешиванием кучи банкнот, а не их пересчетом. Адольф Гитлер, в то время практически неизвестный политик-националист, пророчески комментировал тяжелое положение средней лавочницы: «Ее бизнес погиб, ее образ жизни абсолютно разрушен. Она может стать нищенкой. Отчаяние охватило весь народ. Мы стоим перед лицом революции».[120]

Нездоровая экономика сделала Германию особенно уязвимой к кризисам на Уолл-стрит и к последующему устранению США из мирового товарооборота. Начала расти безработица, ресурсы государственного страхового фонда занятости были быстро исчерпаны. Нарастающий кризис вынудил канцлера Генриха Брюнинга назначить выборы на сентябрь 1930 года. Поддержка национал-социалистической партии росла вместе с безработицей. Наци, которые до этого имели только 12 мест в рейхстаге, после выборов получили 107 мест. Брюнинг под давлением набравших силу нацистов проводил националистический курс, что вело к дальнейшему увеличению безработицы и заставляло иностранцев изымать свои инвестиции из германской экономики. Когда началось массовое разорение германских банков, международное сообщество решило предоставить Германии коллективный заем, чтобы стабилизировать германскую экономику. Но этот план вызвал протест со стороны Америки и Великобритании. Президенту Герберту Гуверу было некогда интересоваться экономикой Германии в момент, когда бюджетный дефицит Соединенных Штатов быстро увеличивался.