Екатерина Завершнева - Высотка

• Название: Высотка
• Автор: Екатерина Завершнева
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9691-0786-1

«Высотка» — это настоящий студенческий универсум начала девяностых. В нем есть Москва и Ленгоры, знаменитое высотное здание МГУ, зачеты, экзамены, разговоры на подоконниках, дневники и письма, много музыки, солнца и путешествий налегке. Главные герои «Высотки» интересны и важны себе и друг другу, серьезны и уязвимы так, как бывает только в юности. И все же в романе Екатерины Завершневой главное остается между строк. Это не сюжет, не подробности и даже не характеры, но сам воздух того времени. И, наверное, свобода, о которой так много говорят герои романа, не замечая, что они бессовестно, бесповоротно счастливы, и что этого счастья теперь ничто не сможет отменить…

---

Но если все-таки это случится — а оно случится, других вариантов, по-видимому, не осталось — так вот, если он будет тебя обижать, передай ему, что мой призрак настигнет его и разорвет на атомы.

Твой Г. Г.

(горелая гренка)

P. S. Нет, я не делаю глупостей, я просто спалил свой завтрак, пока размышлял о том, стоит ли отправлять это письмо. Оно сумбурное и какое-то усталое, но пусть будет.

Совсем запамятовал — наши звали тебя на празднование экватора. Они тоже без тебя скучают. Приходи, не будь бякой. 15 февраля в Большой химической.

Ты дашь нам ключ?

Приближался так называемый женский день. У нас было принято его презирать, и мы презирали. Я заявила Баеву, что в эти игры не играю и пусть он не беспокоится. А если побеспокоится, я поссорюсь с ним на день или два, за это время умрут оба и какому-нибудь Шекспиру будет чем заняться. Но Баев неожиданно начал действовать.

Седьмого числа он явился на психфак, ул. Моховая, дом номер, строение такое-то, с двумя букетами в руках, и вручил их Татьяне с просьбой «поделить как-нибудь между собой». Они разговорились, а я стояла в сторонке и гадала, что мне достанется — гиацинты или тюльпаны (хотелось и то и другое). Танька сказала, что проведет выходные в новой компании, и я в очередной раз удивилась тому, что у нее есть кто-то, кроме нас. Баев выслушал ее и спросил: «Значит, восьмого тебя не будет?», она кивнула. «Тогда, может быть, ты дашь нам ключ?»

От такой наглости растерялась я, но не Танька. Она хмыкнула, достала ключи, отцепила нужный от кольца и сказала: «Талоны на диетическое питание в тумбочке. Только не рвите зубами, отрежьте аккуратно, ножницы в верхнем ящике». Потом они сообразили, что без ключа Танька в свою комнату не попадет и условились оставить его в норке. Увидите, там есть дырочка возле двери, такая неприметная.

Скрепив договор рукопожатием, Баев и Танька распрощались, как два деловых человека, удачно заключившие сделку.

(Меня даже не спросили, какие молодцы!)

Я заеду за тобой вечером, сиди дома и никуда не уходи, сказал Баев как бы невзначай и исчез. Заметил, значит, что я тоже присутствовала при разговоре.

Когда я вошла в комнату номер 1406, там уже дежурил Рощин, приехавший ночью из Бердичева. Как диплом? — спросила я. Отлично, ответил он, с теорией покончено. А ты хорошо выглядишь, только глаза красные, мало спишь? Это я плакала, говорю, от умиления, сегодня в универе черт-те что творится, психфак превратился в цветник. А я решил соригинальничать и пришел без веника, сказал Рощин. Не ты один, ответила я. (Танька мой букет не выдала, мотивируя это тем, что я скоро получу еще, и зачем мне тогда два.) Ну значит, я не оригинален, но и он тоже, удовлетворенно заметил Рощин, оглядев наш с Танькой закуток, после чего сел на мою кровать и сложил ручки на груди.

Выгнать его не удалось. Он вознамерился провести тут целый день, комментируя каждое мое движение. Он отказался выходить даже в том случае, если я соберусь переодеваться. Я чувствовала, что сейчас провалю ответственное задание, как последняя двоечница. Мое состояние, внешнее и внутреннее, отвечало всем диагностическим признакам комплекса «пришла пора — она влюбилась». Рощин не мог ошибиться (все-таки пятый курс), он мастерски повышал напряжение в системе, рассчитывая на перегрузку и катарсис. Я пыталась вытолкать его вон или поколотить, но он под видом самозащиты хватал меня за руки и все это могло бы плохо кончиться, если бы не Баев, который вошел так тихо, что мы его не услышали. Некоторое время он наблюдал за нами, потом предупреждающе кашлянул.

— Здравствуй, Данила, — сказал Рощин, который первый заметил, что мы не одни.

— И вам не болеть, — ответил Баев, взгляд у него был жестковат, я бы не поручилась за то, что он и дальше будет вести себя как джентльмен. — Ты готова? Едем?

— Я еще не оделась, извини.

— Неодетые девушки выглядят несколько иначе, — процедил Баев, глядя на Рощина, а вовсе не на меня. Он как будто держал его на прицеле. — Мне нравится так. Оставь, тебе очень идет, ты похожа на девочку, у которой есть мальчик с бритым затылком и двумя-тремя словами на все случаи жизни. Впрочем, если ты хочешь изменить свой имидж, мы с Сергеем можем выйти и обсудить футбольные новости где-нибудь на лестнице.

— Обойдусь, — сказала я. — Сережа, тут Акис забыл кассеты, отнеси ему, ладно? Я к вам завтра зайду. Нет, послезавтра.

Баев обернулся ко мне, его лицо смягчилось, желваки на скулах, которыми он только что так картинно играл, пропали. Он посмотрел на часы — на диетический ужин мы опоздали, но не больно-то и хотелось. У меня другие планы. Поехали.

Обнаружив норку у двери в Танькину комнату, Баев выудил оттуда ключ и записку: «Ведите себя хорошо. В шкафу чай, халва и кипятильник. Спокойной ночи. Таня».

Мы вошли, включили свет и расхохотались.

Это была не комната, а келья, от силы метров шесть. Монастырская кровать, аккуратно застеленная одеяльцем, как в пионерском лагере. Взбитая подушка-треуголка, под кроватью тапочки. Лечись — не хочу. В банке из-под варенья стояли гиацинты и одуряющее пахли, переработав остатки кислорода во что-то непригодное для дыхания. Баев поставил сумку на пол, открыл окно и огляделся. Сейчас, сказал он. Все будет.

Сумка была огромная, размером с палатку, и бездонная, как ночь. Не отрывая взгляда от меня, он слепой рукой доставал оттуда яблоки, вино, штопор, что-то еще… Это тебе, буркнул он, сунув мне в руку черную коробочку, запаянную в полиэтилен. Французские. Понюхай, я угадал? Открой, не бойся. После твоих гиацинтов… лично я уже ничего не чувствую, обоняние отключилось.

Ты ограбил банк? — спросила я, так и не открыв, не сейчас. Конечно, ответил он, чего не сделаешь ради восьмого марта.

Мы глупели прямо на глазах. С разговорами пора было завязывать.

Ни страха, ни неловкости; восемь пуговиц рубашки, два ремня, одна молния; джинсы на кнопках, никогда раньше не видела, должно быть ненадежно, не отстреливается?

ты можешь говорить глупости сколько угодно

никто не осудит, не услышит

ни стыда ни совести, ни малейшего зазора

только ты и я, новорожденные

не умеющие различать добро и зло

да и самого себя от него/нее пока не отличающие

первые люди, вылепленные из глины

обожженные небом предки-прародители

брат и сестра, солнце и луна, поглотившие друг друга

зеленый дождь, падающий на необитаемую землю

первозмей, крылатый повелитель вод

горе тебе, если увидишь его

при свете дня

одинаковые, одинаковые, стучало в висках

так не бывает, когда не знаешь, чья это рука

запах разогретой кожи, влажные волосы

тело со всеми его дугами и пропорциями

поточечно, как на чертеже

за исключением вот этого и этого места

где совпадает с точностью до наоборот

тише, сказал он, перестань трещать

ты сбиваешь меня с толку

но я не могла перестать, начала смеяться

вот уж не думал, что это такое веселое занятие

сказал он недоуменно и даже обиженно

ну сейчас я тебе покажу

держись

качнувшись, стронулись с места и снова поплыли над городом, в котором на полную катушку наступила весна, все текло, рыхлый снег сползал с улиц, обнажая новую траву

и как она успела вырасти там, в феврале

в синих сумерках столько счастливых лиц

удивительная пневматика счастья, которое расходится как ударная волна, захватывая все на своем пути, и мы несемся на ней, покачиваясь, засыпая, но и во сне оно никуда не денется

спать было трудно, наверху бушевала кубинская дискотека

латиноамериканские ритмы, топот, рев, третий этаж превратился в остров свободы, наверное, они пили ром, и охранник с ними

иначе как объяснить его утреннее благодушие, когда он поймал нас на выходе и Баев начал жаловаться, что кровати очень узкие и жесткие, на что охранник ему резонно возразил, что они предназначены для одного больного, а не для двух здоровых, и, внезапно расплывшись в улыбке, отпустил с миром

посетили столовую лечебного питания, сходили туда на экскурсию, но съесть ничего не смогли, вернулись обратно и все сначала

появилась Танька, изумленно наблюдала за тем, как я прокалываю штопором новую дырочку на ремне (плакали ее пятьдесят пять сантиметров), и отказалась от обеда в нашу пользу, но мы отказались в ее

потом вызвалась проводить меня до метро, потому что я собиралась на другой конец Москвы одна, как бы в гости, но представить себе такое было невозможно

и мы пошли, ноги не слушались, в голове установилась пугающая ясность

все сходится, все ради нас, и эта весна, и высотка, и случайные прохожие

я не стала застегиваться, а шапки у меня, естественно, не было