Луиза Мишель - Нищета. Часть первая

• Название: Нищета. Часть первая
• Автор: Луиза Мишель
• Издательство: Амальтея
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7121-0250-1

В романе «Нищета» авторы прослеживают историю жизни и злоключений семьи Бродаров, рассказывают о страшных злодеяниях церковников в приюте для девочек, о преступных интригах тайной организации иезуитов. И несмотря на обилие в романе ужасов и кошмаров, кажущихся неправдоподобными, в основе их повествования лежат подлинные факты.

Две женщины, две участницы Парижской Коммуны написали этот роман: госпожа Тинэр, печатавшаяся под псевдонимом Жан Гетрэ, и знаменитая Луиза Мишель — легендарная «Красная Дева».

---

— Если позволите, — сказал учитель, — я провожу эту злополучную особу домой. Мошенники ее безжалостно бросили. Смотрите, господин Сен-Сирг, как она бледна! Должно быть, на душе у нее кошки скребут.

Мадемуазель де Мериа была действительно белее мела. Неподвижность ее походила на каталепсию; лицо напоминало маску. Казалось, что она ничего не слышит, ничего не видит.

— Несчастная! Несчастная! — промолвил старик как бы про себя. — Почему она в самом деле не такова, какою хотела прослыть? Я бы охотно полюбил ее, удочерил, завещал бы ей все свое состояние в надежде, что она осуществит мои мечты, поможет облагодетельствовать моих обездоленных братьев… Но для выполнения этих замыслов необходимо обладать умом и любовью, свойственными возвышенной душе… Где я найду человека с такой душой? Где?

— Ба! — возразил учитель. — Такие люди есть, их даже больше, чем вы думаете. Надо только поискать.

Бланш по-прежнему не шевелилась. Мужчины продолжали смотреть на нее. Ее застывшая поза начинала их беспокоить. Вдруг интриганка вскочила и упала на колени перед стариком.

— Сжальтесь! Пощадите! Пощадите! — вскричала она. — Не отталкивайте меня, выслушайте! Я чувствую всю низость своего поступка… Ваше презрение жжет мое сердце, как раскаленное железо!..

Серн-Сирг пытался ее поднять, но она обхватила его колени:

— Нет, нет, дайте мне говорить у ваших ног, я заслужила это унижение! О, если бы вы знали, как я страдаю и сколько уже выстрадала, вы, может быть, сжалились бы надо мной! Даже не прощая меня, вы бы поняли по крайней мере, что из-за дурного воспитания, одиночества, эгоизма окружающих моя душа осталась в потемках…

Ободренная молчанием слушателей, Бланш продолжала:

— От природы я не зла, но честолюбива; брат промотал мое приданое и обрек меня на бедность, прозябание, зависимость и базбрачие. Я его простила и даже стала трудиться, дабы помочь ему сохранить положение в обществе. Я вынуждена была жить у чужих, равнодушных людей, воспитывать чужого ребенка, хотя мечтала, как и всякая женщина, сделаться матерью…

Она медленно поднялась. Ее стройность и изящество бросались в глаза. Да, из нее могла бы выйти прекрасная супруга, гордость мужа и почтенная мать семейства. Такая мысль возникла у Сен-Сирга. Он подумал, что, возможно, и впрямь влияние дурных людей, роковое стечение обстоятельств помешали Бланш выполнить свой благородный долг. И сердце старика смягчилось.

Чувствуя, что чаша весов склоняется на ее сторону, гувернантка добавила:

— Но хотя брат прокутил все, что у меня было, и принудил меня к самому ужасному одиночеству, к одиночеству душевному, разве я когда-нибудь упрекала его за то, что мне пришлось пожертвовать ради него собственным счастьем? Ведь я его люблю, несмотря на все недостатки… И если я вступила на пагубную стезю, которая привела меня сюда, то это из-за него…

Бланш умолкла, задыхаясь от волнения; затем тихо спросила:

— Неужели так поступают бессердечные женщины, чуждые высоким человеческим чувствам?

Поскольку слушатели все еще молчали, она ответила сама:

— Нет, не правда ли? Я все-таки по-женски добра и питаю к брату материнскую нежность… Говорю это вам, господин Сен-Сирг, а также и вам, господин Леон-Поль, чтобы хоть сколько-нибудь умерить ваше презрение: для меня оно горше самого горького яда…

Богач и бывший учитель не знали, как себя держать и чем ответить на этот порыв, эту скорбь, это неожиданное раскаяние. Прекрасная грешница была уже не так бледна; участливый взгляд Сен-Сирга сулил надежду. И м-ль де Мериа заговорила вновь:

— Вы только что выразили сожаление, что я не такая, какою хотела казаться… Но, право, я не лицемерна, хотя и дала вам повод так думать.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Сен-Сирг. — Попытайтесь оправдаться в моих, глазах.

— О, это — мое самое заветное желание! Выслушайте! Сюжет разыгранной нами комедии был подсказан не воображением, а сердцем. Приписанные мне самозваным д'Эспайяком чувства, столь понравившиеся вам, не выдуманы: просто у меня не было возможности найти им применение.

— Будто бы? — недоверчиво протянул Леон-Поль.

— Вы не верите… Увы, я не вправе обижаться. Но ведь фантазия отражает то, что у нас в душе; не так ли, господин Сен-Сирг?

— Возможно.

— Мой вымысел стал бы реальностью, если бы я встретила настоящего д’Эспайяка…

— Хотелось бы верить.

— Но этого, к сожалению, не случилось, и мне оставалось лишь одно — мечтать. Мой ум старался дать пищу сердцу…

Устремив на Сен-Сирга большие, бархатисто-черные глаза, Бланш ожидала, что ее слова произведут должный эффект. Но старик почувствовал фальшь в ее взгляде.

— Надеюсь, мадемуазель, вам удастся осуществить свои благородные мечты менее предосудительным способом, — сухо сказал миллионер, не позволяя сочувствию закрасться в сердце. Он боялся чар этой сирены, мало-помалу начинавших действовать на него. — Можете идти, — прибавил он. — Господин Леон-Поль проводит вас. Через несколько дней вы узнаете о моем решении. Я отношусь к вам отнюдь не враждебно, но мне надо поразмыслить обо всем, что произошло. Меня глубоко возмущает подлец, оказавший вам содействие; однако, повторяю, я не испытываю к вам неприязни. Идите, мой друг, — обратился он к Леон-Полю. — Проводите мадемуазель и возвращайтесь поскорее; нам нужно о многом переговорить.

Гувернантка, рыдая, повторяла сквозь слезы:

— Сжальтесь, сжальтесь! Я не умею защитить себя и сама не знаю, что говорю, я слишком взволнована… Пощадите меня!

Она надела шляпку, опустила вуаль и послушно последовала за учителем. Весь ее вид свидетельствовал о глубоком отчаянии: она шла, низко опустив голову, сгорбившись, пошатываясь, и нервными движениями, дрожа как в лихорадке, запахивала на себе мантилью.

Леон-Поль находил, что Сен-Сирг отнесся к Бланш чересчур сурово. Ко всякому грешнику следовало проявлять сострадание. В том, что говорила эта несчастная, была доля истины, хотя все это, разумеется, довольно-таки темное дело… Короче говоря, бывший учитель испытал некоторое волнение, когда заплаканная красавица оперлась на его руку. Что делать? У каждого — свои слабости… Слабости Леон-Поля были свойственны всем чувствительным натурам. Будучи чистосердечным, он легко поддавался первому впечатлению; ум его был слишком занят большим, чтобы обращать внимание на малое. К тому же он обладал недостатком, присущим всем людям, и дурным, и хорошим: он судил о других по себе. Зная людскую низость, сам жестоко от нее пострадав, учитель все же допускал возможность торжества добродетели и верил, что род человеческий способен к совершенствованию…

— Куда вас отвезти? — спросил он у Бланш, садясь с нею в фиакр.

Она назвала адрес Руссеранов: бульвар Пор-Рояль, номер…

Леон-Поль весьма удивился, узнав, что прекрасная интриганка — воспитательница маленькой Валери. Впрочем, он вспомнил, что миллионер расспрашивал его о Бланш при встрече у решетки особняка.

Итак, м-ль де Мериа, с тоской в душе отказавшись от честолюбивых замыслов, возвращалась к Руссеранам. Как не обидно, но это — все, что у нее осталось на худой конец. Положительно, ей никогда не удастся разорвать цепь, приковавшую ее к этой семье! Поза Бланш выражала безутешное отчаяние; забившись в угол экипажа, она плакала навзрыд, исторгая целые потоки слез; от этого ей стало легче. Мало-помалу она успокоилась и попросила остановиться на углу улицы Фейянтинок, сказав, что хочет прогуляться пешком, дабы прийти в себя: нельзя же в таком виде явиться к хозяевам (она подчеркнула эти слова). Ведь лицо ее говорило о пережитых волнениях, глаза распухли… Она вернется к Руссеранам немного позже. Прощаясь, Бланш поблагодарила учителя за участие и заботу. Да, она сразу почувствовала, что он относится к ней с состраданием. Леон-Поль жалеет ее, она в этом уверена. Она угадала в нем доброго человека, мыслящего иначе, чем другие. О, если б на ее пути раньше встретился возвышенный ум и взялся руководить ею!

Смущенный учитель не стал провожать ее дальше и вернулся к Сен-Сиргу.

Оставшись одна, м-ль де Мериа вытерла глаза и повернула на улицу Рютто, которая в те времена была сплошь окаймлена садами. Цветущие ветки деревьев словно с любопытством выглядывали из-за высоких стен, наполняя благоуханием уединенный, похожий на монастырскую аллею уголок, примыкающий к Почтовой улице. Гувернантка шла медленно, все еще взволнованная и обескураженная неудачей. Но ветерок, доносивший дыхание весны, освежил ее и постепенно успокоил расстроенные нервы. Она вновь овладела собою и могла спокойно обдумать создавшееся положение. Нужно сделать печальный вывод: игра ею проиграна. Но этого нельзя сказать про Общество Иисуса. От него ей еще могла перепасть немалая толика огромного богатства, за которым они вместе погнались.