Виктор Кочетков - Мы из ЧК

• Название: Мы из ЧК
• Автор: Виктор Кочетков
• Издательство: Куйбышевское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

---

— Полюбовно, так сказать, договоритесь…

Мы остались на улице, издали наблюдаем. Прошло, наверно, с полчаса, и дверь флигеля распахнулась. Наш посол спиной открыл ее, кубарем скатился по ступенькам.

— Пьяный… дерется. — Сынок чиновника вытирал кровь под носом.

Бочаров побледнел и рванул дверь. Мы — за ним. Жандарма застали в дальней комнате. Он угарно метался из угла в угол.

— Раз-зоряют! Я свободный гражданин!

Меня взяла злость: сам небось издевался над людьми!

— Цыть, гадина!

— Комсомол бить? — с яростью крикнул Бочаров. — Громов, веди гражданина Прохорова! Сдай в ревком!

Возбужденные ввалились мы в ревком. Павел с порога крикнул:

— Принимай контру, председатель!

Нифонтов нахмурился, оглядывая нас. Приподняв одну бровь, строго спросил:

— В чем дело?

Бочаров, вытолкнув бывшего жандарма на середину комнаты, распаленно заговорил:

— Бьет комсомол! Старый режим наводит!

— Вы с ним где встретились?

Мы наперебой загалдели. Нифонтов выслушал, набивая трубку табаком из кисета. Закурил. И снова подняв лохматую бровь, сказал:

— Идите домой, гражданин Прохоров.

Комсомольцы были изумлены до крайности. А Нифонтов, выпроводив бывшего жандарма, принялся нас распекать:

— Кто позволил вам позорить революцию? Советская власть — не беззаконие! Вы, как грабители, вломились в частный дом! Мальчишки самонадеянные! Стыдно, Павел! Отнесите скатерть да извинитесь.

Павел, видно, и сам чувствовал: перехлестнули! Покраснев до ушей, он насупленно оправдывался:

— Маленько нехорошо… Пойми, Нифонтов, знамя… Ребятам из депо отдал. Скости вину… А больше — вот руку секи! Слово пролетария!

Председатель ревкома перебил его:

— Сходи, Павел, сам к Прохорову. Попроси прощенья.

— Объяснюсь, — угрюмо буркнул Бочаров.

— А знамя… делайте, — добавил Нифонтов.

Павел расцвел и уже с задором выпалил:

— Объяснюсь.

Какая встреча у них вышла, мы так и не узнали. Но бывший жандарм, завидя издали кого-либо из наших комсомольцев, раскланивался.

Токарь Костя Ковалев красиво написал на красном плюше: «Железнодорожная ячейка РКСМ». А на оборотной стороне: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Со знаменем пошли мы от депо к своему клубу через пути.

Павел поднял над головой наше знамя. Тяжелая алая материя развернулась на свежем ветре. Мы невольно подобрали ногу. В груди у меня стало тесно и тепло от какого-то нового волнующего чувства. Мы — организация. Мы — бойцы Революции!

Наша квартира была над клубом, я принес из дому большой пузатый самовар. Вечерами мы «жарили» воду и пили чай. Граммофон наяривал романсы…

Летним поздним вечером нас собрали срочно в клуб. Там были Нифонтов и учитель железнодорожной школы, старый большевик с черной бородкой. Первым заговорил Денис Петрович.

— Враг поднял голову, товарищи. В Рыбинске и Ярославле идут бои с эсерами. Банды генералов Мамонтова и Шкуро продвигаются к границам нашей губернии. Революция в опасности!

— Считать себя мобилизованными! — отрубил Пашка.

Нифонтов остановил его мягко:

— Не торопитесь. С врагами не в игру играть. И убить могут и поранить. Подумайте, товарищи!

Расходились по домам молча. А назавтра не пришел получать винтовку сын начальника участка пути. Пашка отплевывался и ругался. Нифонтов успокоил его:

— Не жалей! Голубая кровь…

— Что за кровь такая, Денис Петрович? — спросил я.

— Не рабочая то есть, буржуйская.

Вооруженная комсомольская ячейка проходила строевую подготовку в Козьем саду. Стрелять учил нас Нифонтов. Комсомольские наряды ЧОНа — частей особого назначения — охраняли помещение партийной ячейки большевиков, денежные кассы станции, патрулировали пути и грузовые площадки. Случались перестрелки: враги нападали на караульных. К счастью, наши комсомольцы возвращались с дежурства невредимыми.

Подошла и моя очередь дежурить у денежной кассы. Я заперся и заложил окна изнутри ставнями. Обошел комнаты, с силой потянул запоры: все надежно! С легкой усмешкой вспомнил, как моя мать не отпускала на дежурство.

— Если уж так надо, иди с отцом! — говорила она сердито.

— Да он, мать, взрослый, — шестнадцать полных!

— Доведете меня до могилы, окаянные!

Мама не умела жить для себя. Только с годами начинаешь понимать мамин подвиг и материнские жертвы. Бесконечные переезды вслед за отцом, с детьми, со скарбом, вечные заботы о куске хлеба… Много волнений приносили и мы, дети — юность ведь эгоистична и самоуверенна…

На дежурстве сначала все было спокойно. Меня обуяла гордость: доверена охрана! И чего боялась мама?.. Винтовка со штыком, в магазинной коробке пять боевых патронов. И дверь на крепком замке. И ставни заболчены изнутри…

К полуночи я почему-то все чаще поглядывал на дверь и прислушивался. Голова клонилась к столу, и веки слипались. Ночные шелесты и шорохи сливались в однотонный шепоток…

Руки разжались, и винтовка с грохотом упала. Я ошалело схватился за штык и замер. Тихо. В отдалении гукала маневровая «овечка».

«Разберу-ка винтовку, а потом соберу», — решил я, чтобы не уснуть. Обошел комнаты, заглянул в печку. Потрогал болты на ставнях. И сел за стол.

— Курок, боевая пружина, планка, личинка, выбрасыватель, — вслух рассуждал я, перебирая части затвора.

И вдруг сильно рванули дверь снаружи. Зазвякал крючок в петле. Вот-вот сорвется. Кто-то ломился в кассу!

Торопливо сдвинул части в кучу, стараясь быстрее собрать затвор — куда там!

В дверь барабанили, рвали с силой болты ставень, И мне стало страшно. Добежал до выключателя и погасил свет. В полной темноте стучу прикладом и что есть мочи кричу:

— Стрелять буду! — А сам дрожу, губы пересохли.

Шаги под окнами затихли.

Сквозь щели в ставнях просачивался жидкий свет уличного фонаря. На цыпочках я обошел комнаты: болты целы, замок на месте, крючок в петле… Но дрожь не могу унять. И так до самого утра.

С повинной головой пришел к Нифонтову:

— Не комсомолец я… Очень боязливый… И затвор быстро собрать не научился…

Выслушав мое путаное объяснение, Денис Петрович сердито отчитал:

— Плохо, комса! Ни к черту не годно! Садись, Громов, да три часа к ряду собирай и разбирай затвор! А насчет комсомола — товарищам расскажи.

Совсем расстроенным вернулся домой. Спать расхотелось. Забрался на чердак и рассказал воркующим голубям свои злоключения. Они доверчиво смотрели на меня желтыми круглыми глазами. Садились на плечи, клевали зерно на моих ладонях. К обеду спустился вниз. Навстречу Пашка с ребятами.

— Ну, как отдежурил? — спросил Бочаров.

Что ответить другу?.. Сказать правду — засмеют. Умолчать — дружба не позволяет. А Павел, видя мое замешательство, насторожился:

— Случилось что?

Кто-то не удержался и прыснул. Я сразу не понял, в чем дело. Но, увидя лукавые глаза Бочарова, догадался, кто стучал и гремел ночью.

— Страшно было? — спросил Пашка, смеясь и обнимая меня за плечи.

— А то нет!

Вечером только и разговора было о том, как ребята проверяли мою бдительность и как я вел себя храбро.

Нифонтов пришел в наш клуб. На стол положил круглые черные пластинки.

— Важное дело, ребята. Тут записаны речи Ильича.

— Вот здорово! — загорелся Павел. — Раструб в пасть окна. И голос Ленина — на всю станцию!

— Тут и Демьяна Бедного песни. Специально для красноармейцев. Еще, ко́мса, сообразите насчет кипятка. Эшелоны идут часто, прислуга не поспевает.

А Павел уже поставил первую пластинку, и в комнате зазвучал ленинский говорок:

— Товарищи — красноармейцы! Капиталисты Англии, Америки, Франции ведут войну против России. Они мстят Советской рабочей и крестьянской Республике…

Мы до глубокой ночи слушали пламенные слова Владимира Ильича. И с тех пор, как только на станции останавливался красноармейский поезд, комсомольцы включали граммофон. И над путями гремели зажигательные речи Ленина:

— Товарищи — красноармейцы! Стойте крепко, стойко, дружно! Смело вперед против врага! За нами будет победа. Власть помещиков и капиталистов, сломленная в России, будет побеждена во всем мире!

Пока фронтовики слушали Владимира Ильича, наши ребята в ведрах разносили по вагонам кипяток.

Заключали наши агитационные передачи песни на слова Демьяна Бедного.

Однажды вызвал меня Денис Петрович, посадил рядом и по-отцовски взъерошил мой чуб:

— Явишься к Феде Орлову в губком комсомола. Рекомендуем тебя, Громов, в Дашковские казармы. Организуй там молодежь, крепи комсомол! Жаль отпускать такого боевого парня, а надо. Ну что ж, держи марку железнодорожника!

Дашково урочище — это за Ямской слободой. Там жили рабочие кирпичного завода. Ребята и девчата избрали меня секретарем комсомольской ячейки. Приходилось утрами топать через весь город. Доводилось ночевать в комнате ячейки: тревоги следовали за тревогами — в губернии подымались кулацкие банды. На юге зверствовали атаман Краснов и генерал Мамонтов. Белочехи захватили железную дорогу от Самары до Байкала. На Волге объявилась власть меньшевиков и эсеров. В Оренбурге — палач Дутов. В Омске — Сибирская Директория. Советскую Республику схватили за горло враги.