Энтони Капелла - Ароматы кофе

• Название: Ароматы кофе
• Автор: Энтони Капелла
• Издательство: Издательство Ольги Морозовой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98695-059-4

Роман «Ароматы кофе», прежде всего, отражает живой интерес автора к истории, к особенностям яркого исторического периода, к мельчайшим деталям быта и особенностям мышления круга лиц, описываемых в романе. В данном случае это — fin de siècle: тот самый рубеж XIX–XX веков, который открыл новую эру бурных потрясений в истории человечества, эпоху мировых войн и громадных социальных сдвигов. Праздно безмятежный Лондон в считанные годы преображается в энергичный метрополис. И это преображение, этот резкий переход становится доминантой в развитии характера главного героя — Роберта Уоллиса. Изнеженный, мнящий себя поэтом юноша, проходя через жизненные потрясения, открывает для себя иную жизнь, иную мораль и иные обычаи. Он встречает на своем пути разных людей, женщин и мужчин, и, погружаясь в различные с ними отношения, постепенно вырастает в зрелого мужчину, способного понять и оценить собственные ошибки и заблуждения, быть преданным и верным в дружбе, осознать многогранность, вкус и ароматы человеческой любви.

Энтони Капелла раскрывает сущность характера и поступков своего героя через его способность улавливать тончайшие нюансы ароматов и вкуса разных сортов кофе, выращиваемого в разных концах земли. Это становится на какое-то время его профессией, но, по сути, жизненным призванием. Присущее Роберту Уоллису чувство слова, точность метафоры и дар сопоставления не способствуют рождению в нем поэта с общепризнанной точки зрения. Однако делают его более открытым многоликому миру человеческих отношений и чувств, позволяя воссоздать историю своей жизни в живых красках и во всем многообразии уловимых и еле уловимых запахов этого мира.

---

— Я долго и тщательно все обдумывал, — твердо говорит Пинкер. — Если мы не хотим, чтобы нас проглотила какая-нибудь крупная американская фирма, мы сами должны стать крупной фирмой. — Он делает паузу. — Есть и еще один момент, который повлиял на это мое решение. У сэра Уильяма есть сын.

Дочери смотрят на отца во все глаза.

— Джок Хоуэлл посвящен во все тонкости дела своего отца. После того, как мы сформируем свою компанию, он непременно явится и примет на некоторое время часть обязанностей, разумеется под моим руководством, пока он полностью не освоит дело. Затем в свое время, когда мы с сэром Уильямом уйдем на покой, он уже вполне созреет, чтобы взять на себя и руководство всем объединенным предприятием.

— Ты собираешься отдать свое дело сыну Хоуэлла? — изумленно спрашивает Эмили.

— Разве у меня есть иной выбор? — спокойно отвечает Пинкер. — У него есть сын. У меня сына нет.

Дочери вдумываются в смысл сказанного, Пинкер поднимает свою чашку.

— Я, например, хочу еще кофе. Есть, чем наполнить?

— Значит, если у тебя были бы не дочери, а сын… — внезапно гневно произносит Эмили.

— Нет, нет и нет! — примиряющее произносит Пинкер. — Совсем не в этом суть. Ты же, например, замужем за членом Парламента, Ада и Ричард в Оксфорде, Фил больше всего интересуют балы и званые вечера. Разумеется, ни одна из вас не сможет возглавить фирму.

— Тебе стоило хотя бы спросить у меня, я бы согласилась, — говорит Эмили. — Я бы тогда от брака отказалась, если бы у меня был выбор…

— Все, хватит, — резко обрывает ее отец. — Не желаю слышать от тебя критических высказываний о твоем супруге. Хватит с нас и одного скандала.

— Как видно, ты мало что вообще намерен слушать, — с горечью говорит Эмили.

— Эмили, я не желаю, чтобы со мной говорили в подобном тоне.

Она закусила губу.

— Я выпью наконец кофе! — говорит Пинкер, указывая на чашку. — Спасибо, Дженкс, вы можете идти.

Дженкс закрывает папку и встает из-за стола.

— Погодите! — говорит Эмили.

— Эмили, что за причуды? Разумеется, он может идти.

— Мы должны проголосовать, — говорит она. И оглядывается на сестер. — Если у всех нас есть акции, мы должны проголосовать.

— Ну, не глупи! — говорит ее отец.

— Ведь так по-настоящему делаются дела, верно? — Она поворачивается к Дженксу. — Верно?

Дженкс неохотно кивает:

— Кажется, по процедуре так положено.

— И если мы проголосуем против, — говорит Эмили, обращаясь к сестрам, — никакого слияния не произойдет. А мы здесь представляем большинство.

— Да какой бес в тебя вселился? — гремит голос ее отца. — Прости, уважаемая, это тебе не какое-нибудь суфражистское сборище. Это моя компания…

— Это наша компания…

— Моя! — настаивает отец.

— Тебе не позволят твои акционеры так разговаривать с ними, если твою компанию зарегистрируют на Бирже, — замечает дочь. — Возможно, даже не и поддержат кандидатуру твоего Джока Хоуэлла. Или, возможно, он проголосует против тебя — ты об этом подумал?

В ярости отец молча смотрит на дочь.

— Кто против выдвинутого предложения? — говорит Эмили, поднимая руку.

— Хватит! — обрывает ее отец, приходя в себя. — Дженкс, можете идти. Запишите: предложение принято единогласно.

— Слушаюсь, сэр, — отвечает Дженкс.

И выходит из комнаты. Наступает долгая, мучительная пауза; и вдруг Эмили с рыданием выбегает вслед за Дженксом.

Глава восемьдесят третья

Она продолжала жить в комнате на Кастл-стрит; по мере того, как тревога все нарастала и нарастала, она все чаще и чаще засиживалась дома. Все эти дни я не помню, чтобы она хоть раз неуважительно отозвалась о своем муже или об отце. Собственно, о них она почти не упоминала. Мы с ней жили семейной жизнью, правда, не в традиционном смысле.

— Роберт?

Я поднял голову. На стойке бара стоял ящик из красного дерева. Эмили откинула крышку. Внутри рядами располагались стеклянные бутылочки, а также было там несколько чашечек и ложечек для дегустации.

Определитель.

Эмили выложила на стол четыре маленьких пакетика кофе и стала их раскрывать.

— Что это ты делаешь?

— Единственное, что нам осталось, — сказала она. — Это лучшие образцы нового кофе Фербэнка. Два сорта из Гватемалы и два из Кении.

Она осторожно полила кипятком первую порцию, взглянула на меня.

— Ну, что?

Я вздохнул:

— Это бессмысленно.

— Напротив, Роберт, в этом есть прямой смысл. Фербэнк утверждает, что это отличный, настоящий кофе. Те, кто выращивают его, не должны разоряться только потому, что вынуждены продавать свой кофе по той же цене, что и продукт, производимый Хоуэллом. В мире пока еще достаточно людей, кому не безразличен вкус кофе. Им просто необходим способ, чтобы отличить хороший кофе от скверного, — и наш Определитель будет бесполезен, если мы не осовременим его.

Она подвинула мне одну из чашечек.

— Чего ты от меня хочешь? — взмолился я.

— Чтобы ты попробовал, разумеется. Всоси, вдохни аромат и с силой сплюнь. Готов?

Мы с ней осадили гущу на дно и чуть отхлебнули из своих чашечек.

— Любопытный вкус, — задумчиво произнесла она.

Я кивнул:

— Пахнет бананом.

— А на языке слегка ощущается натуральная терпкость…

— Даже что-то от мускатного винограда.

Одинаковое ощущение во рту, на языке, на губах — у меня и у нее; оно лилось от нее ко мне и от меня к ней, как поцелуй.

— Черника или персик?

— Скорее слива. Или даже плоды терновника.

— И какая-то теплота… жареное мясо или, возможно, трубочный табак.

— Жареное мясо? Так не должно быть — иначе присутствовал бы специфический привкус. Пробуй еще.

— Я бы даже сказала — корочка свежеиспеченного хлеба.

— Отлично — сейчас запишу. Смени, пожалуйста, чашки!

— Знаешь, — сказал я, — мы могли бы уже просить Фербэнка приобретать для продажи здесь сорта кофе с африканских небольших ферм, не с крупных плантаций. Само по себе это мало что поменяет, но чем больше закупщиков это привлечет, тем очевидней даст возможность мелким фермерам не работать на белого человека.

— По-моему, идея замечательная.

— Конечно, кофе в результате станет дороже.

— Придется возмещать убытки?

— Кто его знает.

— Милый Роберт, ты же совершенно не представляешь себе, как вести дело.

— Наоборот — по моему опыту, именно деловые люди ничего в этом деле не смыслят.

— Ну, ладно, ладно… Напомни-ка мне ту африканскую поговорку, которую ты так любишь цитировать!

— «Одну паутину порвать легко, а тысячью паутин можно связать льва».

— Именно. Будем же пауками и начнем плести сеть.

— А вот этот, — сказал я, — напомнил мне Африку. Черника, глина и та отдающая пряностью бурая земля, на которой сушат зерна кофе.

— Но я ведь там не была, сказать ничего не могу. Хотя вкус пряностей могу определить — пожалуй, это лавр и куркума. И еще есть что-то — едва ощутимое…

— Да? Что именно?

— Не могу сказать. Какая-то сладость.

Из золы тех костров всколыхнулось едва заметным дуновением то, что нельзя упустить. Не просто надежда, даже не любовь, а что-то нежное, деликатное, воздушное, как дым. Что-то такое, что объединяло нас с Эмили здесь, в этой комнате, и одновременно объединяло нас с другими людьми — с Фербэнком и другими закупщиками кофе; с теми, кто неравнодушен к кофе и с кем-то еще. Понемногу разрастаясь, это неявное цепочкой посланий замерцало по всему миру.

Глава восемьдесят четвертая

И вот, как и предсказывала Эмили, настала пора, когда их движению потребовались мученики.

Решение суфражисток объявить голодовку изменило весь настрой их протеста, возбуждая к жизни кошмарную картину грядущих жертв: правительство уничтожает тех, кого само же провозглашало слабым полом.

Первые участницы голодовки были без огласки выпущены из тюрьмы по медицинским показаниям, но при нацеленности газет на эту тему ничто уже не могло оставаться тайным. Поэтому правительство, по слухам, под давлением самого короля, решило подвергнуть тех, кто отказывался от еды, к «больничному лечению»: что попросту означало — к принудительному приему пищи.

Это вызвало волну возмущения. Женщины, которые прежде не поддерживали милитанток, были и потрясены героизмом голодающих, и сильно напуганы тем, до каких крайностей готовы дойти мужчины ради сохранения собственного влияния. Что же касается суфражисток, насилие, применяемое к ним, заставило их действовать еще более агрессивно.

Правительство понимало, что если оно уступит сейчас, то это будет воспринято как его слабость. Оно понимало также, что уступка могла бы поднести на блюдечке другим партиям миллион новых голосов. А проиграть это соревнование правительство не могло себе позволить.