Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко…

• Название: Так далеко, так близко…
• Автор: Барбара Брэдфорд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5‑87322‑581‑8

Себастьян Лок, блистательный и богатый, глава могущественного американского семейства, и его бывшая жена, журналистка Вивьен Трент, и после развода поддерживают дружеские и доверительные отношения. В одну из встреч Себастьян признается Вивьен, что захвачен новой страстью как никогда прежде.

Но проходит всего несколько дней, и Вивьен получает неожиданное сообщение… Именно оно и заставляет молодую женщину обратиться к прошлому, чтобы найти объяснение случившемуся. Новые обстоятельства жизни бывшего мужа заставляют Вивьен в ином свете увидеть близкого и дорогого ей человека.

---

Перейдя в соседнюю комнату, которая когда‑то была моей, я обнаружила, что и она выглядит точно также, как и прежде. Смесь синих тонов на ярко‑желтом фоне стен и черная лаковая мебель в китайском стиле — все было таким же, как при мне.

Заинтересованная, я прошла в хозяйскую спальню. И нисколько не удивилась, что здесь тоже ничто не изменилось. Вроде как в «Ребекке», пробормотала я про себя, вспомнив этот старый фильм и задаваясь вопросом — как отнеслась к моему декоративному творчеству последняя жена Себастьяна.

Если память мне не изменяет, Бетси Бетьюни не много времени проводила на ферме. Она была известной пианисткой и обычно давала концерты в столицах разных стран, Себастьян же в это время, как правило, находился где‑нибудь за тысячи миль, в странах третьего мира. Вот почему они и разошлись в конце концов. Они почти не виделись, почти не жили вместе, и Себастьян говорил мне в то время, что продолжать такую «семейную жизнь» не имеет смысла.

На старинном французском комоде, стоящем между двух окон, я заметила свою фотографию в серебряной рамке. Подойдя к комоду, я взяла ее в руки и стала рассматривать.

Это был увеличенный снимок, который он сделал во время нашего медового месяца в Африке. Я была в свое обмундировании в стиле «сафари» и широкополой войлочной шляпе. На фото я улыбалась. Внизу стояла надпись, сделанная рукой Себастьяна: «Моя любимая Виви у подножия Килиманджаро».

Я рассматривала ее еще с минуту, потом поставила на место, удивленная и растроганная, что он хранил ее все эти годы.

— Можешь взять. Если хочешь, — сказал Джек, и я вздрогнула от неожиданности.

Я быстро обернулась.

— Боже мой, нельзя же так подкрадываться! Как ты напугал меня!

Джек прошел через всю комнату и стал рядом со мной. Взяв в руки фотографию, он с минуту изучал ее, потом протянул мне.

— Возьми. Это твое.

— Спасибо. Очень мило с твоей стороны. Но ты уверен, что я могу это сделать?

Он кивнул.

— Это я сохранил ее. У меня есть твои фото получше. А Люциана не станет держать ее здесь. — Рот его искривился, и он попытался подавить смешок. Но ему это не удалось, и он засмеялся. Я засмеялась вместе с ним.

— Она только что налетела на меня, как фурия.

— Я заметил ее разгневанное лицо. В чем дело?

— Она обвиняла меня в том, что я разыгрываю из себя убитую горем вдову.

Джек покачал головой, вид у него был смущенный.

— Она просто удержу не знает. Не обращай внимания.

— Я и не обращаю. Но она действительно разозлила меня. Просто руки чесались стукнуть ее. Вот я и поднялась сюда, чтобы успокоиться.

— Так я и понял. И пришел за тобой. — Внимательно, как в былые времена, он посмотрел на меня, потом, откашлявшись, добавил: — Ну и как ты, малышка?

— Все хорошо, честное слово. Ты же знаешь, что Люциане со мной не справиться. Но и я уязвима, и когда она попыталась устроить мне сцену, я пришла в ярость. Никогда со мной такого не было. Она сегодня совсем шальная.

— Ты права. — Джек выдвинул ящик комода. — Я пошел за тобой еще и по другой причине. Хочу подарить тебе что‑нибудь из его барахла.

Я удивилась, но ничего не сказала. Поставив фотографию на место, я заглянула вместе с Джеком в ящик.

— Это все мое. Он оставил это мне. — Джек достал маленький черный бархатный футляр фи показал мне пару рубиновых запонок. — Хочешь?

— Нет, но все равно спасибо. Говоря по правде, мне бы хотелось одну вещь…

— Все, что хочешь, Вив.

— Его сапфировые вечерние застежки‑пуговки… если они тебе не нужны… — Я взглянула на него. — Но учти, я не обижусь, если тебе не захочется с ними расставаться.

— На что они мне? — Джек начал открывать одну за другой бархатные коробочки, и найдя, наконец, крошечные застежки, протянул их мне. — Они твои. Есть еще пара запонок. Где‑то здесь. К этим застежкам. А, вот они.

— Очень красивые. Спасибо, Джек. Ты так добр.

— Говорю же, бери все, что хочешь. Это касается и всей фермы вообще. Теперь она моя. Хочешь этот стол? Какую‑нибудь мебель? Чем вы пользовались, когда жили здесь?

— Нет‑нет, еще раз спасибо. Очень мило с твоей стороны, но хватит и того, что ты уже отдал, эти вещи для меня так много значат.

— Передумаешь, скажешь.

Мы вышли из спальни через главную дверь, ведущую на верхнюю площадку. Когда мы шли к лестнице, я остановилась и тронула Джека за руку.

— Ты ведь еще ничего не узнал от полиции, да? Я имею в виду вскрытие.

— Я бы сразу сказал тебе, Вив.

— Я не понимаю, Джек. Почему это занимает столько времени — написать заключение?

— Главный медицинский эксперт хочет все тщательно проверить. Чтобы не было ошибки. Вот почему все так долго. ничего необычного — ведь еще и недели не прошло.

— Конечно, Джек, и недели не прошло.

В среду утром в церкви св. Иоанна Богослова в Манхэттене состоялась поминальная служба по Себастьяну. Присутствовал весь цвет общества — государственные деятели, сенаторы, представители правительств иностранных держав и все те, кто лично знал и любил его или восхищался им издали.

Люциана хорошо справилась со своей задачей. Церковь была полна цветов, речи были трогательны и взволновали всех до глубины души. Все очень трогательно говорили о Себастьяне, который сделал так много полезного для людей. Я сидела рядом с Джеком, Люцианой и ее мужем Джеральдом, прилетевшим‑таки из Лондона.

Как только служба закончилась, я отправилась в аэропорт Кеннеди и улетела ночным рейсом во Францию.

9

Когда бы я ни приехала в Прованс, меня всегда охватывает чувство ожидания и волнения, и сегодняшний день не был исключением. Я с трудом сдерживалась, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзажи за окном.

Мы ехали из Марселя через Буш‑дю‑Рон, направляясь в Воклюз, в Лормарэн, на старую мельницу. Я не могла дождаться, когда же попаду туда.

Утром я прилетела в Париж из Нью‑Йорка, пересела на рейс до Марселя, где в аэропорту меня ждал водитель из автомобильной компании, услугами которой я всегда пользуюсь.

Его звали Мишель, и я знала его уже несколько лет. Это был симпатичный, доброжелательный и услужливый провансалец, всегда знающий о том, что происходит в округе. Можно было полностью положиться на его знания о городах, деревнях, замках и церквях Прованса, об антикварных магазинах, лавках и ресторанах; при этом он сообщал свои сведения только когда его спрашивали. Это была одна из причин, почему я всегда предпочитала ездить с ним; он никогда не был фамильярен или болтлив, и поэтому совсем не мешал мне. В дороге я люблю расслабиться, молчать и думать. Я не выношу, когда разговор льется непрерывным потоком.

Я смотрела в окно, отмечая, как необычно выглядит пейзаж в этот солнечный и теплый октябрьский вечер. В неповторимом воздухе и пейзажах Прованса действительно будто присутствует какая‑то особая подсветка, своего рода особая яркость, которая не меркнет круглый год и не одно столетие влечет к себе художников.

Многие из них приезжали сюда работать, привлеченные этим светом и трепещущими красками земли… Терракота, переходящая в сиену жженную, смесь коричневых, рыжих, сочащихся золотом, абрикосовым и персиковым цветом; ярко‑оранжевые, резкие желтые, все оттенки зеленого. Под самым чистым в мире синим небом эти цвета казались поразительно живыми.

Эти блистающие краски густо наслаивал на свои холсты Ван Гог, добиваясь богатой фактуры. Работая в такой манере, он создал, впервые в прошлом веке, свои удивительные полотна и ими обессмертил Прованс и себя самого.

Одно время Себастьян увлеченно собирал импрессионистов. Он любил Ван Гога, у него было несколько его работ; теперь, должно быть, они принадлежат Джеку или Люциане. Интересно, кому он завещал их; скорее всего, их унаследует Джек.

Вскоре мы проехали Экс‑ан‑Прованс, который я хорошо знала, несколько лет отдыхая в шато д'Коз. Конечно, Джек приедет сюда на следующей неделе; я вдруг поймала себя на мысли, что совсем не хочу его видеть. Достаточно мы пообщались за последнее время.

В этот вечер дороги были практически пусты, и ехать было хорошо. Мы проехали Буш‑дю‑Рон и въехали в Воклюз. Это департамент Прованса я люблю больше всего; здесь я жила, приезжая и уезжая, почти четырнадцать лет с обоими своими мужьями.

Среди прочего мне особенно нравится разнообразие этой местности. Фруктовые сады, виноградники, оливковые рощи сменяются ровными полями, холмами и отрогами Люберонских гор. Там, где я живу, в Лормарэне, местность удивительно живописна на протяжении всего года. В основном, из‑за огромного разнообразия деревьев, которые здесь разрастаются очень пышно, ведь в этих краях теплый сезон — самый долгий во Франции.

Конечно, меня привлекают и другие вещи. Очаровательный живописный городок, как бы столица Люберона. Он также считается главным городом Воклюза. Множество художников, музыкантов и писателей жили в этом городке и в его окрестностях: когда‑то здесь был дом великого французского писателя Альбера Камю, который похоронен неподалеку.