Поль Виллемс - Дворец пустоты [повесть и рассказы]

• Название: Дворец пустоты [повесть и рассказы]
• Автор: Поль Виллемс
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7516-0797-5

Поль Виллемс (1912–1997) — признанный классик бельгийской франкоязычной литературы, прозаик, поэт, драматург. Писатель, родившийся накануне Первой мировой войны и ушедший из жизни в канун нового тысячелетия, прожил большую и богатую событиями жизнь, в его творчестве отразились многие ключевые события XX века. В книгу вошли повесть-сказка «Между небом и водой» и рассказы из сборника «Храм тумана».

Проза Виллемса напоминает поверхность зеркала: там идет непрестанная скрытая борьба реального и кажущегося.

«Лектюр»

---

Лиу по-прежнему улыбался и продолжал:

— Теперь, когда я ухожу, ты не можешь ее не принять. Пусть она будет тебе подругой, брат мой. Сегодня ночью я говорил с ней об этом. Я взял с нее клятву, что, если я умру, она придет к тебе. А ты, брат, люби ее, потому что такова моя последняя воля.

Борясь со стихией, Герк пытался вытащить ноги из песка.

— Успокойся, Герк, — говорил Лиу. — Судьбу теперь не изменить. Знаешь, я выбрал Альтену своей смертной восприемницей. Так что я буду жить в ваших воспоминаниях. Это же здорово!

Вода стиснула ему горло.

— Улыбнись же, Герк! Улыбнись мне на прощание. И ничего не бойся. Я ведь не боюсь… Это так легко.

* * *

В Аквелоне на дамбе весь день толпился народ. И, как всегда, в ожидании важных новостей люди развлекали себя всякими пустяками. Считали садившихся на воду чаек или тех, что пролетали мимо. Нежились на солнышке. Глазели на плывущие по воде венки и гадали, на какой пляж их вынесет прибоем. К полудню, однако, ожидавшие начали терять терпение. Дальше ждать было невмоготу.

Тут внезапно разразилась буря, и это принесло некоторое облегчение. Под порывами ветра и дождя тысячи голосов затянули Распев Достойных. Женщины ложились на дамбу, подставляя лицо дождевым струям. Мужчины выкрикивали высокопарные фразы и указывали на никому не видимые предметы в небе. Иные бросались в объятия незнакомцев и рыдали от радости. Какой-то юноша объявил, что найдены ключи от горизонта. А высокий старец с насквозь промокшей бородой прощался со своими друзьями. Он уверял, что вот-вот улетит в небо и что уже видит мир как на ладони. Он приглашал всех последовать за ним, потому что он нашел врата небесные.

К вечеру буря внезапно стихла. Все сразу примолкли. А потом повернулись к реке. Воцарилась необычайная тишина. Никто не смел шевельнуться. Только ласковый ветерок, обычно сменяющий непогоду, нашептывал что-то женщинам на ушко. Но те не понимали его слов, потому что легкие, разлетающиеся волосы на висках не давали им расслышать, что говорит ветер.

И вот с излучины реки донесся мужской голос: он тянул Распев Достойных. Вскоре появился сам Герк. Он медленно работал веслами. Толпа приветствовала его воплями.

— Герк! Смотри! Вон на небе твоя звезда! Она зеленая, Герк! Погляди!

Герк причалил, и ликование сменилось изумлением.

На дне лодки все увидели тело Лиу. Нагое и бескровное. Оно было как упрек. Губы и веки плотно сомкнуты. Ни царапины на коже, ни следа от ударов. Значит, никакой битвы не было.

Что же произошло? А главное, что теперь делать?

* * *

— Говори, — приказал Император Герку.

— Лиу предпочел умереть, не сражаясь.

— Зачем? — спросил Император. — Зачем ты привез его сюда? Почему не бросил тело в воды Устья? Ты обязан был это сделать. А теперь он снова среди нас — ни живой, ни мертвый. Свидетель чего-то, о чем мы не хотим знать. Что нам с ним делать?

Герк задумался. Он посмотрел на окружившую его толпу. Та выжидающе молчала.

Так порой судьба целого народа оказывается поставленной на карту. Страшный момент, когда вдруг понимаешь, что дорога ведет в пропасть и назад пути нет. Поединок Достойных, которого все с таким восторгом ждали, обернулся бесславием.

Соотечественники с недоумением взирали на Герка: неслыханно! Он нарушил традицию! Движимый состраданием, он должен был подхватить тело брата и бросить его в реку, чтобы волны понесли его туда, куда уносили маленьких утопленниц. И уже на следующую ночь стражи принялись бы воспевать его подвиг.

Герк почувствовал, что, если он немедленно что-нибудь не сделает, толпа обернется против него или, хуже того, против Императора и, дав волю инстинкту разрушения, ринется в город, чтобы разгромить его. Тогда он вытащил лодку на берег, поднял мертвое тело на руки и пошел с ним прочь, тяжело ступая. Никто не шелохнулся. Одна только Альтена, с ледяным надменным лицом, последовала за ним. Шли они долго и наконец добрались до тростниковой хижины.

Герк положил тело брата на выстланное мхом ложе. Альтена подошла и встала рядом. Так стояли они, неподвижные, растерянные, безмолвные. И все же Альтена постаралась, чтобы между ней и Герком осталось холодное пространство. От быстрой ходьбы и тяжелой ноши Герк весь покрылся потом. Его горячий терпкий запах вызвал у Альтены отвращение, и в душе ее шевельнулась ненависть.

* * *

Прошло несколько часов, а они всё стояли не двигаясь, в забытьи.

Герк безотрывно смотрел в лицо Лиу. Он смутно надеялся, а вдруг это все же сон. Ну конечно, никаких сомнений: сейчас Лиу раскроет глаза и узнает брата.

Надежда медленно умирала, вместо нее рождалась боль. Она была еще далекой и неопределенной, но уже неотвратимой.

Сколько времени прошло, прежде чем Герк осознал, что лицо брата начало искажаться? Оно действительно начало искажаться. Медленно, так что невозможно было определить, что именно в нем изменилось. Улыбка! Стала другой улыбка. Губы Лиу были приоткрыты — совсем чуть-чуть. Теперь они раздвинулись, и рот стал похож на рваную рану, за которой открывалась сухая, бездыханная плоть. Вот-вот станут видны навеки стиснутые зубы, а вокруг них — уже тронутые разложением десны.

Альтена за все это время ни разу не шевельнулась. Но вот она подняла голову и, с безошибочным чутьем, которым наделены одни только женщины, сделала нужный жест: накрыла тело умершего. До нее никто в Аквелоне не совершал таких ритуальных действий, действий жрицы, никто не пытался скрыть от взора живых таинственные метаморфозы смерти.

Она обернулась к Герку и проговорила с презрением:

— Что ты теперь намереваешься делать?

— Лиу просил меня исполнить его последнюю волю. Он выбрал тебя своей смертной восприемницей. И еще он хочет, чтобы мы с тобой были вместе.

— Но что ты сам собираешься делать?

— Отправлюсь в Рим. Останусь там на семь лет. А ты будешь меня ждать.

— Но что ты все же сделаешь?

Герк медлил с ответом, и она сказала за него:

— Ты похоронишь Лиу. Здесь, в хижине. Там, где постель. Там, где мы с ним были счастливы.

Она повернулась, собираясь уйти, потом вспомнила что-то, посмотрела с ненавистью на Герка и произнесла:

— Ты убийца.

* * *

На следующее утро, еще до рассвета, Герк пришел к Императору. Он собирался проститься с ним и взять верительные грамоты.

На улицах было темно и пустынно. Впервые с незапамятных времен — с того года, когда вспыхнул Бунт Пятнадцати, — впервые ночные стражи молчали. Впервые не звучали в тишине дорогие сердцу распевы.

Никто в ту ночь не сомкнул глаз. Веки, эти мягкие шторы, дающие отдых глазам, оказались не нужны.

Ни один звук не нарушал безмолвия. Даже вода притихла, хотя ее плеск был неотделим от жизни Аквелона.

Герк брел по улицам. Шаги его не отзывались эхом. На него навалилась внезапная усталость. Он грузно опустился на Скамью Воспоминаний. Посмотрел на свои руки. Они показались ему тяжелыми и уродливыми. Они все еще хранили запах земли. Он вновь припомнил, что делал в последние несколько часов: выкопал могилу, положил в нее мертвое тело и засыпал землей. Земля с мягким стуком падала на лицо Лиу. Герк поднялся. От усталости закрыл глаза, качнулся — вот сейчас упадет. Дыхание его вдруг переросло в стон, затем в крик — будто горло ему изнутри пронзили бритвы.

Потом воцарилась долгая тишина. Герк медленно двинулся в путь. Он вышел из города и повернул на юг— туда, где находился Рим. Еще прежде чем он достиг вересковой пустоши, шаги его сделались тверже: впереди была цель.

IV

Аквелон пребывал в растерянности. Прежде между жизнью и смертью царило согласие. Если кто-то чувствовал, что пора уходить, он просто собирал чемодан. Складывал туда самые дорогие сердцу вещи: старый перочинный ножик, баночку айвового варенья, напоминающего детство и осень; воздушного змея, крылья чайки или даже мелочь — так, кому-нибудь «на чай». Один старик шутки ради дунул в свой чемодан и сострил: «Говорят, мертвым там не хватает воздуха». Случалось, чемодан закрывали почти пустым. Какой-то молодой человек, например собравшись в последний путь, заявил: «Я возьму с собой только песню, так что большой чемодан мне ни к чему. Да и песенка, честно говоря, недлинная».

Но что непременно брали с собой, так это воспоминания. И не только радостные, как ни странно. «Тень печали, — говорили уходящие, заставляет ярче сиять зажженную лампу».

Ждать прихода смерти было необязательно — не возбранялось двинуться ей навстречу. Ведь причин уйти всегда бывает столько же, сколько причин остаться. Ветер то и дело меняется, облака плывут то на запад, то на восток. Тени то укорачиваются, то удлиняются. Даже солнце, не ведающее грез и не умеющее рассказывать истории, встает каждое утро в разное время: первые шесть месяцев в году оно выглядывает из-за горизонта все раньше, а вторые шесть месяцев — все позже. Ничто не вечно. Уйдем мы или останемся — какая разница? И потом, вот еще что: однажды вдруг обнаруживаешь, что все на свете стало каким-то другим. Улица, на которой мы прожили тридцать лет, уже не та, что прежде. Дома перестали нас узнавать, их окна посылают нам незнакомые отражения. Или мы и впрямь перестали быть собой? Значит, пора уходить, коль скоро мир, в котором мы жили, нас покинул.