Максим Ларсонс - В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

• Название: В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты
• Автор: Максим Ларсонс
• Издательство: Стрела
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1932

«То, что я предлагаю читателю в этой книге, это ряд эпизодов из моей жизни в Советской России, а также из моей советской службы заграницей. Эпизоды эти отвечают действительности. Я ничего не преувеличил, я не окрасил событий ни в темную, ни в светлую краску».

М. Я. Ларсонс

---

Вам не удалось за время Вашего пребывания в России проникнуть в наши партийные круги и приобрести там доверие. Вы стояли особняком, Вы не смогли ужиться в нашей атмосфере, она Вам была не по душе, и Вас в Россию не тянет. Очень ясно чувствуется, что Вы только до тех пор хотите работать с нами, пока Ваша деятельность протекает заграницей. Вы не хотите ни жить, ни работать в России. Очевидно, здесь сыграли роль и Ваши семейные обстоятельства. Но самое важное это то, что наша атмосфера Вам чужда, была чуждой и стала еще более чуждой».

Л.: «Я Вам отвечу откровенно. Это правда, что я не мог ужиться в советской атмосфере. Мое пребывание в Москве не сблизило меня с коммунистическими кругами. Совершенно верно, я стою особняком. Но если бы в Москве считались с деловыми доводами, то то обстоятельство, что я остался чужд Вашей атмосфере, не сыграло бы решительной роли. На советской службе работает неимоверное количество людей, которые бесконечно далеко стоят от советской атмосферы».

К. «Это верно, но это сравнительно все мелкие служащие. Вы же будучи полуиностранцем[4] и занимая у нас важнейшие посты, должны и котироваться особо. Кроме того, мы нуждаемся в людях, которые принадлежали бы нам всецело и которых мы могли бы по мере надобности перебрасывать с одного места на другое. Подобные люди могут при случае попасть также и заграницу, но они не могут нам предписывать, чтобы их деятельность протекала исключительно заграницей».

Л. «Как раз это условие мне не подходит. Я не могу позволить, чтобы меня бросали с одного места на другое, не спрашивая меня, исключительно по благоусмотрению управляющего личным составом валютного управления или комиссариата финансов. По подобному вопросу я должен иметь право сказать свое веское слово. Тем менее я позволю, чтобы меня без всякого основания и внезапно отзывали в Москву с моего поста заграницей, на котором я очень успешно выполнял свои обязанности».

К.: «Это Вы уже должны решить за себя. Единственное, что я могу Вам сказать, это следующее: если Вы теперь без всяких разговоров не вернетесь в Москву, а оставите советскую службу, то Вы к нам снова никогда уже не поступите. Поэтому я должен предоставить решение Вам самому. Вы сами лучше всего можете судить, настолько ли Вас интересует Ваша деятельность, чтобы Вы могли решиться на переселение в Москву».

Л. «Хорошо, это ясно. Я уже принял решение. Я приказу не подчинюсь. Я уже вчера телеграфировал комиссару финансов Сокольникову в Москву, что я вынужден отказаться от предложения валютного управления».

Наш разговор закончился очень холодно. 1-го мая 1925 г. я покинул советскую службу.

Между скромным адвокатом 1917 г., — которого волна большевистской революции и личные симпатии к нему Ленина, вознесли на высшие посты, на пост комиссара финансов, для коего, кроме абсолютной честности, у него не было и самых малейших качеств или опыта — и чрезвычайно самоуверенным дипломатом сегодняшнего дня лежит целая пропасть.

Во всяком случае Крестинский является ныне одной из наиболее видных личностей на советском горизонте. Это человек, который и теперь, может быть, еще верит в мировую миссию большевизма, но долгие годы, проведенные на посольской службе в Берлине, несомненно успели значительно его охладить в смысле приближения к реальной политике.

Теперь приходится выждать, как Крестинский уживется в Сталинской атмосфере, после того, как — выражаясь на советском жаргоне — его девять лет подтачивало «буржуазное разложение».

Глава вторая А. А. Иоффе

Я познакомился с Адольфом Иоффе — первым советским послом в Берлине, бывшим врачом — 11 апреля 1918 г., в гостинице Астория в Петербурге, в то время, когда мне было сделано предложение поехать в Берлин в качестве советника советского посольства. По целому ряду причин я отказался от этого предложения[5]. Вновь назначенное посольство должно было со всем своим персоналом уже через три дня ехать в Берлин, а в составе посольства все еще не доставало несколько необходимых служащих, в особенности секретаря.

Я вспомнил, что в приемной, находящейся перед кабинетом управляющего Государственным банком Пятакова, я видал молодого человека, который принимал посетителей, спрашивал их о цели прихода и направлял их либо к управляющему Государственным банком, либо в соответствующее отделение банда. Этот молодой человек появлялся на службе, правда, без воротника и в шерстяном свитере — что было вполне принято в то время — но у него было очень интеллигентное лицо, что мне сейчас же бросилось в глаза; кроме того все его манеры и обращение наводили меня на мысль, что он видел когда-то лучшие времена. Я обратил внимание Иоффе на него и сказал, что по моему мнению он подходящий человек, если он говорит по-немецки и если он получил приличное общее образование. Иоффе попросил меня с ним поговорить. Я был совершенно поражен, когда услышал, что тов. Якубович говорит на блестящем немецком языке. Он не был, правда, пролетарского происхождения, но он был коммунист и учился не то в Германии, не то в Швейцарии. Якубович, конечно, с радостью согласился переменить свое чрезвычайно скромное место на пост в Берлинском посольстве с его богатыми перспективами. Он сейчас же обратился к Иоффе, который его, действительно, принял на службу в качестве второго секретаря, после того, как Якубович доставил удовлетворительную справку касательно своего партийно-политического прошлого. Якубович отправился со мной в мою петербургскую квартиру, чтобы взять с собой в Берлин мой фрак, который мне в Петербурге был совершенно бесполезен и которого я нигде не мог надеть. Якубович полагал, что члены посольства немедленно по прибытии в Берлин должны будут облечься во фраки, чтобы делать официальные визиты, и опасался, что у него не будет времени шить себе фрак на заказ. Мой фрак, однако, не пришелся ему по фигуре и ему пришлось ехать в Берлин без фрака.

Я опять увиделся с Якубовичем, когда я появился 11 октября 1918 г. в Берлинском посольстве в качестве финансового эксперта с моим секретарем и бухгалтером. Якубович совершенно изменился. Он принял меня с ледяным достоинством в своей служебной комнате в посольстве и, очевидно, забыл о нашем кратком, но для него весьма многозначительном знакомстве в Петербурге.

Иоффе предоставил в мое распоряжение прекрасную служебную комнату, а также соответственную комнату для двух моих сотрудников. Однажды, когда я сидел и работал, ко мне в комнату ворвался, не постучав предварительно, коренастый человек лет 45 с очень темными волосами и глазами; он прямо направился ко мне и сказал:

«Кто Вы такой, по какому праву Вы работаете за моим столом?»

Я в ответ:

«Кто Вы собственно, почему Вы так возбуждены?»

Он ответил:

«Я — генеральный консул в Гамбурге Соломон. Разве Вы не знаете, что это мой стол?»

Л. «Моя фамилия Л. Я финансовый эксперт при после Иоффе и могу Вас уверить, что я не имел ни малейшего представления, что это Ваш письменный стол. Никто мне ничего не говорил об этом. Мне просто-напросто отвели это место. Само собой разумеется, что я сейчас же освобожу Ваш стол. Эта комната велика, здесь стоит еще второй письменный стол».

Соломон сейчас же изменил тон:

«Я, собственно, ничего против Вас не имею. Если Вы не знали, что это мой стол, то все в порядке. Оставайтесь за этим столом, я сяду за другой».

Впоследствии я узнал, что Соломон, который раньше работал в Берлинском посольстве, всячески стремился ввести порядок в бухгалтерию и делопроизводство посольства и этим, конечно, приобрел мало друзей.

В отношении денежных вопросов в посольстве царил, действительно, непростительный беспорядок. Однажды Иоффе нужны были деньги, и он попросил меня разменять ему крупную сумму в царских рублях на германские марки. Германская марка тогда еще высоко стояла. Английский фунт стерлингов стоил тогда, правда в частном обороте, около 35 марок. Я сказал Иоффе, что принятая в посольстве система размена царских рублей с помощью посредников или же в мелких разменных конторах очень нецелесообразна. Обмен крупных сумм таким путем несомненно ведет к потерям. Я бы счел нужным обратиться непосредственно в один из крупных банков и предложить ему деньги для обмена. Иоффе в моем присутствии открыл денежный шкаф, вынул оттуда несколько перевязанных пачек с царскими сторублевками (в каждой пачке было 100 бумажек), передал мне пачки и сказал:

«Хорошо, будьте так любезны, обмените деньги. Поступайте, как Вы находите нужным».

Я конечно, собирался начать обычную процедуру счета денег и выдачи квитанции. Но Иоффе улыбнулся и сказал:

«Оставьте это, от Вас мне не нужно никаких квитанций, Вы в общем взяли 10 пачек, все остальное в порядке».

Когда я ему возразил, что может случиться, что в отдельных пачках не будет доставать бумажек, Иоффе только рукой махнул и сказал: