Луиза Мишель - Нищета. Часть первая

• Название: Нищета. Часть первая
• Автор: Луиза Мишель
• Издательство: Амальтея
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7121-0250-1

В романе «Нищета» авторы прослеживают историю жизни и злоключений семьи Бродаров, рассказывают о страшных злодеяниях церковников в приюте для девочек, о преступных интригах тайной организации иезуитов. И несмотря на обилие в романе ужасов и кошмаров, кажущихся неправдоподобными, в основе их повествования лежат подлинные факты.

Две женщины, две участницы Парижской Коммуны написали этот роман: госпожа Тинэр, печатавшаяся под псевдонимом Жан Гетрэ, и знаменитая Луиза Мишель — легендарная «Красная Дева».

---

Мадлена ушла стирать, девочки были в школе, и когда Огюст вернулся, Анжела, оставшись одна, кормила Лизетту. Ее чудесные белокурые волосы рассыпались по плечам, змеились по корсажу: она как раз собиралась причесываться, когда малютка, проголодавшись, заплакала. Все было прелестно в Анжеле: глаза с длинными ресницами, устремленные на ребенка, полуоткрытые в мягкой улыбке губы, небольшой прямой нос, высокий лоб, безупречный овал рафаэлевского лица. Необычайно красив был и его цвет — белизна, окрашенная румянцем. Маленькая обнаженная грудь, поза, которую приняла юная мать, чтобы удобнее было кормить, — все казалось воплощением материнства, каким его изображают художники и скульпторы.

Огюст был поражен красотой Анжелы, всем ее обликом, говорящим о чистоте и доброте души. В его сердце снова проснулась горячая любовь к сестре, как в те дни, когда оба они были еще детьми. Как он ее любил! Нет, нет, люди ошибаются, думая дурно об этом прелестном создании. В ее несчастье есть что-то роковое. И он негодовал при мысли, что кто-то может презирать его сестру. Этот Руссеран говорил о ней с таким пренебрежением…

Огюст все бы отдал, лишь бы не случилось того, что произошло. Но ведь жизнь неумолима… И гнев закипал в груди юноши. О, если бы он только знал, кто обесчестил Анжелу, он задушил бы негодяя своими собственными слабыми руками, даже если бы это был сам хозяин, сильный как Геркулес!

При этой мысли Огюст покраснел. Он устыдился того, что мог плохо подумать о человеке, целиком посвятившем себя труду, о человеке, у которого к тому же такая красивая жена!.. Нет, это просто глупо и низко в конце концов! Однако хозяин как-то странно посмотрел на него, когда заговорил о возвращении Анжелы на завод. И почему сестра с такой неприязнью говорит о Руссеране? Нет, решительно он сходит с ума! И все-таки, что ни говори, забыть физиономию хозяина невозможно…

— Что с тобой? — спросила Анжела. — Чего ты на меня уставился?

Огюст решил во что бы то ни стало все выяснить.

— Послушай, — сказал он, — я только что от господина Руссерана, он хочет тебя видеть…

— Ни за что!

— Это хороший человек, старый друг отца.

— Друг отца? Это он тебе сказал? Друг отца, эта каналья?

— Ты несправедлива, Анжела. Правда, хозяин якшается со святошами, но в конце концов он — славный человек и желает нам добра.

Анжела усмехнулась. Эта усмешка была красноречивее слов.

Огюст продолжал:

— Он хочет, чтобы ты вернулась, и ты должна вернуться… Ты же понимаешь, что нам не прожить на пять франков в день! Ведь нас теперь шесть ртов, подумай! Хозяин говорит, что тебе он не прочь прибавить плату.

Анжела промолчала. Склонившись к Лизетте, она стало горячо ее целовать.

— Почему ты молчишь? — спросил Огюст.

— Я уже говорила маме. Я не хочу.

— Почему?

— Потому!

— Руссеран — добрейший человек. Что ты против него имеешь?

— Ничего.

— Тогда в чем же дело?

— Я не переношу запаха кожи.

— Как? Да ведь мы чуть не родились на этом заводе. Анжела, сестричка, ты скрываешь от меня правду.

— Может быть. Только умоляю, оставь меня в покое и не допытывайся. У меня есть своя голова, и если я говорю нет, значит нет!

— Так надо было и тогда сказать «нет»!..

Анжела стала белее мела, словно ее ударили хлыстом; она закрыла глаза, чтобы не заплакать, но слезы просочились сквозь ее длинные золотистые ресницы и потекли по щекам.

— Прости, прости меня! — воскликнул Огюст, сам готовый разрыдаться. — Я не хотел тебя оскорбить!..

— Нет, — сказала Анжела, — ты ничего не знаешь, ты просто исполняешь свой долг. Я тоже исполняю свой, когда отказываюсь… бросить малютку и идти работать.

— Значит, Руссеран тут ни при чем?

— Руссеран? С чего ты это взял?

— Ты считаешь его честным человеком или подлецом?

— Зачем говорить об этом? — спросила Анжела. Губы ее дрожали. — Зачем?..

Она не кончила: Огюст неожиданно выбежал в другую комнату. Оттуда донеслось позвякивание железа.

В это время домой вернулась Мадлена со свертком мокрого белья на плече. Она заметила, что сын взял из ящика, в котором хранились инструменты отца, ка-кой-то продолговатый предмет и спрятал его под блузу, но не придала этому значения, подумав, что кому-нибудь из товарищей сына понадобился скобель.

Юноша промочил ноги. Его старые башмаки впитывали воду, как кубка; он скинул их и примерил отцовские, которые пришлись ему почти впору. Огюст вышел, чувствуя себя в них настоящим мужчиной.

Мадлена поднялась на чердак развесить белье и пробыла там часа два, выискивая, из чего бы смастерить платьице для Лизетты. Дитя несчастья! Она быстро росла, стала пухленькой, беленькой и уже узнавала бабушку, улыбалась ей… Ну, как было не любить ее, не кормить, не стараться ради нее изо всех сил? О, нищета, только этого зерна не хватало в твоих четках!

Спустившись вниз, Мадлена удивилась, не застав Анжелы с малюткой. Луиза и Софи разогрели суп, но Огюста тоже не было дома, хотя час обеда давно прошел. Мать вспомнила, что на этот раз сын не помог ей развесить белье. Эта мелочь, на которую она сначала не обратила внимания, теперь встревожила ее, и Мадлена отправилась искать детей.

На лестнице ей встретилась привратница и сказала, что Анжела вышла из дому вся в слезах, неся свою малютку и какой-то сверток. Огюста привратница тоже видела: у него был очень взволнованный вид. Бледный как полотно, он, должно быть, задумал что-то недоброе.

Ужасные предчувствия обуревали Мадлену. Ее сердце сжималось от горя. Объятая страхом, бедная женщина кинулась в темноту, на поиски детей.

V. Покушение

Огюст вернулся на завод, но работать не мог. Он стал разыскивать хозяина, но тот уже ушел домой, в роскошный особняк, который построил для себя на бульваре Пор-Рояль.

Этот Руссеран — непонятно, каким образом, — сделался владельцем множества новых домов. И еще находились люди, отрицавшие пользу сбережений! Ведь у заводчика когда-то не было гроша за душой, а теперь ему принадлежала целая улица! О его особняке, где он жил со своей семьей, рассказывали чудеса. Если верить старому заводскому смотрителю, бывавшему в доме по делам хозяйки, в покоях Руссеранов, куда ни глянь, всюду были только золото да бархат.

Хозяин никогда не принимал рабочих дома, и Огюсту пришлось ждать его у садовой решетки, за которой виднелось красивое здание в стиле Людовика XV.

Пока юноша, дрожа от мартовского ветра, гнавшего мелкую крупу, ожидал, нетерпеливо топая ногами по асфальту, заводчик, облачившись в халат из серебристого кашемира на пунцовой шелковой подкладке, в теплых домашних туфлях, вышитых женой, отдыхал в мягком кресле. Это был уже не тот человек, который на заводе для виду носил грязный рабочий фартук. Нет, это был капиталист, наслаждающийся всеми благами роскоши и богатства.

Руссеран с приветливым видом слушал красивую молодую женщину, одетую строго, во все черное. Это была м-ль де Мериа, гувернантка маленькой Валери Руссеран, миловидной девочки, ровесницы Анжелы, как упоминал Бродар в письме к хозяину.

В огромном камине ярко пылал огонь. Утопая в глубоком кресле, г-жа Руссеран смотрела задумчиво на пламя и, казалось, совершенно не прислушивалась к разговору.

Валери сидела напротив матери на низеньком стуле и щипцами с ручками из чеканного серебра ворошила угли в камине, забавляясь вылетавшими оттуда искрами. Она была уже очень хороша собой, эта маленькая Руссеран: большие черные глаза, рыжевато-каштановые волосы, смуглая кожа, щечки, свежие как майская роза… Не мудрено, что отец души в ней не чаял. С нею были связаны все его честолюбивые помыслы. Он ничего не жалел для нее.

Комната, где все они находились, была просторна, светла и очень пышно обставлена. Несколько картин известных мастеров в золоченых рамах украшали стены, обтянутые красным бархатом. С потолка, расписанного Стефаном Бароном[7], свешивалась позолоченная бронзовая люстра с газовыми рожками. Пол устилали пушистые ковры, рисунок которых гармонировал с росписью на потолке. Драпировки на окнах были сделаны из индийского Кашмира; фортепьяно, мебель, консоли из редких пород дерева были инкрустированы золотыми арабесками… Словом, роскошь сочеталась здесь со всеми благами комфорта, со всеми ухищрениями искусства и ремесла. Большие букеты живых цветов в севрских вазах, стоявших на жардиньерках из позолоченной бронзы, распространяли в теплом воздухе гостиной нежное благоухание. В венецианских зеркалах многократно отражалось богатое убранство этого райского уголка. Безусловно, кто-то помог Руссеранам обставить свои апартаменты с таким вкусом.

Вдруг Валери перестала ворошить уголья и воскликнула, обращаясь к отцу:

— Какой ты милый, папочка! Значит, у нас будет собственный выезд?