Евгений Весник - Дарю, что помню

• Название: Дарю, что помню
• Автор: Евгений Весник
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0154-2

В своих воспоминаниях народный артист СССР Евгений Весник рассказывает о своем детстве, фронтовых годах, работе в театре и кино, о гастролях, друзьях и коллегах.

---

Ну что делать? Ругать ее, смеяться или осуждать?

Не знаю… Если бы меня попросили сделать так, чтобы никто на свете не смог больше увидеть подобную унизительную картинку, я бы резко увеличил производство разных ковров и продавал бы их по доступной цене. Если бы «мы» сами не смогли этого сделать – отдал бы производство в руки иностранцев.

Утопия! Непрофессиональные рассуждения! Ну почему же? Ведь когда необходимо было что-то решить, страна наша делала именно так, как я предлагаю, – обращалась к «варягам». А эпоха Петра и Екатерины Великой? А индустриализация страны в сталинские времена? А Отечественная война? Я ведь участник ее, этой какофонии патриотизма и идиотизма. Артиллерия, начиная с 76-миллиметрового калибра, была почти вся на американской тяге: автотягачи «Додж», «Студебеккер», трактор «Каттер Пиллер»; обмундирование из английской шерсти, американская тушенка…

Стамбульский рыбный базар! Это фейерверк искрящейся под солнцем чешуи! Вот где материализация строчки «шаланды, полные кефали» и еще такого количества разных рыб, что описывать это бесполезно!

В детстве я видел знаменитый одесский базар Привоз. Мне казалось, что ничего экзотичнее, красочнее и разнообразнее, чем его рыбные ряды, быть на всем белом свете не может! И вот Стамбул «порушил» мои детские фантазии. Самое впечатляющее: во всех больших лодках рыба обложена льдом и постоянно поливается водой. Ни мух, ни запаха! (В Одессе за три квартала до рынка ты уже чуешь рыбные ряды!) Лодки привязаны к кнехтам на высоком берегу, вдоль которого – асфальтированная дорожка, ведущая к длинному ряду рыбных ресторанчиков. На берегу, над лодками, – покупатели… Торгуются громко, перекрикивая друг друга. Рыбаки продают улов поштучно или на вес, в целлофановых пакетиках и, ловко закрутив их в узел, бросают наверх в руки покупателя, а те бросают в лодку деньги.

Стараюсь увидеть как можно больше, ведь завтра съемки, а послезавтра в 9.00 мы уже отчаливаем.

1 апреля. Ждал или розыгрыша или подвоха какого-нибудь. Не дождался… только бармен нашего дредноута обрадовал вопросиком. Думал – первоапрельский розыгрыш, а оказалась «тяга к культуре».

– Наш телеграфист рассказывал (то ли на палубе болтали, то ли по морзянке поймал), что Геннадий Хазанов какое-то отношение к Долорес Ибаррури имеет. Вроде бы он ей сын, а отец… какой-то Аркадий Хайт. Очень, говорят, творчески богатый человек и любит вроде бы сына очень, богатством своим делится с ним. Одним словом, отец хороший, толковый. Ничего не слыхали про эти разговоры?

– Нет, ничего такого в последнее время не слышал. Но обоих хорошо знаю и очень люблю. Если эти слухи имеют под собой какую-нибудь почву… если учесть возраст того и другого, думаю, что сыном Долорес скорее всего должен быть Хайт, а Хазанов – конечно же, ее внук…

– Конечно, конечно! Согласен. Все объясню телеграфисту, а то он извелся совсем. Бедняга, молодой еще, но очень любознательный! Многое знает, к культуре очень тянется, ну, а тут, видите, застопорилось дело. Все ему расскажу, вот обрадуется! Спасибо вам. Не выпьете немного? Угощаю.

– Нет, нет. Спасибо. Пока еще не заслужил. Вот если еще что-нибудь застопорится, а я распутаю, ну тогда уж…

Весь день на палубе. Лишь после обеда довелось побывать в центре Стамбула, сняться на фоне знаменитой голубой мечети, очень красивой, очень большой и самой главной в стране. Снимали в торговых рядах: сотни магазинчиков, магазинов, магазинищ. Крик, ор, не очень чисто.

Съемка очередной сцены: я останавливаюсь посредине тротуара, рядом с собой ставлю сумку, достаю носовой платок, вытираю вспотевший лоб, нагибаюсь за сумкой… Сумки нет! Вот и вся сценка. Сумку должен «украсть» наш артист. Репетировать не стали, лишь на тротуаре пометили мелом место моей остановки и договорились, что только по команде Эфраима Севелы артист-похититель начнет приближаться ко мне и, оглядевшись по сторонам, цапнет мою сумку…

Звучат команды: «Все по местам! Приготовились к съемке!

Мотор!» Начали! Потихонечку иду, останавливаюсь, ставлю сумку на тротуар, вытираю пот, «жулик» делает свое дело – цап сумку! – и… Вдруг вопль, бросок местного дядечки в сторону «вора». Сумку у нашего артиста вырвали, ему заломили руки, ор превратился в дикий хор. Лишь невероятными усилиями двух переводчиц – нашей и турчанки – удалось «подавить восстание» защитников правопорядка.

Все было чрезвычайно забавно, если бы не чувствительные тумаки, которыми был награжден наш артист…

Многие любопытные из числа наших пассажиров поехали с нами на съемку. Да и на город взглянуть. В паузе между съемками подошла ко мне ну очень серьезная дама лет пятидесяти:

– Можно задать вам вопрос? Я из Анадыря. Смотрела вас в гоголевском «Ревизоре» по телевидению. Я в восторге… Я очень далека от театрального мира. Скажите, как это вы запоминаете такое – с ума сойти можно! – количество текста Городничего? Долго, наверное, зубрили?

– Во многом помогает память, рефлекс. Когда точно знаешь свои поступки, чего хочешь добиться – как бы механически фиксируется необходимый для достижения цели текст твоего героя. Понимаете?

– Понимаю, понимаю! Рефлекс – механический! И он фиксирует! Понятно! А потом подсказывает!.. А он тяжелый, ну, этот аппарат? Тяжелый?

2 апреля 9.00 утра. Загудела-забасила наша «Астра», отошла от причала Стамбула и направилась в греческий порт Пирей.

Вихрем закружились воспоминания, воспоминания…

Гастроли Малого театра в Афинах и Салониках в 1978 году. Бесшумные, огромные «фиаты» мчат нас из Афин в Салоники. Традиционная остановка около развалин старинного греческого театра. Нам повезло – на сцене под открытым небом играется древнегреческая пьеса. Не зная греческого языка, традиций старинного театра, особенностей актерского мастерства, вы мало чего поймете, а уж рассказать смысл происходящего, конечно, не сможете, не говоря уже о жанре представления. Первое впечатление – пародия, капустник…

Через всю сцену – из глубины на первый план, где стоят остальные артисты, – важно идет артист в древних одеждах и гриме, с чуть приподнятой и протянутой вперед правой рукой и опущенной и оттянутой чуть назад от туловища – левой. Громко, нараспев говорит долгий текст. Дойдя до авансцены, поворачивается, меняет положение рук – теперь левая смотрит вверх, правая – назад вниз. И, не прекращая говорить, скрывается в глубине за кулисы…

– Что он сказал? – шепотом спрашиваю у переводчицы.

– Он сказал – «Пора ехать!».

– И все? – Я чуть было громко не засмеялся.

– Все.

– А почему же так долго? Многословно?

– Он к каждому обращался по имени, называя, кроме того, еще их должности и звания.

– Это комедия?

– Трагедия.

Весь плац для автобусов «обшит» ларьками, малюсенькими барами на два-три столика, ресторанчиками на пять-шесть. Подходим к «заведению», торгующему вином. Показываю хозяину один палец и на бутылку. Дает. Плачу. Открывает. Показываю шесть пальцев и на фужеры. Дает. Наливаю. Нас пятеро. Шестой фужер протягиваю хозяину. На его лице – некоторая растерянность. Чокаемся… Говорю: «Ваше здоровье, дядько!» «Дядько» заулыбался и выпил. Отходим к автобусу. За спиной слышим: «Дядько!» Оборачиваемся. Продавец манит к себе. Возвращаемся. Грек открывает новую бутылку, ставит на поднос шесть чистых фужеров, наполняет их и говорит: «Дядько!» Чокаемся. Жестами и поклонами показывает, что теперь он нам всем желает здоровья. Благодарим. Предлагаю деньги. Качает головой, дескать: «нет, что вы, я на этот раз угощаю». Благодарим, кто на русском, кто на немецком, кто на английском. Выпиваем. Я показываю пальцем на бутылку. Еще! Плачу! Выпиваем. Грек разрумянился. Благодарит поклонами. На лице – восторг! Автобус сигналит, созывая всех наших. Многие уже в салоне. Прощаемся, обнимаемся, даже лобызаемся. Что поделаешь – собутыльники ведь! Дружба навеки! Подходим к нашему «фиату», вот-вот войдем. Вдруг снова слышим: «Дядько!» Надрывное, щемящее, тоскливое – «Дядько-о-о-о!». Опять зовет к себе, опять угощает. Мы – его, он – нас, мы – его, он – нас. И все повторяет:

«Дядько! Дядько!» Очень ему понравились и винная игра и это слово. «Фиат» сигналит, сигналит и наконец трогается… Финальная мизансцена: на дороге, окутанный выхлопным автодымом, стоит удаляющийся от нас наш друг, держа в одной руке поднос с наполненными бокалами, и машет нам другой. По артикуляции губ видим повторение одного и того же слова: «дядько», «дядько», «дядько»…

Переводчица-гречанка сказала, что мы – первые туристы, угостившие его, хозяина, его же вином. Первые за всю его жизнь.

Первое утро в Афинах.

7.30. Звонок…

– Алло?

– С добрым утром. Это Весник? С приездом! Это говорит дедушка твоего сына Жени…