Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

• Название: Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
• Автор: Нелли Шульман
• Жанр: Историческая проза

---

— Я знаю, — Ворон пригнул ее голову вниз, к полу и сказал: «А ну не смей ничего делать.

Просто стой, и все».

Потом он раздел ее, и, уже лежа на постели, раздвинув ноги, девушка, покраснев, сказала:

«Меня зовут…».

— Не надо, — Ворон приложил палец к ее губам. «Не надо».

Потом, она, распластавшись под ним, отчаянно кричала. Подняв голову, прижимаясь к его губам, она шептала то, что он уже слышал — много раз, на разных языках. Ворон, вдруг, горько подумал, что Господь уже, видно, и не дарует ему счастья.

— Пожалуйста, — вдруг, умоляюще сказала девушка. «Можно и так, я ведь замужем».

— Тем более нельзя, — жестко ответил Степан, толкнув ее вниз. Он пропустил сквозь пальцы темные, мягкие волосы и прижал ее к себе — сильно и долго.

— Возьми, — протянул он, ей потом бутылку. Девушка отпила прямо из горлышка и едва успела поставить ее на пол, как Степан велел ей: «А ну-ка, теперь ты поцелуй меня».

Она подчинилась, и, ощутив вкус бургундского вина на губах, он сказал: «Ну и не только сюда, конечно».

Когда за окном стал всходить серый, дымный рассвет, Степан тихо оделся, и, не смотря на спящую девушку, вышел из комнаты. Хозяин, зевая, протирал стойку.

— Налей мне виски, — Степан устало зевнул. «Стакан. И вот, что, дружище — ты меня не видел, и не знаешь, куда я ушел».

— Понял, — кабатчик все так же спокойно полировал дерево.

Выпив, Степан остановился на пороге и вдохнул влажный, осенний воздух. «Пора возвращаться в море, — горько усмехнувшись, сказал он себе.

Часть вторая Ишимские степи, осень 1583 года

Федосья сладко потянулась, и, высунув голову из возка, вдохнула резкий, пахнущий ветром и травами воздух. Вокруг — куда ни посмотри, — простиралась огромная, плоская равнина. Той неделей, как они проходили Большой Камень, Федосья ждала серых, негостеприимных скал, гор, поднимающихся в облака, о которых ей рассказывала мать.

— То на севере, — Иван отпил из фляги и натянул попону на ее плечи. Они лежали у костра на лесной опушке.

— А ты что в возке спишь только? — Федосья усмехнулась, устроившись у него на груди.

— Вот же дура, — беззлобно сказал муж. «Тут дружина вокруг, парни молодые, горячие, ради чего дразнить их? Баб тут поблизости нет, остяки, — они вокруг Кашлыка живут, это еще недели две пути, а тут мы с тобой возок раскачивать каждую ночь будем? Потерпи, как на Тюменский волок приедем, сразу дом начну ставить, его до холодов срубить надо. Там уже кричи, сколь угодно тебе — Федосья почувствовала, как большая рука мужа ползет вниз, и, томно вздохнув, улеглась на бок.

— Вот так, — поцеловав ее в шею, сказал потом Иван. «Ты как носишь-то, лучше уже? Не трясет тебя?»

— Нет, — она зевнула. «Уже пятый месяц, не тошнит больше».

— Как опростаешься, я потом летом на юг схожу, там караваны в Бухару идут, золотишка тебе с камнями привезу, — муж шлепнул ее пониже спины. «Ты все равно дома сидеть будешь, кормить, все радость тебе».

— Спасибо, — она потерлась растрепанной головой о его жесткую бороду. Кольцо вдруг подумал, — неожиданно для себя, — что ему хорошо с женой. Была она ловкая, умелая, готовила вкусно, да за месяцы пути обучилась кое-чему — было с ней не скучно.

— Ты давай, — он усмехнулся, целуя ее, — ртом-то своим поработай, Федосья, и не тут, а где пониже.

Жена рассмеялась и скользнула под попону.

— Ваня, — позвала Федосья сейчас мужа, — что за река-то? — она указала на серебристую, извивающуюся ленту поодаль.

— Тобол, — сказал муж, подъехав ближе к возку. «Мы сейчас по нему на север пойдем, до Туры, до волока Тюменского. А ты смотри, чего в одной сорочке высунулась, совсем стыд потеряла!».

— Да нет же никого вокруг — Федосья указала на дружину, что оторвавшись, была уже далеко впереди.

— Ну все равно, — Кольцо нахмурился, — оденься, холодно уже.

Федосья, блаженно улыбнувшись, почувствовала на лице лучи солнца и сказала: «Да ведь бабье лето еще, Ваня, и хорошо-то как тут!»

— Что там еще? — нахмурился Кольцо, посмотрев вперед. «Ермак Тимофеевич зовет!».

Он подхлестнул коня и поскакал к реке.

Ермак, спешившись, стоял в окружении дружинников, рассматривая коротко стриженого, в засаленном халате, татарина.

— Вот, Иван Иванович, — атаман усмехнулся в седоватую бороду, — с миром, говорит, пришел.

Татарин заговорил, мешая языки: «Визирь Карача там, — он указал за Тобол, — две сотни всадников вам привел, под руку вашу хочет, поссорился с ханом Кучумом»

— Поссорился, значит, — Ермак помолчал.

— Еще весной слухи были, — Кольцо помедлил, — что Карача и Кучум — на ножах, мол, недоволен визирь тем, что хан слишком много власти себе забрал. А теперь вот, к нам просится — ну это если верить ему, конечно».

— Прогуляемся, — коротко сказал Ермак, кивнув на берег Тобола. «А вы, — обернулся он к дружине, — за этим басурманом тут присмотрите».

Река была мощной, с медленным течением, и Кольцо, посмотрев на север, вдруг подумал:

«Вот бы спуститься по ней. Остяки говорят — там царство мертвых. Ну, это брешут они, конечно, нехристи, а вот льды там точно есть — посмотреть бы. И на востоке, наверняка, тоже еще реки увидим — и поболе этой».

— Ты вот что, — Ермак поднял какую-то палку, и, размахнувшись, бросил ее в волны Тобола.

Сучок сразу же подхватило, закрутило и унесло с глаз долой. Мужчины помолчали.

— Ты, Иван Иванович, возьми с полста человек, и езжай, повстречайся с Карачей этим, — продолжил атаман. «Брод тут есть, он, — Ермак кивнул в сторону татарина, — покажет где. Что там, у Карачи две сотни — это он брешет, больше сотни у него нет, ежели что — вы с ручницами, с ними справитесь».

— Ну а если все так, как говорит он — веди этого Карачу сюда, я тут народ оставлю, вас подождут. А я к Тюменскому волоку пойду, чтобы не задерживаться, потом с нами соединитесь».

— Федосью я с собой брать не буду, — внезапно сказал Кольцо.

— Еще чего не хватало, — Ермак нахмурился. «И со мной ее отправлять тоже не след, мало ли кто там, на севере бродит. Тут оставь, я Михайлу попрошу за ней присмотреть».

Кольцо тяжело молчал.

— Ты, Иван Иванович, — ехидно сказал Ермак, — видно совсем головы лишился, с молодой- то женой. Михайле семнадцать лет, она после тебя на него и не взглянет.

— Все равно, — Кольцо с ожесточением сбил носком сапога какой-то поздний степной цветок и растер его — в пыль. «Сего Михайлу, если помнишь, я из Разбойного приказа вытащил, с плахи прямо снял. Там парень-то не промах».

— Он на Москве кошельки резал, — Ермак вздохнул, — а потом разбоем занялся. Он по сравнению с тобой, Иван Иванович, — дитя невинное. Да и не нужна ему твоя Федосья, любой же знает, — ты за нее кишки выпустишь, и жрать оные заставишь».

— Это верно, — согласился Кольцо. «Ну да ладно, я быстро обернусь — денька через два уже тут буду, с Карачей, али без оного».

— А это не опасно? — робко спросила Федосья, глядя на то, как собирается муж.

— Не опасно, — усмехнулся он. «Так, прокачусь в степь, встречусь кое с кем. Ермак Тимофеевич на север идет, к Тюменскому волоку, как вернусь, — мы за ним отправимся. Ты меня тут будешь ждать, мы пару десятков человек оставляем, на всякий случай».

— А если нападут на нас? — опустив взгляд, сказала девушка.

— Возьми, — атаман кинул ей ручницу.

— Я плохо стреляю, давно уже не пробовала, — Федосья покраснела.

— Ну, вот и вспомнишь, — Кольцо выпрыгнул из возка и протянул ей руку. «Сюда иди. И коня моего давайте!», — крикнул он дружинникам.

Всадник на сером в яблоках, стройном жеребце мчался к ним. Из-под копыт коня вырывалась пыль, оседая на степную траву.

Кольцо вскочил на своего гнедого и рассмеялся: «Сие, Феодосия, Михайло Волк, знатный карманник московский, с юных лет по рынкам отирается. Ну, а потом разбоем занялся, как в года вошел. Присмотрит, за тобой, пока нет меня».

Белокурый, высокий, стройный парень легко спешился, и, глядя на атамана дерзкими, голубыми глазами, сказал: «Кому Михайла, а кому и Михаил Данилович, атаман».

— Язык свой укороти, — пробурчал Кольцо, — если б не я, голова твоя уже бы у Троицкой церкви на жерди торчала.

— Тако же и батюшка мой, — смешливо вздохнул юноша, — в последний раз я вот ровно в том месте его и видывал.

— Где? — непонимающе спросила Федосья.

— А вот как раз у Троицкой церкви, как он на плаху лег за разбой, — улыбаясь, сказал Волк.

«Мы с матушкой моей, упокой Господи душу ее, — Михайло перекрестился, — тогда славно в толпе по карманам пошарили. Семь лет мне как раз исполнилось».

— Ну, все, — Кольцо перегнулся в седле, и поцеловал Федосью в щеку, — денька через два ждите нас.

— А как же? — Федосья, морщась от тяжести, подняла ручницу.

— А вот Михайло Данилович тебя и научит, — отозвался муж, пришпоривая коня. «Он у нас стрелок хороший, птицу в полете снимает».