Дмитрий Минченок - Дунаевский — красный Моцарт

• Название: Дунаевский — красный Моцарт
• Автор: Дмитрий Минченок
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02931-3

Имя Исаака Дунаевского (1900—1955) золотыми буквами вписано в историю российской популярной музыки. Его песни и мелодии у одних рождают ностальгию по славному прошлому, у других — неприязнь к советской идеологии, которую с энтузиазмом воспевал композитор. Ясность в эти споры вносит книга известного журналиста и драматурга Дмитрия Минченка, написанная на основе архивных документов, воспоминаний и писем самого Дунаевского и его родных. Первый вариант биографии, вышедший в 1998 году, получил премию Фонда Ирины Архиповой как лучшая книга десятилетия о музыке и музыкантах. Новое издание дополнено материалами, обнаруженными в последние годы.

---

Смысл речей, сказанных каждому из них, был примерно одинаков:

— Ваша музыка (игра, песни, слова и т. д.) правильно отражают линию партии. Почему бы вам не расширить круг своей аудитории? У нас есть много мест, где недостаточно часто бывают артисты и музыканты. Ленинград (Киев, Минск, Воронеж) — большой город, в нём живут многие национальности, в том числе финны. Это будет правильно, по-партийному. Вы ведь до сих пор не вступили в партию. Западные газеты пишут, что в России очень плохо живётся беспартийным. Покажите всем, что это не так, товарищ Дунаевский. И расскажите западным поклонникам вашего таланта, что и финнам у нас живётся также хорошо.

Дунаевский спускался по лестницам Смольного: шаг вниз, пауза, два шага, остановка на ступеньке. Интересный ритм, получался какой-то марш. Дребезжал трамвай — синкопа. О чём-то разговаривали люди, разные голоса — разные партии. У одного альт, у другого — дискант. Каждому можно подобрать свой музыкальный инструмент.

Ещё одно обязательство, ещё одно поручение. На этот раз — депутатское. Дунаевский будет депутатом Верховного Совета. Для Театра миниатюр, которым он руководил, его взлёт мог быть полезен. Решили, что Дунаевский станет депутатом от Всеволожского избирательного участка, в который входили Парголовский, Всеволожский и Токсовский районы. Черкасова выдвигали по Куйбышевскому избирательному округу. Каждый из них был шахматной фигурой определённого веса. Правила игры они до конца не знали. Неопределённость пугала. Первым не выдержал Черкасов. В том же году, как только его сделали депутатом, он вступил в партию. Дунаевский этого делать не стал.

Всеволожское было закрытым районом. Военные части, расквартированные на северо-западе СССР, вблизи финской границы, создавали там атмосферу вечнозелёного лета. Граница с финнами. Край ойкумены, запретный и опасный. Все, кто жил "на изнанке" СССР, то есть с другой стороны границы, являлись врагами. Их учили бояться. Страх этот нелепым образом коснулся самого Дунаевского. В 1935 году им с женой предложили в качестве дачи бывшую усадьбу какого-то помещика, расположенную на бывшей территории Финляндского княжества. Огромный белый дом с колоннами, окружённый берёзами, напоминал замок с привидениями. Но жить там не стали вовсе не из-за этого. Напугали друзья. Зинаиде Сергеевне рассказали, что в местных лесах неспокойно — орудуют белофинны. Рассказывали о нескольких зарезанных семьях — слухи распускали самые ужасные. Да и Геничкины врачи советовали выбрать климат посуше.

Жданов требовал, чтобы жизнь финнов на советской территории казалась райской. Если рая не было в жизни, его можно было сочинить. Тут-то и понадобился талант Исаака Осиповича. В газете "Советское искусство" от 26 июня 1938 года появилось гениально сочинённое письмо старушки-финки Паппонен с русским именем-отчеством Мария Андреевна. Это был один из образцовых мифов сталинской эпохи, построенный по всем законам сказки. Конечно, старушка была не Баба-яга. А если и Баба-яга, то перевоспитавшаяся. На что указывало её положение: "… член колхоза им. Молотова Парголовского района".

Её газетная речь начиналась со сказочного заклятия:

"Люблю я (хотелось вписать — грешная) слушать песни Дунаевского. Особенно мне нравится "Песня о Сталине". Не так мы пели раньше".

Заклинание заканчивалось, и начинался сам сказочный сюжет:

"Я дочь бедняка. Нерадостная и трудная была моя жизнь. Подневольный труд для нас, бедняков, был не лучше каторги. И песни тогда мы пели скучные, протяжные, невесёлые. Это были жалобы измученных людей. И вот, только работая в колхозе, я зажила по-иному — радостно и счастливо".

"Наша жизнь теперь зажиточная, — писала старушка. — У нас есть патефон и много разных пластинок". Патефон — жемчужина быта, признак свалившегося на голову счастья. В данной истории он исполнял роль сладкоголосой райской птицы Феникс, бесконечно возрождающейся из пепла. В этой сказочной деревне люди беспрерывно пели и перевыполняли трудодни.

"Очень нравятся нам песни о "Каховке" и "Эх, хорошо в стране Советской жить". Дети наши дружно подхватывают песни, а с ними пою и я. Я всегда начинаю день с песней. После трудового дня иду домой с песней". Финская крестьянка предлагала любимому народом композитору стать депутатом, обещала отдать свой голос "непартийному большевику".

Так партия однозначно определила Исаака Осиповича. В больших кабинетах создавали свой миф о великом композиторе. Для Дунаевского это происходило "по щучьему веленью", но без его хотенья. Он с радостным изумлением замечал, как меняется его слава, как к парадному портрету прибавляются новые штрихи, которые наносили где-то высоко наверху в кремлёвских кабинетах.

"Дунаевский первый из композиторов почти целиком посвятил себя созданию массовых народных песен радости и счастья", — писали в его характеристиках. Опер от Дунаевского никто не ждал. Партия ждала песен. Дунаевский не мог не помнить об этом. Композитор Даниил Покрасс, все братья которого тоже были композиторами (правда, один в Америке), написал в газету рекомендацию "За Дунаевского". Идеологическая машина работала на всю катушку. Точно так же поступали и с добрым знакомым Николаем Черкасовым. Их официальная судьба в эти годы развивается как будто под копирку.

На окружном предвыборном совещании было решено просить Исаака Осиповича Дунаевского дать согласие баллотироваться кандидатом в депутаты. Всё было расписано как по нотам. Местом народного признания назначили совхоз "Бугры" Парголовского района Ленинградской области. Композитору раньше не приходилось бывать в этом районе. Ему сказали:

— Надо вам, Исаак Осипович, устроить встречу с колхозниками, чтобы народ снова послушал ваши песни. Уж очень фильм "Весёлые ребята" всем нравится.

— А как эти свиньи в тарелку лезут… — не удержалась партийная работница.

Дунаевскому пришла в голову одна чудесная мысль. Его отец и мать в Лохвице ходили по вечерам в Народный дом на симфонические концерты. Почему новое поколение жителей Советской страны не может ходить на такие же концерты? Потому что не знает дороги? Нет. Просто нет дворца для музыки, в котором звучали бы и его мелодии. Значит, его надо построить.

Исаак Осипович позвонил своему старому приятелю Ефрему Флаксу, певцу из филармонии, и предложил ему принять участие в шефском концерте. Ефрем Флакс должен был петь, Спивак — аккомпанировать. Шофёр композитора Серёжа заехал за Флаксом и Спиваком. Добираться до "Бугров" нужно было около часа, если с ветерком. Флакс с пианистом сели на заднее сиденье, Дунаевский — на переднее. Открыли окна. Утро было тёплое. Всю дорогу компания смеялась и шутила, как бы Флакс не перепутал куплеты и не начал петь "Каховку" со словами из "Волги-Волги". К посёлку подъехали к десяти часам. Предстояло выступать прямо под открытым небом.

На подъехавшую чёрную "эмку" смотрели с разинутыми ртами. Такие машины нечасто останавливались во Всеволожском. У райисполкома приехавших встретил председатель, сиявший, как медный грош. Добрые ангелы в кожаных портупеях обо всём предупредили заботливого председателя. Он знал, что делать. Крепко пожал руки важным гостям. Спросил, как доехали. Предложил поставить у машины сотрудницу своего аппарата, чтобы отгоняла мальчишек. Затем пригласил будущего депутата к себе в кабинет, предложил высоким гостям чайку. Дунаевский рассказал краткий план выступления. Председатель выслушал, согласно покивал, потом махнул рукой на окно, показывая на забитые крестьянами скамьи. Сказал: "Сидят уже".

Дунаевский подходил к импровизированной эстраде первым. На него все оглядывались. Вслед за Дунаевским шли Флакс и Спивак, покачивая головами вверх-вниз. Здоровались. Колхозники приветливо кивали всем, но не могли понять, кто из трёх главный герой. Дунаевский снял шляпу, застегнул пиджак и взлетел на эстраду. Крестьяне дружно заулыбались.

Композитор поблагодарил избирателей за высокое доверие, за то, что выбрали его кандидатом в депутаты. Сказал, что его любят за бодрость и оптимизм, но этот оптимизм он черпает у своих слушателей, то есть у них, у тех, кто сидит перед ним, пообещал и впредь ещё больше сочинять музыки для народа.

Исаак Осипович замолчал. Начиналось самое главное. Подошёл к пианино, взял пару аккордов. Пианино оказалось сносно настроенным.

— Что-нибудь споём? — спросил он у колхозников.

Послышались робкие названия его песен. Видно было, как аппаратчицы стреляли глазами по кричавшим, словно нажимали на кнопки. Вскоре народ оживился. В дело пошли незаготовленные названия. Называли все песни, какие в то время передавались по радио, не отдавая себе отчёта, принадлежала эта музыка Дунаевскому или нет.

— Этак нам и ночи не хватит, чтобы все ваши заявки выполнить, — весело оборвал разноголосицу Дунаевский и сел за пианино. Сыграл начальные аккорды. Взмахнул рукой, приглашая крестьян подпевать. Работницы исполкома опять застреляли глазами. На скамьях кто-то тихонько заскулил, видимо, подпевая. Дунаевский махнул рукой Флаксу. Певец поднялся на эстраду и запел: