Евгений Весник - Дарю, что помню

• Название: Дарю, что помню
• Автор: Евгений Весник
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0154-2

В своих воспоминаниях народный артист СССР Евгений Весник рассказывает о своем детстве, фронтовых годах, работе в театре и кино, о гастролях, друзьях и коллегах.

---

В другом кафе играл джазик из четырех негров. Перед входом – толпа любопытных. Внутри посетители пьют вино, играют в кости и на механическом американском бильярде: за плату предоставляется право погонять шарик. Выиграть ничего нельзя. Можно набрать определенное количество очков, дающее право лишь продолжить эту незатейливую игру, смысл которой заключается в том, чтобы, толкая руками и животом столик и щелкая механическим кием, пытаться загнать несчастный замученный шарик в лузу!

В кафе французы очень мало едят, но много пьют: пиво, вино, вино, вино и кофе… Кстати, в гостинице мы могли смотреть телевизионные передачи, которые постоянно перебиваются рекламой самой разнообразной, но преимущественно просьбами врача в белом халате не употреблять сухого вина более 2,5 литра в день. (Нам бы такую заботу!) В некоторых семьях чистое, ординарное, столовое сухое вино разрешено ребенку, достигшему 6-летнего возраста.

Работники сферы обслуживания (сервиса): полицейские, продавцы, парикмахеры, водители такси (каждый третий из них – русский), метрдотели, официанты, носильщики, швейцары, администраторы гостиниц, горничные и так далее отлично знают, что СССР – страна разноязычная, и поэтому не тратят времени на то, чтобы выяснить, каким языком владеешь ты лично – узбекским, еврейским, латышским, украинским. Увидев на лацкане пиджака значок с буквами «СССР», объясняются с тобой жестами. И успешно…

Молодой фотограф, расположившийся со своим хозяйством возле прелестной церкви Сен-Пьер на Монмартрском холме, построенной в 1134 г. в честь замученного в 272 году первого епископа Парижа, обратив внимание на наши значки, жестами пригласил меня и Анатолия Папанова к себе и предложил запечатлеться на пленке моментальной проявки. Жестами же спрашиваю, во сколько нам это обойдется? Показывает два пальца – два франка. Всего! Сфотографировались. Через несколько секунд получаем прекрасный снимок и тут же – щелк! – другой. Протягиваю деньги. Не берет. «Но, но!» Мимикой, руками, телом – всем, чем двигают, прошу взять хотя бы один франк – все-таки стоимость одного литра – нет-нет, не уксуса, а вина! Ни в какую! И лишь случайно вырвавшееся из меня: «Ну почему?» – позволило французу понять, на каком языке мы говорим.

– О-о-о! Я очен лублу русски… Я дружба имею футбол Москва, команда «Спартак»… Старостин Николя, Симонян, Нетто, еще одна Старостин Андрэ. Я от русски франк не беру… Я компенсация на американе и на англичани!

«О, Париж! в твоем океане грязи, дыма и шума страдает раздирающая душу нищета, которой не в силах помочь общественная благотворительность, и тут же проходят незамеченными высокие добродетели, не получившие своей заслуженной награды». (Размышления Армана, героя романа Понсон дю Террайля «Таинственное наследство».)

О, Пари! О, Пари!

Странно, среди француженок мало красивых! Неужели после встречи с Лилиан «помутнела моя оптика»?

Обошли, объехали и обсмотрели (только с улицы), по возможности, все знаменитые, действующие только ночью кабаре: на Монмартре, где работают в основном куплетисты; кабаре богемы на Монпарнасе, где на местном кладбище похоронены Бодлер, Сен-Санс, Мопассан и другие довольно известные в прошлом персоны; в районе площади Бастилии, в котором в ходу танцульки под аккордеон. В «нерабочее» время все эти бойкие, громко звучащие и ярко сверкающие всю ночь заведения, выглядят заснувшей от усталости, от вина, от поцелуев разукрашенной кокоткой с размазанной краской на лице, с пустой бутылкой вина в руке.

В витринах многих магазинов – наша русская водка, украинская горилка, крабы… Почему-то и смешно, и даже волнительно читать в Париже на бутылке «Московский ликеро-водочный завод».

В одном из переулков нам показали «негра для дам». Этот удалец, которого нанимают стареющие дамы за 50–60 франков (стоимость 2,5 кг мяса или 50–60 литров сухого вина), должен иметь на руках сегодняшнюю справку о том, что он здоров, то есть не болен венерической болезнью… Слово «здоров» – в его общепринятом значении – мало вяжется с деятельностью такого рода «супермена». «Спорт» этот не слабораспространенное явление в чудесном Париже!

Одна из самых шикарных торговых улиц – Риволи, пролегающая недалеко от Лувра и театра Сары Бернар. В части улицы, проходящей в центре, находятся самые дорогие магазины. По мере удаления от центра города цены падают на одни и те же товары. Я очень не люблю ходить по магазинам, но когда что-то уж очень хочется купить – заглядываю в них. Так вот, плащ «болонья», который мне был тогда ну просто необходим (одной и той же фирмы, того же фасона) в центре стоил 40 франков, а около нашей гостиницы в переулочке – 25!

Прошли мимо театра Ионеско. Вот уж где парадокс! Театр едва ли не самого популярного драматурга, самые дорогие (чуть ли не в 20 раз дороже обычных) билеты… И всего 75 мест для зрителей! А входная дверь для человека немного располневшего – неприступная «линия Маннергейма»!

Есть районы и улицы студентов, миллионеров, журналистов, проституток, торгашей… По тому, в каком районе живет француз, можно определить степень его благополучия и часто профессию. Земля стоит очень дорого! Поэтому здесь большинство зданий узки и высоки. Выгодно было строить ввысь и невыгодно вширь. У нас большинство магазинов и новых ресторанов строится вширь – земля ничья! Знай гуляй себе, широкая русская душа!

Незаметно очутились около Нотр-Дам де Пари – Собора Парижской богоматери. Грандиозное здание! Готика! Мощная! Злая! Первый его камень заложен епископом Морисом де Сюлли в 1163 году. В течение многих веков собор строился, достраивался, реставрировался… Его необходимо осматривать и снаружи и изнутри не только днем, но и ночью. Внутри – никаких неожиданностей: весьма увеличенные костелы, кирхи и соборы Варшавы, Гданьска, а орган в Нотр-Дам меньше Гданьского. Вот продажа свеч через автомат – это ново и смешно. Церковь и автомат! Совсем такой же, как в метро для жевательных резинок!

Не могу не вспомнить французский анекдот – диалог американского туриста с водителем парижского такси.

– Это что?

– Нотр-Дам, сэр.

– Долго строили его французы?

– Века, сэр.

– Американцы бы построили это за год! А это что?

– Лувр, сэр.

– Долго его строили?

– Века, сэр.

– Американцы бы построили это за полгода. (Показывая на Эйфелеву башню.) А это что такое?

Шофер остановил автомобиль, открыл окно, внимательно осмотрел башню и ответил:

– Черт его знает! Вчера здесь ничего не было!

Париж Парижем, а вот как там, в Москве, мой «Скапен»? Премьера-то без меня состоится? Как пройдет спектакль? Как примет его публика?

Караул! Чертовски жмут новые, купленные перед самым отъездом и не опробованные ботинки! Настроение сморщенное, прыть сникла, впечатление притупляется… Все равно – что Париж, что Серпухов! Свет не мил! Какой же это свет, если ходить невозможно! Посмотрел на Венеру Милосскую и на богиню победы Нику. Ника Самофракийская поразила меня своей внутренней экспрессией, своей глубиной и мощью, а Венера Милосская оставила равнодушным. Склад моего характера заставляет меня оценивать произведения искусства и наслаждаться ими чувственным восприятием, пути же искусствоведческого или театроведческого, то есть теоретического восприятия для меня почти исключены. Во-первых, в силу, очевидно, недостаточной образованности, и, во-вторых, в силу нервического склада характера! Надо было бы сделать так, чтобы тысячи читали не труды специалистов и слушали не рассказы знатоков, а тысячи писали о своих индивидуальных впечатлениях от произведений искусства. Это было бы очень интересно!

Мои «чудные» ботинки довели меня до короны Наполеона. И на этом все кончилось! Больше двигаться я не мог! Попросил товарища купить на улице какую-нибудь обувь. Эту просьбу услышала старенькая смотрительница первого этажа музея, владевшая русским языком, и предложила мне старые музейные шлепанцы, в которых и дотопал до гостиницы. Спасибо, бабуся!

Через день, как было условлено, я вернул ей спасшие меня «волшебные сапоги» и подарил ей несколько русских сувениров. Она была на 77 небе, помолодела небес на 70 и, как девица, в знак признательности присела в кокетливом и довольно низком книксене! Истинная француженка! Кстати, моя спасительница была солидарна с моими оценками двух очень разных знаменитых «дам» – Ники Самофракийской и Венеры Милосской. Она сказала, что к Венере, производящей менее эффектное впечатление, нежели Ника, нужно относиться не как к предмету искусства, только поражающему чувство, но и как «к явлению революционному в истории скульптуры, утвердившему обнаженное тело, как объект высокого искусства и эстетически не ущербного». Бог мой! Ника – работа IV века, а Венера – II века до нашей эры!!! До нашей эры! Уму непостижимо! (Особенно если смотришь на памятник Павлику Морозову.)