Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

• Название: Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
• Автор: Нелли Шульман
• Жанр: Исторические приключения

---

— Милая моя Ксения! — прочла она, и вдруг, почувствовала, как по ее щекам текут слезы.

«Милая моя Ксения!», — повторила девушка, и пробормотала: «Господи, да за что мне счастье такое!».

«Езжай с матушкой в Лавру и ничего не бойся. Как я дела на Москве закончу, я вас оттуда заберу, и отправимся в Ярославль. Что потом случится, — один Господь ведает, — тут перо остановилось, — но помни, — продолжил он, — мне без тебя — не жить. Как разобьем самозванца, так и будем думать, что дальше делать, а пока — жди меня, я за тобой вернусь.

Вечно твой, Федор».

«Мне без тебя не жить, — прошептала Ксения и, перекрестившись, сказала: «Спасибо тебе, Господи».

Она, было, хотела спрятать грамоту в шелковый мешочек, что висел рядом с нательным крестом, но потом строго одернула себя: «Нельзя! А если в чужие руки попадет? Не след никому знать, что он на Москве остался».

Девушка поднесла бумагу к свече, и, растоптав серые хлопья по полу, — быстро сбежала вниз.

Рубец свесил голову с крыши дома, что стоял напротив усадьбы Годуновых, и, оглядевшись, сказал Болотникову:

— Все же молодец ты, что юродивого в этой церковке напротив, посадил. Да я и сам слышу — у них там коней закладывают. Давайте уже, к воротам, что ли, как раз они их откроют — мы и зайдем. И помни — Годуновых только руками душить, а с остальными, — князь рассмеялся, — что хотите, то и делайте.

— Сделаем, — сказал себе Болотников, спускаясь по веревке с крыши, — и я еще Рахмана-эфенди поспрашиваю, куда он ходил по вечерней прохладе.

Ворота распахнули изнутри, и несколько десятков вооруженных человек обступили два невидных возка.

— Мама, — тихо спросила Энни, увидев, как распрягают их лошадей, — что это за люди?

Леди Мэри искоса взглянула на двор и, бросив один взгляд в сторону Ксении, на бледное, с расширившимися глазами лицо, спокойно сказала: «Я тут, рядом, ваше высочество».

Женщина увидела, как дочь тянется за своим сундучком и велела: «Достань кинжал, Аннушка, но спрячь его, и никому не показывай».

На дворе трещали факелы, и было тихо, — так тихо, что слышно было, как хрипит от боли кто-то из раненых холопов Годуновых.

— Это князь Масальский, — Ксения на мгновение взглянула в окошко. «Тот, что в прошлом году самозванцу Путивль сдал. Марья Петровна, что же с нами будет-то? — темные глаза Ксении набухли слезами и девушка подумала: «А Федор? Даже если сбежать удастся, где его искать теперь? Роман Михайлович ведь не сказал мне, где они виделись».

Леди Мэри достала изящный, по женской руке сделанный пистолет, и, проверив порох, тихо ответила: «Что будет, о том, ваше высочество, один Господь ведает, но я нас защитить сумею».

Масальский рывком открыл дверь возка и грубо велел: «А ну вылезайте!». Во втором возке было тихо, и он приказал: «Окружите его, и никому не давайте выходить».

— Пропустите законного царя московского — высоким, ломким голосом сказал Федор Борисович. «Пропустите, и я вам сохраню жизнь».

Рубец выругался и ответил: «Всякое отродье Борькино еще указывать нам будет». Марья Григорьевна только часто, с перерывами, глубоко дышала. Роберт, что сидел в глубине, бросил один взгляд на двор и подумал: «Плохо дело, их тут два десятка, по меньшей мере, с оружием. Да, боятся они пожилой женщины, подростка и девушки, как я посмотрю. Ну, может, и прорвемся».

Он наклонился к Семену Годунову и неслышно шепнул ему: «Стреляйте, Семен Никитич».

Энни услышала звуки выстрелов и крикнула: «Там папа! Матушка, там же папа!». Девочка попыталась выбраться из возка, но дверь была наглухо закрыта — снаружи. Энни заколотила в нее кулачками: «Выпустите нас!».

— Марья Петровна, — тихо, как во сне, сказала Ксения. «Смотрите».

Огромные факелы шипели, трещали, и леди Мэри увидела, как выволакивают из возка царицу и ее сына.

— Кончайте с ними! — зло велел Рубец, зажимая руку, из которой лилась кровь — черная, тягучая.

— Матушка! — сорванным голосом крикнула Ксения. Марья Григорьевна прижала к себе сына, и, выпрямившись, сказала: «Стреляйте уже, что вы тянете-то».

Один из нападающих, было, хотел сбить ее с ног, но, покачнувшись, упал — пуля вонзилась ему прямо в глаз.

— А ну уберите руки, — раздался холодный голос и сэр Роберт, вытирая рукавом кафтана, кровь с лица, — вышел из возка, поддерживая одной рукой раненого Семена Годунова.

— Взять их! — велел Масальский, но высокий, чернобородый мужчина, чуть усмехнувшись, остановил его: «Нет, князь, с этим, — он кивнул на сэра Роберта, — я сам разберусь».

Роберт осторожно опустил стонущего Годунова на землю, и, выпрямившись, сказал: «Вот, значит, где встретились, Иван».

— Встретились, Рахман-эфенди, — кивнул Болотников и тут же зашипел от боли, едва отклонившись от удара сабли — одним быстрым, незаметным движением сэр Роберт рассек ему плечо.

— Взять, — повторил Масальский, и Роберт успел еще подумать: «Черт, ну если бы на день раньше мы уехали. Только бы девочки этого не видели, не надо им на такое смотреть».

Он сунул за пояс пустой, бесполезный пистолет, и вынул саблю.

Трое оторвали Марью Григорьевну от Федора, и, поставив женщину на колени, навалившись сзади, — задушили. Юноша услышал предсмертный хрип матери, и, достав оружие, обернувшись, глядя на мертвое, с выпученными глазами лицо — поднял клинок.

Ксения, не отрываясь, смотрела в окно возка. Мэри прижала к себе Энни, и, стерев с ее лица слезы, тихо сказала: «Не надо, доченька, не бойся, пожалуйста».

Масальский зло ударил ногой израненный труп царя, и, выматерившись, сплюнул ему в лицо: «Ладно, оденем, не видно будет. Поехали, и так тут слишком долго проболтались. В тот возок трупы киньте, к бабам».

Болотников посмотрел на сэра Роберта, и, наклонившись к избитому лицу, тихо проговорил:

«А мы с вами, Рахман-эфенди, потолкуем еще, на усадьбе у князя».

Рассеченные, окровавленные губы чуть улыбнулись, и Болотников услышал шепот: «Гори в аду, Иван».

Он от души хлестнул мужчину по щеке, и тот потерял сознание.

Дверь возка открылась, и Мэри, наведя на нее пистолет, твердо сказала: «Не смейте нас трогать».

— Не тронем, — ухмыльнулся Масальский, и, махнув рукой, велел: «Сюда их кидайте».

Ксения увидела труп матери — со сломанной шеей, в окровавленном, промокшем от мочи сарафане, и, засунув пальцы в рот, раскачиваясь, завыла — громко. «Не надо, не надо, ваше высочество, — Мэри прижала ее голову к своей груди, — не надо, прошу вас».

Энни подобрала ноги, глядя огромными, серыми глазами на изрубленное саблей тело царя.

«Мама, — спросила девочка тихо, — а где папа?».

— Не знаю, милая, — неслышно ответила леди Мэри.

Девочка проснулась рано утром и огляделась — мать, и ее высочество еще спали, измученно вздрагивая. Комната была маленькой, голой — одни стены да две широкие лавки. Энни посмотрела на дверь и вспомнила, как ночью князь Масальский, запирая ее на висячий замок, опуская засов, сказал: «Тут безопасно, — издевательски добавив: «Царевна».

Небольшое окошко, — светелка была на первом, высоком этаже, — выходило во двор. Энни приоткрыла ставни и отшатнулась — прямо перед ней было мертвое, покрытое засохшей кровью лицо отца. На месте одного глаза была черная, обожженная, тягучая масса, горло было перерезано — от уха до уха и Энни заметила деревянное острие кола, которое было видно в уже покрытой мухами ране.

Ворона села ему на голову, и, примерившись, погрузив клюв в глазницу, вырвав оставшийся глаз, хлопая крыльями — стала расклевывать щеку.

Энни почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, и тихо, едва слышно, позвала:

«Мама!».

Леди Мэри, сразу же оказавшись рядом, спрятала голову дочери у себя в руках, и, слушая ее сдавленные рыдания, сухими глазами глядя на Роберта — молчала. Стаи птиц, каркая, кружились над уставленным колами двором усадьбы.

Князь Шуйский, в запыленном, испачканном, простом армяке, наклонив голову, шагнул в крохотную светелку.

— Смотри-ка, — подумал Федор, — хоть ему и на шестой десяток, а седины нет почти. Хотя лицо, конечно, — краше в гроб кладут.

Василий Иванович, не здороваясь, присел на лавку и налил себе водки.

— Пироги свежие, — вздохнул Воронцов-Вельяминов, — с рыбой, ешьте. Что там? — он кивнул головой в сторону улицы.

Шуйский выпил, и, закрыв глаза, тяжело прислонившись к стене, вдохнул прохладный, рассветный воздух, что поднимался от ручья.

— Там, Федор Петрович, — наконец, ответил он, — самозванец уже в селе Коломенском. Шатры раскинул, пиры устраивает, ну, и, конечно, хлеб-соль ему несут, кто в Тулу не успел приехать. Бориса Федоровича с семьей вчера на кладбище при Варсонофьевском монастыре зарыли — ночью, тайно.

Князь внезапно улыбнулся и продолжил: «А подметные письма ваши народ читает, вон, по Красной площади пройдите, из рук в руки их передают. Что с людьми у нас?»